Мы, кто катит этот мир
Жар, изводивший ее, затухал. Постепенно дыхание восстановилось, рассеялась пелена застилавшая взор, сердце угомонилось и вернулось к нормальному ритму. Она посмотрела на хихикающих девчонок, что облюбовали ближайшую скамейку, те улыбнулись ей, она подмигнула им, незаметно окунаясь в атмосферу всеобщего веселья.
Тут-таки пробудилось любопытство. Со страшной силой захотелось узнать, где он и что делает. Она выглянула из укрытия. Почти сразу увидела его, хозяйку. Они танцевали зажигательный танец любви и страсти. Получалось довольно-таки неплохо, но вот на очередном шаге он оступился, не иначе как запутался в собственных ногах. Чудом устоял и сразу же сдался, увел партнершу, усадил на свободную скамейку, искренне рассмеялся, присел рядом. Да, что бы он о себе ни думал, танго это не его…
– Вы танцуете? – она вздрогнула. Рядом с ней стоял высокий стройный парень, облаченный в офицерский мундир насыщенно-фиолетового цвета, украшенный тремя начищенными до блеска медалями. – Позвольте ангажировать вас на тур вальса…
Она не успела ни подумать, ни ответить, как сильная рука сжала ее ладонь, вторая коснулась талии. Оставалось лишь подчиниться настойчивому кавалеру. Под звуки божественной мелодии тот вывел ее на средину зала, увлек, закружил. Секунда, мгновение, несколько па и все отошло на задний план. Это был танец, а танец – ее стихия. Она снова жила движением, совсем, как и тогда на проплывающей над землей сцене. Все исчезло, все смешалось, во всем мире остались лишь двое, она и ее кавалер.
Мир перестал существовать, как и десятки глаз, что были прикованы к удивительной паре. Она не заметила, как повинуясь жесту хозяйки, оркестр перестал играть, как танцоры разошлись, как они остались единственными, кто кружил в абсолютной тишине. Они парили над паркетом, не касаясь ногами пола, они танцевали, но вот кавалер не выдержал темпа. Поскользнулся и упал, растянувшись среди зала. Она же будто очнулась. Огляделась. Увидела зрителей, почувствовала взгляды, множество взглядов, среди них и его взгляд, тот самый, обжигающий. Бросилась на лестницу, взлетела на второй этаж и умчалась в комнатку, что в дальнем конце коридора. Упала на кровать, тяжело дыша, все еще слыша несмолкающие аплодисменты доносившиеся снизу…
– Ты что это себе позволяешь? – хозяйка нависала над ней и шипела, переполняемая злостью. Достаточно немного прикрыть глаза и можно запросто увидеть змею, что покачивается, готовая броситься в любой момент. Кобру, правда, облаченную в бархат и золото. – Забыла кто ты и кто я? Так я тебе быстро напомню!
На крик примчался управляющий. Пробежка полностью вымотала толстяка. Он задыхался. Понимая, что сердце может не выдержать нагрузки, он затравленно огляделся, нащупал спинку кресла, схватился за нее мертвой хваткой, попытался что-то сказать, но не смог. В результате просто склонил голову, приготовился слушать.
– Сам явился? Отлично! Значит так, сегодня же, в это самое мгновение забираешь эту зазнавшуюся девчонку и определяешь ее на самый трудный участок. Повторяю, самый трудный! Все! Больше никаких работ в доме, только плантации. На жару, туда, где сложнее всего, – хозяйка отвернулась, посыпая ковры яркими искрами злобы, того и гляди пожар начнется. Подбежала к двери, вернулась обратно. Протянула руку, сняла, скорее, сорвала, маску с лица служанки. Повернулась к толстяку. – Только не пытайся меня обмануть, чтоб никаких поблажек, пусть на своей шкуре прочувствует, что случается с теми, у кого хватает наглости мне перечить. Я все сказала, убрать ее с моих глаз!
Глава 6
Она с трудом распрямилась. Ощущение, будто на каждом плече по тяжеленному мешку, а ведь это только начало! Взглянула на восток, туда, где раскаленный диск безжалостного тропического солнца приподнялся над лишенной деревьев равниной. Висел он низко над горизонтом, чуть заметно покачиваясь в восходящих потоках, но уже обжигал, заливал жаром и без того практически полностью выгоревшие окрестности.
Вокруг, куда ни глянь, сгорбленные фигуры. Рабочие. На их блестящей от пота коже играли блики утреннего светила, отражались, преломлялись, создавая яркую, цветную, но ничуть не радостную атмосферу.
Пышущее жаром солнце на небосводе, раскаленный воздух над раскаленной землей. Ад, воплощение ада на земле. Грешники безгрешные гнущие спины вымаливают прощение за преступления, которых не совершали, работают, не решаясь разогнуться, а вокруг одно сплошное спокойствие, ни дуновения ветерка, ни шелеста листвы, ни покачивания длинных жестких листьев тростника.
– Работать, хорошо работать, не лениться! – визгливый голос разогнал тишину утреннего поля.
На очищенную от зарослей прямоугольную площадку стремительной походкой вышел высокий и неимоверно худой субъект с пустыми бесцветными глазами. Несмотря на жару, на нем был плотный черный костюм, застегнутый на все пуговицы. Особого колорита добавляла оригинальная конструкция, прикрывающая голову, украшенную жидкими волосами. Опираясь на металлический «ошейник» тонкими спицами, над ней покачивался небольшой зонтик. Пожалуй, полезная вещь в жару, вот только черный он, как и все одеяние странного человека.
Худой медленно обернулся, огляделся, заметил неподвижно стоящего у огромной корзины старика, затопал ногами, пригрозил тому кулаком. Пожалуй, его вид и поведение вызвало бы искреннюю улыбку на лицах присутствующих, вот только массивная рукоятка кнута в руке да два пистолета за поясом не давали шанса веселью.
Старик вздрогнул, схватился за ручки и волоком потащил тяжелую ношу к ближайшей куче сваленных просто на землю стеблей тростника. Остановился, вытер ладонью пот, напрягся, пытаясь выгрузить содержимое неподъемной корзины. Человеку с черным зонтом над головой показалось, что тот не слишком резво бросился выполнять его распоряжение. Замахнулся. Полоска узловатой кожи описала правильную дугу в воздухе. Раздался звук, напоминающий выстрел. Мгновение и орудие пыток настигло свою жертву. Несчастный упал на бок, схватился рукой за сердце и принялся часто дышать.
– Работать, я сказал! – худой снова замахнулся.
– Не надо! – раздался пронзительный крик.
Не могла она оставаться безучастным зрителем. Бросилась к лежащему на земле пожилому рабочему, упала на него, прикрыла собой, с вызовом и ненавистью взглянула в пустые глаза надсмотрщика. Тот ответил таким же испепеляющим взглядом, покраснел, будто раскалился, крепко сжал ручку кнута, но ударить не решился. Пробормотал несколько слов себе под нос, отошел в сторону. Демонстративно извлек из кармана массивные часы, открыл крышку. Посмотрел на циферблат, на нее, на старика. Злобно процедил:
– Через десять минут вы оба должны приступить к работе. Иначе проблемы будут у обоих, я не посмотрю, что…
Худой отвернулся, с ненавистью посмотрел на темнокожую женщину, которая стояла в нескольких шагах от него. Стиснул зубы, изо всех сил стараясь сдержаться. Встретившись с ним глазами, та низко наклонилась и быстрыми движениями принялась собирать срубленные листья. Пусть ее положение не способствовало веселью, стоило приглядеться, можно было заметить искорки смешливости в глубине бесконечно печальных глаз. Радовалась тому, что кто-то не побоялся дать отпор худому надсмотрщику? Возможно, хотя причина может быть не только в этом…
Подвластное лишь бегу времени солнце продолжало свой ежедневный променад по чистому, будто выстиранному небу. Поднималось оно выше и выше, стремилось к зениту и скоро достигло его. До чего же противно наблюдать за тем, как планомерно и неумолимо исчезают тени. Как укорачиваются они, превращаются в размытое пятнышко, что под твоими ногами. Еще и жара, духота, что усугублялась огненными лучами безжалостного светила. Дышать невозможно, скрыться негде, сбежать некуда.
Один за другим падали обессиленные работники, их отливали водой, пощечинами приводили в чувства, ставили на ноги, заставляли работать. Надсмотрщики, которые и сами не выдерживали зноя, были не в состоянии за всем уследить. Жара не щадила и их, старались они подольше оставаться под навесом, кое-как спасавшим от огненных лучей, изредка выскакивали на жару, да и то только для того, чтобы раз другой взмахнуть кнутом, выругаться и забежать обратно.
Всех измучил зной, все выдохлись, один только худой одетый во все черное не чувствовал ни малейшего дискомфорта. Не прятался в тени, не скрывался от солнца, появлялся то тут, то там. Кричал, ругался, избивал беззащитных рабочих, чувствуя подлинное удовольствие, наблюдая за тем, как кончик хлыста распарывает человеческую кожу, снова кричал, исчезал, как мираж в пустыне, оставляя после себя вполне реальные увечья. Всюду поспевал черный человек, заглядывал даже в самые отдаленные уголки огромной, кажущейся и вовсе бескрайней плантации, только тот участок, где работала она, обходил стороной. Боялся? Вряд ли. Скорее, прислушивался к голосу разума.
Очередной рабочий день приблизился к финалу. Наступил долгожданный вечер. Солнце скатилось к закату, замерло, едва коснувшись края земной поверхности, застыло, позволяя в последний раз полюбоваться собой. Долго висело оно, расплывшись вдоль линии горизонта, казалось, весь путь по огромному небосводу оно осилило куда быстрее, казалось, минувший день был короче, чем этот затянувшийся миг прощанья.
Конец рабочего дня в поле ничуть не похож на конец работы где-нибудь в офисе. Там все просто, посматриваешь на часы, сидишь себе, ждешь, когда стрелки смилостивятся и замрут в позиции «Время!». Все! Хватаешь вещи и бежишь, бежишь, бежишь. Домой, к семье, к друзьям, на волю, на свободу. Неважно куда, важно, что очередной день прошел, что можно вдохнуть свободно, забыть пусть лишь на несколько часов о том, что существует такая отвратительная вещь как работа, что жизнь не только одно сплошное веселье. Но так лишь в офисе…
Случилось. Провалилось в бездну что под горизонтом раскаленное светило. Разукрасило напоследок небосвод яркими красками и медленно погасло. На землю спустился полумрак, густел он с каждой минутой, грозясь превратиться в непроглядную ночную тьму. Казалось, вот оно счастье, но нет, пока хоть немного светло работа должна продолжаться и даже когда вечер плавно перетечет в ночь тоже, не зря ведь Прометей подарил человечеству такую полезную вещь как огонь. Огонь, чья суть есть свет…
Ставшее за день неимоверно тяжелым мачете вывалилось из ее нежных рук. Ладони горели огнем. Наверняка на них огромные мозоли, скорее всего, кровавые. Это даже хорошо, что темно, не видно, иначе было бы еще больнее.
– Все. Закончили работу! – визгливый голос худого надсмотрщика знаменовал конец каторги, правда, только до следующего утра.
Легкий вечерний ветерок принес серию пугающих звуков. Выстрелы. Тут-таки послышался крик. Залаяли собаки. Человек в черном одеянии встрепенулся, в пустых его глазницах разгорелось дьявольское пламя. Вспыхнуло оно, ослепив свидетелей немой сцены, медленно померкло. Он взмахнул рукой с зажатым в ней факелом, скользнул невидящим взглядом по собравшимся рабочим. Потухшие глаза застыли, нацелившись в пустоту.
– Быстро всех в бараки! Двое за мной! – закричал худой, недосчитавшись одного из рабочих.
Совсем рядом с ней из темноты надвигающейся ночи материализовался конь. Увидев ее, стал на дыбы и громко заржал. Она шарахнулась в сторону, упала на землю. К коню подбежал худой надсмотрщик. Он не удостоил вниманием девушку, легко запрыгнул в седло. Мгновение и конь вместе с всадником растворился во тьме.
Рабочих построили. Методично подгоняя кнутами, повели к краю поля, туда, где освещенные кострами виднелись полуразрушенные деревянные строения.
Она оказалась в хвосте колонны. Шла, еле передвигая ноги, думая лишь о том, что единственное чего ей по-настоящему хочется это упасть на постель и уснуть…
Пухлая рука схватила ее за предплечье. В лицо пахнуло запахом нечищеных зубов, разбавленным дешевым алкоголем. Управляющий, его ни с кем не спутаешь.
Послышался тихий вкрадчивый шепот:
– Нет, дорогая моя, зачем же вы так, вам не туда, нет! Неужели вам минувшей ночи недостаточно было? – в голосе слышались нотки, которых она раньше не замечала. Липким он стал. – Да, я все понимаю, у хозяйки плохое настроение, вот она на вас и отыгралась, но завтра все изменится, зачем нам лишние неприятности! В бараках смрад, никаких удобств, там жить совершенно невозможно. Поедете со мной, переночуете во флигеле. Никто не узнает, да и мне спокойнее будет.
– Спасибо, – омерзительный голос заставил ее поежиться, – но я предпочитаю быть как все.
– И не надейтесь, дорогая моя, и не надейтесь! – пальцы, ставшие такими же липкими, как и шепот крепко схватили ее за локоть. Она снова вывернулась, попыталась пройти вперед, затеряться в толпе, но толстяк не унимался. – Я ведь не за вас волнуюсь, я за себя переживаю. Представьте только, завтра хозяйка передумает, все вернется на круги своя, вызовет меня, спросит, как ее любимая служанка провела ночь! Что я ей отвечу? Ютилась в духоте с чернью?! Так она же меня со свету сживет, нет уж, увольте…
Она смирилась, все-таки изнурительный выдался день. Позволила увести себя в сторону, усадить в открытую коляску на высоких колесах.
Двухместная повозка остановилась на пустыре что за стеной окружавшей имение. В хозяйском доме по-прежнему праздновали. Практически в каждом окне ярко горел свет, по окрестностям разливались звуки музыки, заглушая все, звенел чей-то счастливый смех. На мгновение ей захотелось оказаться там, в толпе гостей, увидеть его, пусть хоть почувствовать его присутствие, но это, увы, невозможно…
Подошли к частично скрытой дикорастущим кустарником калитке. Управляющий, заметно даже в темноте, дрожал всем телом. Это понятно – несмотря на волевое лицо и мощную фигуру, толстяк никогда не отличатся смелостью. Удивительно, как он вообще решился на подобную авантюру? Что повлияло на него, что подвигло?
Противно заскрипел замок, взвизгнули ржавые петли. Вот и двор. Они подошли к двери двухэтажного домика, наружная стена которого служила продолжением ограды. Толстяк с облегчением выдохнул, пробормотал несколько слов, фальшиво засмеялся. Зазвенела связка ключей. Что-то хрустнуло, управляющий застыл и затравлено огляделся. Его накрывала новая волна парализующего страха…
– Проходите! Подниметесь на второй этаж там прямо по коридору и последняя дверь налево. Это единственная более или менее жилая комната. Ее окна выходят на пустырь, так что можете зажечь свет, – заикаясь, бормотал тот. Похоже, он постепенно успокаивался. – Флигелем давно не пользуются, но условия здесь намного… да вы сами все знаете. Располагайтесь, а я с докладом к хозяйке…
– Спасибо! – прошептала она и ступила на нижнюю ступеньку.
Второй этаж. Коридор. Та самая дверь. Небольшая комната, неяркое освещение делало ее на удивление симпатичной. Серебряный свет любопытной луны отражался от позолоты на завитках лепнины, он же играл бликами на массивной люстре. В блеске резвящихся отражений оживала неодушевленная железка, раскачивалась, будто живая, привнося в романтичную атмосферу ночного безмолвия тихую мелодию лунного света.
Она бегло осмотрела помещение. Повернулась к двери, отметила отсутствие запоров. Ни замка, ни задвижки, ни щеколды. Нет, так не годится…
День прошедший вымотал ее. Она буквально валилась с ног. Тем не менее, не успокоилась, пока тяжеленный комод углом не уперся в резное полотно, намертво заблокировав вход. Так лучше! Подошла к окну, убедилась в том, что на второй этаж забраться можно, но только с помощью лестницы, которой поблизости не видно, рухнула на огромную кровать, потянулась, широко раскинула руки.
Стоило только коснуться головой подушки, сон принялся кружить рядом. Глаза закрылись, вот-вот блаженное забытье, но нет.
Глухой звук удара прогнал подкрадывающееся сновидение. Протяжный скрип. Тихий стук. Кашель, фальшиво-смущенный…
– А это я! – послышалось из-за двери.
Управляющий. Стараясь говорить громко, но не настолько, чтобы его услышали за пределами флигеля, он буквально вжался в узенькую щелочку между дверью и рамой. Похоже, ненамного подвинуть баррикаду ему все-таки удалось.
– Я уже сплю. Вы что-то хотели? – она мрачно улыбнулась в серебристую темноту мистичной лунной ночи.
Дверь и удерживающий ее комод мерно задрожали. Послышался тихий скрип. Толстяк надавил всей своей массой, осознавая, что ни массы, ни сил не хватает. Заглушая все, послышался тяжелый вздох.
– Да, дорогая вы моя, хотел, – он снова вздохнул. – Давайте будем взрослыми людьми, вы ведь все прекрасно понимаете! Да я ради вас, можно сказать, жизнью рискую! Представьте, что случится, если наш небольшой секрет станет известен хозяйке? Она же меня в порошок сотрет!
– Не понимаю я вас, – она игриво хихикнула, – о каких таких секретах вы рассказываете, еще и на ночь глядя?
– Все вы понимаете. Мне ведь было велено поместить вас со всеми, а я ослушался, – голос толстяка срывался, в нем звучали плаксивые нотки, казалось, еще немного и он попросту разрыдается. – Я надеялся, что вы оцените мое благородство, пойдете навстречу моим желаниям.
– Так вот вы о чем! А я-то думала! – стараясь заглушить пробивающееся отвращение, она добавила в голос томных ноток, слегка наиграно, но ничего, сойдет… – То есть вы предложили мне мягкую постель, в обмен на мягкость моего к вам отношения. Мелко же вы меня цените!
– Что вы такое говорите! – почти натурально обиделся управляющий. – Речь ведь вовсе не о том…
– Тогда о чем?
– Нет, ну я в принципе об этом, но не в том смысле… – промямлил он и тихонько постучал в дверь. – Пустите, а!
– Кто там? – хихикая, прошептала она.
– Я это, я… – он в очередной раз тяжело вздохнул. – Скажите, но я могу рассчитывать на вашу благосклонность, пусть не сейчас, но в будущем. В не очень отдаленном будущем? Поверьте, я для вас все сделаю, я много чего могу, если вдуматься, да я, да если только захочу…
Усталость вкупе с переживаниями неимоверно тяжелого дня разом навалились на нее. Неожиданно остро захотелось прекратить бессмысленные переговоры. Захотелось высказать все, что накопилось на душе, но она сдержалась. Решила, что не лишним будет поддержать заблуждения наивного толстяка. Почему нет? Ведь это ничего не стоит, а польза может быть немалая.
– Все возможно, а что возможно, то может и случиться, – зевая, прошептала она.
– Тогда позвольте в качестве аванса… – вне всякого сомнения, толстяк воспрянул духом.
– А вот аванса быть не может, – решительно возразила она. – После, все после. Пока же поразмыслите, сможете ли вы предложить девушке что-то большее, чем мягкий диван и крыша над головой.
Несколько минут толстяк стоял под дверью, переминаясь с ноги на ногу. Молчал, только дышал. Глубоко, тяжело, еще и вздыхая, печально так, если не сказать обреченно. После очередного, пожалуй, самого удачного вздоха его шаги зазвучали отчетливее, начали удаляться, перешли на скрипучую лестницу, а скоро окончательно смолкли. Обрадованная нахлынувшей тишиной, она погрузилась в пучину забытья. Правда, совсем ненадолго…
Спокойствие волшебной в своем безмолвии ночи разорвал выстрел. Его дополнили пронзительные крики. Внизу, просто под ее окном, замелькали огоньки, там бегали люди, державшие в руках фонари и коптящие факелы. Сразу стало не по себе. Страх принялся теснить остатки сна, секунда и от блаженной дремы не осталось даже воспоминаний.
Она прижалась к стене. Огоньки по-прежнему суетились внизу, при этом двигались они очень даже упорядочено. Люди что держали в руках разнообразные источники огня и света, построились в колонну и спешили туда, где неразличимая во тьме и частично скрытая зарослями находилась знакомая уже калитка. Проходили они во двор и исчезали из поля зрения, интригуя, будоража воображение, дразня любопытство.
В голове зашевелились мысли, она вспомнила общую планировку усадьбы: дом, флигель, второй этаж, коридор…
– Угловая комната! Это все управляющий. Его рук дело, – она сорвала ковер со стены, мрачно улыбнулась – толстая ткань скрывала окно, через которое в комнату хлынул мощный поток искусственного света. – Похоже, давненько он мечтал меня сюда заманить. Светомаскировку организовал, подготовился.
Глаза быстро привыкли к изменившемуся освещению. Благо его яркость постепенно угасала. Бриллиантом на черном бархате ночи выглядел хозяйский дом – огромное трехэтажное строение с портиком на пяти колоннах. В левом крыле в зале с большими французскими окнами копошились люди. Блеклые тени мелькали на длинных во всю высоту стены шторах. Забавно было наблюдать театр контрастных отражений. Все бегали, суетились. Сближались силуэты, сливались в один, снова растекались…
В дверь постучали. Тихо, но настойчиво. Тут же послышался вкрадчивый шепот. Слов не разобрать, но догадаться, кто бродит по флигелю среди ночи несложно.
– Кто там? – она подошла ближе.
– Я, это, я! Управляющий, – испуганный голос толстяка дрожал, наверняка, как и он сам. – Простите, но хозяйка требует всех на площадь, на задний двор. Вас тоже. Я сказал, что отправляюсь за вами в бараки, вы уж не подведите! Забудьте все, что я вам наговорил, не будем вспоминать, не надо. Договорились? И еще одно, вам велено маску надеть. Я принес, оставлю на полу у двери, только умоляю, поторопитесь!
Не дожидаясь ответа, управляющий удалился.
– Если требуют – надо идти, – она с грустью подумала о том, что не просто не выспалась, но даже толком и не попыталась.
Стараясь не вспоминать о ладонях, которые горели огнем, уперлась в угол комода. Напряглась. С огромным трудом отодвинула в сторону тяжеленный ящик на ножках. Прижалась ухом к двери, прислушалась. Тишина. Открыла, выглянула в коридор. Там, на полу, освещенная одинокой свечей, стояла, прислоненная к стене, серая маска печального шута с нарисованной на ней темно-синей слезинкой, что вытекала из левого глаза.
Глава 7
Он вздрогнул. Удивленный огляделся. Увидел свое отражение в серебряной бездне, мастерски окаймленной массивной деревянной рамой. Рассеянно мигнул глазами. Глупость какая-то. Потерялся он во времени. Не мог вспомнить, сколько уже так стоит, зачем подошел к зеркалу, что надеялся в нем увидеть. Нет, все ясно, раз подошел, значит, так было нужно, но вот для чего?
Внимательно если не сказать дотошно осмотрел себя. Планомерно, скрупулезно, не спеша, с ног до головы. Отошел на шаг. Блуждающий взгляд изучил совершенно новый костюм (надо же, а он успел переодеться!) поднялся выше и остановился на маске. Проснулось чувство близкое к отвращению. Рука сама согнулась в локтевом суставе, пальцы схватили древнее украшение, резко потянули на себя. Странное ощущение, на мгновение показалось, что маска не хочет его отпускать, будто приросла она к коже, стала ее частью.
Резкое движение и она улетела в угол, глухо шлепнулась, ударившись в стену. Лишившись сомнительного украшения, лицо моментально сжалось, скукожилось, та часть, что ранее была скрыта от глаз, покраснела, казалось, покрылась волдырями, постарела, а то и вовсе исчезла, будто оторвалась вместе с маской. Глупая мысль, бессмысленная, тем не менее, она так укоренилась в сознании, что не угомонилась, пока не заставила его отойди от зеркала, поднять выброшенное украшение, внимательно осмотреть со всех сторон.
Погас свет, погружая комнату во тьму. Противно заскрипела антикварная кровать. Он отчетливо представил, как подкашиваются деревянные ножки, как расходятся они, как раскачивается вся эта хиленькая конструкция. Фантазия дорисовала финал – грохот ломающихся досок, столб пыли вперемешку с трухой и он посреди всех этих живописных развалин.
Картина получалась невеселой. Стараясь не допустить подобной неприятности, он замер, широко раскинул руки, даже дышать перестал.
Скрип прекратился, воображение умолкло, перестало будоражить сознание глупыми фантазиями. Теперь можно было закрыть глаза и предаться размышлениям, точнее, попытаться найти ответ на несколько вопросов, что занимали его на протяжении всего дня. Ему очень хотелось понять, не ошибся ли он, бросившись в погоню за каретой, та ли это карета, да и просто там ли он оказался, где должен был быть? Что если она осталась в городе, ждет его, надеется, а он пропадает на какой-то… фазенде!
Попытка сконцентрироваться на нескольких вполне конкретных вопросах не увенчалась успехом. Удавалось думать о чем угодно, а вот о том, о чем надо было, не получалось никак. Тогда он заставил себя вообще не думать. Пользуясь отсутствием мыслей, забурлили воспоминания. Заметно разукрашенные воображением, они наполнили его впечатлениями великолепного бала. Все там было: и дамы в платьях с бантами и рюшами, и вычурно черно-белые, просто пингвины, кавалеры, и ломящийся от угощений стол. Бал, карнавал, фуршет, все это сопровождалось грохочущей музыкой, под которую кружили не знающие усталости пары. Восторженные крики, заливистый смех, эффектные взрывы хлопушек. Все это разом нахлынуло на него. Яркие наряды, пышные прически, изысканные украшения и маски, маски, маски. Разные они, меняющиеся, привлекающие и отталкивающие. Плюс атмосфера, на удивление гнетущая…
