Увы, меня, безвестного поэта,
Тупой швейцар прогонит от ворот.
А ты в том зале. И свет уже потушен.
Висит над залом сладкий полумрак.
И разодетые в шелка и джинсы души,
Глазами так и жрут Гамлетов фрак.
И ты для них с ума сегодня сходишь?
Офелия! Родная! Не дури!
И Гамлет твой сегодня, пьяный вроде,
Всё лезет целоваться. Так умри!
Умри, Офелия! Умри как Дездемона!
Пусть я поэт и вовсе не актёр,
На сцену вырвусь – ты падёшь без стона,
А в зале урагановый восторг!
Швейцар вздохнёт: опять переиграли!
Под гром оваций унесут тебя
И долго буду я в ревущем зале
Стоять один, рубаху теребя…
Ты – муза?
Муза в гости пришла.
Здравствуй, Муза,
Проходи и садись ко столу.
Вот стакан, вот бутылка,
Вот ужин…
Закуси и начнём рандеву!
От восторга кричу: Ай, да баба —
Не моргнув выпивает стакан!
И на пол женский, видимо, слабый,
И скорее иду на таран.
А она, словно ведьма, хохочет:
Ты, поэт, вновь набрался уже.
И сидит за столом, между прочим,
Словно в прочном сидит блиндаже.
И глазами стреляет, как пушка.
И в квартире сплошной артобстрел.
Может Муза не Муза? Неужто
Снова чёрт ко мне в дом залетел?
Амур
Залетел на огонёк в опустевшую квартиру
Незнакомый паренёк так похожий на факира.
Оказался балагур, неплохой и скромный малый.
Говорил, что он Амур, но про это врал, пожалуй.
Посидели, погрустили, помечтали вместе вслух,
За знакомство пропустили. Тут он сразу и потух.
Пыль сошла со слов слащавых, Обнажилась плоти суть.
Мне кричал: начни сначала и стучал зачем-то в грудь.
Говорил: любовь – отрава, нашим женщинам не верь!
Мне от слов тех дурно стало – выгнал я его. За дверь.
Пусть Амур он, пусть Пророк он, но зачем же клеветать!
…Кто-то долго бился в окна – не хотел всё улетать.