
В отпуск к морю

Глава 1
Двухметровые волны налетали на волнорез, с грохотом ударяясь, разлетаясь в стороны и вверх. Она стояла метрах семи от конца волнореза, который подвергался бесконечному напору грязных волн, вершины которых покрывала светло – серая пена. Сильный мокрый ветер, дующий с моря, обдавал ее мелкими брызгами. Её одежда уже стала сырой, по лицу иногда стекали образовавшиеся капли. Она вдыхала этот мокрый, терпкий, соленый воздух, отдающий гнилыми водорослями, замерзшая, но совершенно счастливая. Сильный порыв ветра снова ударил ее, она покачнулась, придерживая руками капюшон куртки, улыбнулась. Потом вздрогнула и проснулась. Продолжая лежать с закрытыми глазами, пыталась удержать сон, который уже перестал быть реальностью, растворяясь в сознании. Опять приснилось море. Мечта детских лет. Почему его называют черным? Она видела его много раз по телевизору, в журналах. Море всегда было разным, но никогда черным. В другой комнате, что-то грохнуло, раздался не громкий монолог, большая часть которого были маты. Дверь в комнату открылась, и в ее проеме появилась еще не старая лохматая и неухоженная женщина.
– Людка, а Людка, мать с утра болеет, а тебе все рано. Дай сотни три. Кончились мои деньги, а зарплата только через два дня.
Если бы мать и не сказала, что болеет, Люда и так бы поняла, причину болезни матери. Она называется перепел или бодун. В трезвом состоянии, она никогда не говорила ей Людка, повторяя известное изречение из фильма, «любовь и голуби».
– А ты бы пить бросила, тогда денег хватало бы, усаживаясь на диване ответила Люда. – Я что твои пьянки оплачивать должна?
– Ну ты шалава неблагодарная. Я всю жизнь на тебя угробила. Когда твой отец, кобелина, меня бросил, я сама тебя тянула с малолетства. А теперь вот она, такая твоя благодарность.
Мать продолжала еще, что-то говорить, местами переходя на крик, но девушка уже не слушала её. Он поднялась, достала из сумки кошелек, вытащила пятисотку, протянула матери и пошла в ванну.
Подставляя стройное тело под горячие, упругие, тонкие струи воды, бившие в разные стороны из заросшего известковыми наростами за многие годы не менявшегося распылителя воды, Люда наслаждалась еще совсем недавно недоступному для нее удовольствию. Завтра будет неделя, как в их квартире снова включили газ. С его появлением появилась уверенность, что все теперь будет по-другому, и теперь обязательно жизнь наладится. И пусть сейчас в ванной ее окружает грязная, местами отвалившиеся плитка, уложенная собственноручно еще до ее рождения, куда-то испарившимся отцом, которого она помнит только по фотографиям. И пусть вокруг порванные линолеум и обои, оббитые углы стен, перекошенные двери комнат, иногда выпадающий раствор из швов между плит потолков. Теперь это все казалось не таким ужасным. Она нашла работу, которая позволила ей снова включить в квартире газ, который отключили ей с матерью сразу после окончания отопительного сезона. Работа, зарплата которой почти в три раза превышает все зарплаты, которые она получала за свою маленькую трудовую деятельность, мыкаясь из одного места в другое. Хорошую работу, в этом захолустном районном городишке, можно было найти только по знакомству. А таких знакомств у нее не было. Все ее знакомые, это ее бывшая подруга, удачно вышедшая замуж, и через пару недель переставшая отвечать на звонки. Люда ее не осуждала. Кому нужна такая нищебродка, как она? Остальные ее знакомые, это периодически меняющиеся собутыльники матери. Поэтому она считала большой удачей, даже чудом, что ее взяли продавцом в ювелирную сеть. И вот теперь после четырех месяцев работы, совсем неожиданно, она уже заместитель директора магазина.
– Ух, как же все здорово, сказала Люда вслух. – Теперь обязательно исполнится мечта. Она обязательно поедет в отпуск к морю. И не важно будет это зима или лета. Главное, что она поедет, увидит его своими глазами, вдохнет этот неповторимый воздух, посмотрит, как солнце садится в море. Девушка выключила душ, вытерлась, и пошла на кухню ставить чайник.
Минут через десять, когда Людмила уже допивала утренний кофе под сигарету, в квартире появилась ее мать, со старой подругой, тоже уже, правда совсем недавно, подсевшей видимо окончательно на стакан.
– Вот Анька полюбуйся, сказала мать Людмилы, свой подруге, опуская на стол пакет с бутылкой водки и нехитрой закуски в виде одной селедки в целлофановом пакете, куска вареной колбасы, нескольких луковиц, бутылки подсолнечного масла, буханки хлеба. – Сидит доченька, кофия распивает, курит. Нет, чтобы о матери позаботится, картошки поджарить. Или просто даже в мундирах. Нет, не может. Хрена ей о матери думать.
Тетка Анька посмотрела на девушку, потом на свою подругу. – Привет Людок. А ты Сашка, хватит орать, голова и без тебя трещит. Давай лучше под селедку похмелимся.
– Привет теть Аня, ответила Людмила, вставая из-за стола, направляясь в свою комнату. Хорошее настроение улетучилось. Сегодня мать опять напьется. А когда начнутся отходники, сначала будет орать, потом жалобно скулить, проклиная бывшего мужа, свою жизнь, и дочь, которая совершенно не думает о ней. Мать последнее время пила практически ежедневно, пропивая все, что зарабатывала. Дома уже не осталось ничего ценного, что можно было бы продать. Люда много лет пыталась бороться с вредной привычкой матери. Раньше ей помогала подруга матери, эта самая тетя Аня. Но несколько лет назад, после того, как ее редко пьющий муж умер, она начала понемногу выпивать со своей подругой, заливая боль утраты, любимого человека. Потом больше и больше. Всего за пару лет, она потеряла, как много лет назад ее мать, хорошую работу, и обе, имея высшее образование, еще не старые женщины, теперь перебивались случайными заработками, в местах, где только такого сорта люди еще могут пригодится. Окончательно не стать бомжами им помогали дети, имеющие в равной собственности права на жилье. Хотя в этом городе свободного жилья было в избытке. Люда немного полежала на диване, встала.
– Хватит лежать, – сказала она сама себе, продолжая размышлять уже про себя. Лучше пойти погулять. Не седеть же весь день в квартире за закрытой дверью, чтобы не слышать пьяного бреда пьяниц. Люда в очередной раз посмотрела в окно. Лето закончилось. Вторая половина октября выдалась холодной. На улице хоть и светило солнце, но Люда видела, что люди шли одетые не по сезону. За окном ветер гнал мусор, упавшие листья деревьев. – Ну вот можно и сапоги обновить, решила Людмила, радуясь своей покупке. Открыла шкаф и принялась искать заветную коробку. Прогуляюсь до магазина, решила она. С девчонками поболтаю, и сапогами похвалюсь. На дне шкафа лежало несколько коробок из по обуви, но коробки с сапогами не было. Она отрыла другую дверцу шкафа, уже без надежды, понимая, что сапог уже нет. Заглянула в проем между диваном и стеной, в последней надежде став на колени заглянула под диван, хоть и понимала, что коробку туда не засунуть, села на пол и заплакала.
Одев старые полуботинки, с оббитыми носами и стесанными каблуками, которые не сильно выделялись на фоне остальной одежды, девушка не удержалась, зашла на кухню, спросила,
– Мама, ты зачем мои сапоги продала?
Мать повернула к ней свое землисто – серое, покрытое местами красными пятнами лицо, на котором Люда увидела пьяные глаза и попытки осмыслить заданный вопрос. Какое-то время она молчала, потом ее понесло,
– Анька, ну ты глянь на эту шалаву, пьяным голосом заорала мать. Я последний хрен без соли доедаю, разута, раздетая, а она…
Люда уже не слушала криков матерь, выскочила за дверь. Она решила, что в следующие выходные обязательно вызовет слесаря и поставит на дверь своей комнаты замок.
Глава 2
Люда возвращалась с прогулки. Она гуляла всегда, когда позволяло время и погода, чтобы как можно меньше находится дома. Старая часть города была по-своему красива. Вокруг города, куда не посмотри, возвышались горы. Не скалы, а горы, покрытые лиственным и хвойным лесом. Каждое время года было по-своему красиво. И только два промежутка времени показывали истинный вид разрушающегося городка, когда опала листва, а снега еще не было, и когда грязный снег еще не растаял, а листья еще не распустились. Во время таких одиноких прогулок, думалось хорошо, думалось о разном. Сегодня почему-то вспомнилось прошлое. Все свою жизнь, которую она помнила, на все ее малочисленные просьбы, с которыми она обращалась к матери, она слышала всегда один ответ, – денег нет. Примерно в седьмом классе Люда совсем перестала, что-то просить у матери. Все необходимые вещи, которые ей были нужны, тетя Аня заставляла покупать тогда еще более – менее здравомыслящую мать. Носильные вещи она приносила сама, где-то доставая поношенные, но иногда очень хорошие. Когда Люда начала учится в девятом классе, из квартиры начали исчезать вещи, а новые уже больше не появлялись. Жить стало совсем тяжело. Еды в доме иногда совсем не было. Люда пыталась зарабатывать как могла, раздавала листовки, пыталась продавать различные товары, ходя по квартирам и домам, учреждениям. Получая небольшие деньги, тратила их в основном на еду, недорогое белье и одежду, иногда баловала себя, покупая вкусняшки, которые почти всегда были кусочками торта «наполеон». Вспоминания из детства, так она их называла. Девушка подошла к подъезду, и через открытый проем форточки кухонного окна на первом этаже, услышала пьяный голос матери. Настроение сразу испортилось. Домой идти совсем расхотелось. Эти старые двухэтажные с одним подъездом, дома послевоенной постройки, давно не видевшие ремонта снаружи и изнутри. Скрипучие протертые с углублениями ступени деревянных лестничных маршей, перила с отвалившейся местами кусками многослойной краски. Запах подъезда первого этажа, который, сколько она помнила себя, не менялся никогда. И запах, смесь кошачьей и человеческой мочи, и чего-то вонючего или гниющего под деревянным настилом пола. Квартиры с маленькими проходными комнатами, и еще более маленькими кухнями. Самое удивительное, что у каждого такого дома сохранились скамейки. Пережиток Советского Союза. Даже сейчас в этот солнечный и безветренный день эти дома, выстроенные вдоль улицы, выглядели одинаково уныло. С другой стороны, летом они утопали в зелени, становились какими-то родными, и как иногда на трезвую голову говорили ее мать и тетя Аня, навивая давно ушедшее радостное вчера. Люда присела на скамейку возле подъезда, закурила. Это старая часть города, начало его создания. Она практически не изменилось за десятки лет. Так по крайней мере говорит старшее поколение. А большая часть города руины. Вон они эти руины, более современные двенадцатиэтажные дома. Их хорошо видно даже отсюда, сквозь голые ветви деревьев. Наследие развалившегося государства – исполина. После развала СССР, жизнь в этом моно – городе, как-то быстро остановилась вместе с остановкой комбината союзного значения, и начала вырождаться. Часть этих признаков вырождения, видно даже со скамейки. Высокие многоэтажные дома, с брошенными квартирами и почти везде с разбитыми стеклами окон, или вообще без оконных рам. Кое-где в этих домах еще виднелись застекленные окна, в которых сейчас отражались лучи заходящего солнца. Как там живут оставшиеся люди? А за этими домами и сам горно-обогатительный комбинат, вернее то что от него сталось. Голые частично разрушенные стены красного кирпича и бетона, административных и промышленных строений, без крыш, окон, дверей. Местами видны металлические конструкции, которые не удалось растащить и сдать на металлолом по каким – то причинам. Некогда по-своему красивый небольшой городок в горах, медленно превращается в город призрак.
– Зато дым теперь можно увидеть только от мангала, или сигареты, вставая со скамейки сказала вслух Люда, выкидывая окурок в рядом стоящую ржавую и перекошенную урну.
Входная дверь в квартиру, как это последнее время бывало часто, была не заперта. Опасаться воров особенно не приходилось. Наверное, на мусорке мебель и вещи получше можно отыскать. Поэтому Люда даже не собиралась ругаться с матерью по этому поводу, сразу решила идти к себе в комнату.
– Людка, а Людка иди сюда, услышала она не трезвый голос матери.
– Что тебе надо, стоя у двери свой комнаты и открывая замок, спросила она.
– Сюда иди, тут родственник наш объявился.
Девушка сняла куртку, предварительно вытащив сигареты и зажигалку, повесила куртку в шкаф, пошла на кухню.
Сквозь пелену табачного дыма в маленькой кухоньке за таким же маленьким столом стоявшего у окна, девушка увидела с трудом поместившихся троих человек. С одной стороны окна сидела ее мать, напротив тетя Аня, а к ней спиной почти закрывая не слишком широкий проем окна, крепкий, и очень крупный мужчина в джинсах и майке. Все руки, видимые из-под майки, были полностью покрыты татуировками. На кухне стоял запах алкоголя, табачного дыма, и слабого аромата вареной картошки.
– Во глянь Колян, твоя племяшка пришла, увидав вошедшую дочь сказала мать Люды.
Мужчина не спеша повернулся на табурете, и девушка увидела суровое, но привлекательное лицо мужчины, на вид, которому было примерно лет сорок пять.
– Привет, племяшка, – протягиваю огромную руку, где даже пальцы руки была покрыта татушками, сказал он.
Девушке ничего не оставалась, как протянуть свою. Новоявленный дядька, не стал пожимать руку, только чуть собрал пальцы в кулак, и Люда почувствовала их шершавое прикосновение.
– Вы не похожи на моего отца.
– А разве ты его помнишь? – спросил он.
– Нет, но дома есть несколько фоток. Папа был не высокий и худощавый. А вы просто громила, сказала девушка, доставая сигарету, прикуривая и оставаясь стоять в дверном проеме кухни, так как больше сесть было негде и не на что.
Дядя Коля засмеялся не сильным, чуть с хрипотцой, но вполне приятным смехом. В нем чувствовалась сила, уверенность в себе. В отличии от матери и тети Ани, на его лице и в поведении не чувствовалось, что он выпивал. Хотя на столе стояло три рюмки. Мужчина, чуть помедлил, потом ответил.
– Действительно не похож. Ну да, силой создатель не обидел. Хоть в чем-то повезло. Он улыбнулся.
Прошлый раз, когда он смеялся, она смотрела на пламя прикуривая сигарету, теперь посмотрела на него. В приоткрывшемся рту увидела, что там отсутствует примерно половина видимых зубов, остальные имеют коричневый оттенок.
Дядя перехватил ее взгляд, снова улыбнулся. Кивнул пару раз головой, произнес, – Жизнь, штука не простая племяшка. В руке его появилась пачка Мальборо.
– Не плохо живут бывшие зеки, подумала Люда. Она уж точно не может позволить курить такие сигареты.
За ее спиной отрылась и закрылась входная дверь квартиры. Люда повернулась в ее сторону, недоумевая, кто еще может прийти. А перед ней уже с пакетами в руках стоял среднего роста, симпатичный, коротко стриженый, темноволосый парень, возрастом, чуть старше ее.
– Привет, – обращаясь к ней, сказал он.
– Привет, – ответила она. Лицо было знакомо, но вспомнить не могла.
– Меня Кирилл зовут.
– Люда, ответила девушка.
– Дядя Коля, – обратился Кирилл к мужчине, мы все на кухне не поместимся.
– В зал иди, сейчас стол с кухни принесу.
– Не надо, ответила Люда, там раскладной есть. Он почти развалился уже, но можно, если аккуратно поставить. Мы им вместо гладилки пользуемся.
Стол поставили к продавленному дивану на котором спала мать Людмилы, с кухни принесли три табурета.
Когда все закуски нарезали и разложили на столе по тарелкам, старший из мужчин сказал, – Кирилл разлейка нам водочки. Мне, как обычно, по первой.
Кирилл, кивнул, и начал разливать водку по рюмкам. Всем, в том числе и себе налил на треть рюмки, а Николаю граненый стакан.
Николай не стал вставать, взял стакан в руку, не повышая голоса, произнес, – Александра, рот закрой и помолчи.
Обычно, нетрезвая Александра никогда не реагировала на просьбы помолчать. Всегда пыталась донести свои мысли до собеседника. Но на этот раз она осеклась на полуслове и замолчала. Мужчина оглядел всех, недолго задержал взгляд на девушке, произнес, – Тост конечно банальный, но, а как без тоста пить, за встречу. Он не стал никого ждать, опрокинул стакан водки в рот, несколькими глотками проглотил ее, закрыл глаза, чмокнул губами. Уже с отрытыми глазами наколол вилкой малосольный огурчик, отправил его в рот, прожевав, произнес, – Хорошо то как Маша.
– А у нас тут Маши нет, – сказала нетрезвым голосом Анька.
– Это присказка такая из одного анекдота. Не знаешь?
– Нет, ответила Анна. Весь ее вид подтверждал, что она пыталась извлечь это выражение из своей памяти.
– Ладно, потом расскажу. Он посмотрел на Людмилу, которая продолжала сидеть с рюмкой в руке. – А ты чего не пьешь? – спросил он.
– Да как-то остолбенела, никогда не видела, чтобы так вот стакан водки, раз и нет.
– А это? Если я с вами буду пить как вы, у меня водка никогда до желудка не дотечет. Буду сидеть трезвый с вами пьяными. За столом нужно равенство в этом деле. Это наушники только не пьют, так сказать стукачи.
– Да, встряла нетрезвым голосом мать девушки в разговор. – Настоящие мужики раньше были, не чета нонечным. Правда не все. Вон твой отец никудышный смолоду был.
Люда привыкла уже пропускать мимо ушей, то что говорила мать, спросила, – А почему вы такие разные дядя Коля?
– Слыш Колюня, – снова подключилась к разговору Александра, – А правда, я чето не помню, чтобы мой сгинувший муженёк, кобелина проклятая, чтоб он сдох скотина, про братца младшего рассказывал?
– Все просто, отец один, а матери разные. Я в материного отца пошел. Сам то я его не видел, но люди говорят знатный богатырь был. Наливай Кирюха по второй.
Кирилл опять разлил всем, как и первый раз, Николаю половина стакана.
– Давайте выпьем по второй, за дом этот, за гостеприимство. И опять он никого не стал ждать, двумя глотками проглотил содержимое стакана, пожевал губами, хрустнул огурцом и потянулся за селедкой.
– А правда дядя Коля, когда все немного закусили спросила Люда, – почему папа про вас не рассказывал?
Мужчина оторвался от тарелки, прожевал пищу, ответил, – А как он мог рассказать, если не знал обо мне. Отец-то для него пропал, когда ему еще и пару лет не было. Это я узнал от него, да и то не сразу, что есть у меня старший брат. Узнать то узнал, а увидеть не удалось. И что племяшка отец за все время так, ни разу не объявлялся, даже весточкой?
– Нет, ничего не было, – ответила девушка.
– Чтоб он сдох …
– Заткнись Сашка, повысив голос оборвал ее Николай. Кирюха, разлей, как прошлый раз.
Глава 3
Сквозь пелену серого косого осеннего дождя, уходящего дня, она видела из окна второго этажа, такой же сталинки в которой жила и она, как по направлению к дому, чуть отставив в сторону руку с пакетом, что бы не била по ноге, перепрыгивая лужи бежит Кирилл. Люда отошла от окна, присела на диван, прикурила сигарету. Мысли продолжили свое прерванное движение. Удивительно, всего три дня назад, она его почти не знала. Да, виделись почти каждый день, когда учились в одной школе. Он был старше на четыре года, поэтому можно сказать, что они и знакомы не были. А сейчас прошло всего три дня, как она его увидела, и вот уже в его квартире, разгуливает в его же майке.
Входная дверь открылась, девушка встала и пошла навстречу вошедшему.
– Слушай Лю, там такой дождь. Пока добежал, весь промок. Спина, джинсы и даже кроссовки мокрые.
– Иди перебивайся.
– Ага, а ты пока креветки свари.
Потом они сидели за столом, пили пиво, ели креветки, курили и разговаривали. Разговаривали о разном, и не о чем. Кирилл, неожиданно прервал разговор, спросил, – Ну что ты еще не решилась ограбить магазин?
– Ты опять? Что за дурацкие шутки?
– А я не шучу, – отпил глоток пива из стакана и поставил его на стол. Прикурил сигарету. Вот ты подумай, несколько лет назад прошёл слух, что комбинат будут восстанавливать, даже в прессе писали, и по телеку показывали и комбинат, и наш город. Помнишь?
Люда кивнула, занятая пережевыванием креветки.
– Что произошло? Все подумали, что вот она новая жизнь. Цены на жилье сразу взлетели. Твой магазин открыли. А что теперь? Да ничего. Денег нет. Квартиры за копейки опять купить можно, или просто иди и живи. Почти все дети людей у власти уже уехали. Все вокруг скуплено кучкой чиновников. Все вокруг решают они. Даже если б сам решил, что-то здесь открыть, не получится. Тут все их. И земля, и здания, и власть. Даже дворником без их согласия не устроится. Двигать отсюда надо. А что бы уехать нужны деньги.
– Ты что такой умный. Сам до всего этого додумался?
– Да это и так понятно. Но так складно я об этом не думал. Это дядя Коля и его друг Аслан, точно мудрые люди. Недавно у Аслана были на базе, недалека в горах, знаешь там за речкой, вверх.
Девушка кивнула.
– Вот им по жизни все понятно, все объяснить могут, продолжил Кирилл.
– Можно и уехать, если вдвоем, я не против, – ответила девушка.
– Куда, Лю? В любом городе жилье нужно. А оно стоит денег. А вдруг с работай затык случиться, куда? На улицу? Или обратно сюда в нищету?
– Не, я не буду, – ответила девушка. – Хочешь, иди и грабь, только когда я выходная буду.
– Днем идти смысла нет, – ответил Кирилл.
– Почему?
– Да, потому. Ну возьмем мы пару витрин. Если повезет охрану не вызовут, уйдем. А не повезет, на хвост сядут. Если и брать, то весь товар, что в магазине есть. Рисковать, так рисковать.
Девушка вспомнила сколько ювелирных изделий в магазине. О таком она даже подумать не могла. – Да ты знаешь сколько там товара? И с кем это ты собрался магазин брать? – спросила Люда.
– С дядей Колей конечно. Это его идея. Но, чтобы весь товар взять, нужен свой человек в магазине. И брать не днем, а ночью.
– Да пошел, ты со своим дядей Колей, знаешь куда?
– Знаю, знаю, – смеясь ответил он. – Можешь не продолжать, и выставил перед собой ладони, как будто пытаясь защитится. – Я уже говорил, что эта идея дяди Коли. Здесь он по своим делам. А ты, что думаешь в своем магазине до пенсии работать? Так врятли получится. Дядя Коля мне сказал, что если весь магазин взять, то спокойно можно уйти через горы в Абхазию. А там у него дружбаны есть, серьезные люди. Говорит, что этой страной воры правят, через ручное правительство. Они правительство выбирают, и также если не нравится снимают. Дядя Коля говорил, что там можно весть товар скинуть, или часть. А на другую часть магазин открыть, и ты там директор. И черное море, как ты хотела. Примерно так. А ваш магазин вот увидишь, скоро прикроют.
– Хватит об этом, Кирилл. Я же сказала нет.
– Ну нет, так нет. Кирилл, налил себе пива в стакан, освежил Люде. Я послезавтра в рейс уйду, думаю недели на две. Можешь здесь пожить, если хочешь. Все лучше, чем с матерью.
– Я согласна, – быстро ответила девушка. – Хоть немного поживу без пьяных воплей и перегарища. И телек есть, я его много лет не смотрела.
Глава 4
Людмила вошла в комнату, где жила мать. А так как в свою комнату нужно было идти именно через комнату матери, которая была проходной, остаться незамеченной было невозможно. В нос ударила вонь перегара и запах давно не мытого тела и ног.
– Явилась шалава? Мать тут с голоду пухнет, а она по мужикам прыгает, развлекается. Пьяная лежащая женщина, попробовала подняться.
– Меньше водку жрать нужно, тогда и голодать перестанешь, – ответила девушка. Она подошла к двери, собираясь вставить ключ в замок, который установила, как и собиралась. Но увидев щель между дверью и коробкой, толкнула незакрытую дверь.
– Ты зачем дверь сломала?
Мать девушки, лохматая, с помятым лицом, в помятом и грязном халате, наконец, смогла усесться на диване, поставила локти на колени, подперла подбородок, ответила, – А ты не знаешь зачем? Совсем дура? Ты к своему кабелю ушла, а мать что с голоду дохни? Да и нет у тебя там ничего. Ни денег, ни шмоток нормальных. Только на замок и слесаря потратилась. Людка, а Людка, дай денег? Ты что не видишь матери плохо?
Девушка не ответила. Хороших вещей и вправду в комнате не было. Да и откуда им взяться. Все что было новое, уместилось в одном пакете, и находилось в квартире Кирилла. Она и пришла взять теплые старые штопаные шерстяные носки. Девушка положила носки в пакет, туда же сунула старый свитер и спортивные штаны, в которых ходила дома. Выходя из квартиры, услышала, – Дай денег дрянь неблагодарная. Паскуда… Дверь захлопнулась.
Редкие снежинки падали на тротуар, по которому шла Людмила. Небольшой снег тонким слоем прикрыл все серое и грязное вокруг, белым покрывалом. В другое время девушка порадовалась бы увиденному, но не сегодня. Она вдруг окончательно поняла, выйдя сейчас из квартиры, где осталась спившиеся мать, что, если ничего не изменить в своей жизни, она повторит ее путь. Вчера приезжал директор группы объектов, и сказал, что их магазин скоро закроют, а если и не закроют совсем, то оставят только ломбард. Прав оказался Кирюха. Видимо точно комбинат не будут восстанавливать. Вот и ее бывшая подруга уехала с мужем в другой город. Эти бы точно просто так не уехали.