– Сейчас мы откроем ворота, – вдруг, почему-то засуетилась старушка, – ох помоги, сынок! – и громко охнув, она неловко схватилась за поясницу.
Торопливо подскочив к ней, Джон с трудом раскрыл тяжёлые ворота и загнал машину.
Зайдя в комнату, Джон невольно остановился. Его поразили глаза старушки, синие необычайно василькового цвета, казалось, они смотрели не на Джона, а куда-то далеко вглубь себя.
– Кушать будешь, сынок? – приветливо спросила она.
– Не отказался бы, – с трудом проговорил Джон.
Старушка поставила на стол тарелку густого наваристого супа с курицей, дала Джону большой ломоть свежего чёрного хлеба, а сама уселась напротив него и, подперев голову рукой, стала задумчиво смотреть на него. Но странное дело, пристальный взор старушки нисколько не настораживал Джона, а, наоборот, придавал ему спокойствие и уверенность.
– А ведь ты похож, сынок, на него, очень похож, – и старушка тихонько вздохнула.
– На кого бабушка? – спросил Джон.
– Да на сыночка моего, Арнольда.
– А где он сейчас? – спросил Джон.
– Нет его, сыночка моего, – тихо ответила она, – уже полгода как нет. Убили его.
И тело его белое так и осталось лежать навеки в чужой земле, – и старушка опять тихонько вздохнула.
– А вы поплачьте, бабушка, поплачьте, – участливо проговорил Джон, – так легче будет.
– Да, отплакала я своё, – тихо сказала старушка, – теперь не я, теперь сердце моё плачет.
В комнате повисло неловкое молчание.
– Вот ведь сволочи какие! – стремясь разрядить затянувшуюся паузу, – быстро заговорил Джон, – взяли и ни за что ни про что, убили хорошего парня.
– Он служил у меня по контракту в Сербии, – сказала старушка и взглянула на Джона своими васильковыми глазами, – хотел заработать немного денег, чтобы жениться на Берте, старушка показала на фотографию, висевшую на стене, – до конца срока осталось две недели, когда мне пришло письмо.
Она вынула из-за пазухи желтый листок и подала его Джону.
– Но вы хоть на могилу к нему ездили? – спросил он.
– Нет и могилы его нет, как сказал его офицер, он подорвался на мине, а кто знает, кто поставил эту мину, свои или чужие? Я не виню тех людей, ведь они защищали свой дом, а Арнольд был для них чужим, но хоть бы тело от него осталось, и старушка, бережно свернув листок, опять засунула его за пазуху. Вот и кровать его осталась, а его нет, – и старушка опять тихонько вздохнула.
Оставшись один, Джон торопливо принялся распаковывать свои вещи. По своему характеру, он был натурой легко возбудимой, неуравновешенной, и разговор со старушкой окончательно выбил его из колеи.
Уже десятый раз он вертел в руках бинокль, абсолютно не понимая, зачем он это делает. Завтра успею, и он со злостью швырнул его на дно корзины. Погасив свет, и не раздеваясь, он улёгся на кровать.
В глубине комнаты неторопливо ходил маятник, размеренно отмеряя порции времени, где-то под полом, поедая свою скудную трапезу, шуршали мыши. Бесконечная лента памяти, помимо его воли, начала медленно раскручиваться в голове Джона.
Вот он счастливый и смущенный стоит с почетным аттестатом колледжа, учителя прочат ему блестящее будущее. Вот он легко сдаёт экзамены, запас знаний полученных в колледже, оказался настолько прочным, что к экзаменам готовится почти, не пришлось, и поступает на первый курс института. Вот он через год, разочаровавшись в выбранной профессии, без сожаления покидает институт и устраивается работать техником в одну небольшую фирму.
От природы талантливый, Джон быстро схватывал новое, но привычки к систематическому и упорному труду у него не было. Многие менее талантливые его сверстники через определённое время добивались заметных результатов. Джон же так и оставался работать простым техником. Пожалуй, он мог бы достигнуть результатов и у себя на фирме. Работа там была несложная, и Джон быстро понял весь технологический процесс производства изделий, но у него был на редкость неуживчивый характер и острый язык, начальству, как меньшего ранга, так и повыше, часто от него доставалось.
И добро бы, если бы он критиковал их за производственные ошибки, такое на фирме приветствовалось, так нет же. Предметом острого языка Джона становились личные качества его начальников. У того нос длинный, тот ходит вперевалку, как утка, а кому это понравится, тем более, начальникам. Поэтому, когда возникал вопрос о замещении вакантной должности, кандидатуру Джона, как правило, отклоняли под тем или иным предлогом. Вот и оставался сидеть Джон на своём месте.
К тому же он страстно завидовал всем, кто сумел достичь больших высот. По вечерам, читая газеты, он со вздохом говорил об одном известном теннисисте: «Везёт же людям. Всё у него есть, и вилла, и шикарная яхта, и любовниц меняет как перчатки. Ему было невдомёк, что как раз в то время, пока Джон неторопливо похлёбывая кофе, читает газету, этот известный теннисист, обливаясь потом, почти до изнеможения отрабатывает свой коронный удар слева. Он видел его только в блеске славы и громе оваций, а его порванные связки и растянутые сухожилия, о которых, кстати, тоже писали в газетах, как-то проходили мимо его внимания.
– Ограбить, что ли банк и сделаться миллионером, – вздыхал по вечерам Джон.
– Сидел бы уж! – грубо говорил ему отец, – тоже мне грабитель нашёлся, да ты и мухи то не обидишь, шёл бы вон лучше погулял с девушками.
Несмотря на свои тридцать лет Джон ещё не был женат. И не потому, что он был некрасивым, отнюдь нет, многие девушки считали очень даже наоборот. Но его слабая мечтательная натура хотела чего-то возвышенного, чего-то романтического, а ему как на грех попадались обычные женщины с толстыми икрами и крикливыми голосами. Всё это, между прочим, не мешало ему поддерживать отношения с некоторыми из них.
Но его мечтательная натура не находила в них никакого удовлетворения, мимолётные случайные встречи со случайными женщинами ещё больше наполняли его душу пустотой.
Как-то раз вопреки своим привычкам он после работы зашёл в небольшой пивной бар. Он не любил эти заведения, острый запах мужского пота смешанный с запахом дешёвых духов раздражал его и отвлекал от неясных дум, в которые пряталась его слабая и мечтательная натура.
– Эй, Джон! – окрикнул его громкий мужской голос. Джон сделал вид, будто ничего не услышал.
– Да ты чё Джон оглох, что ли? – и к столику Джона подошёл невысокий крепко сбитый парень.
– Не узнаёшь совсем. Я Фред, помнишь, как я тебя в колледже книжкой по голове треснул.
Джон с холодной рассеянностью взглянул на него.
– Что-то не припомню мистер Фред.
– Зазнался, зазнался совсем небось, большой птицей стал, Джон, потому старых друзей не узнаёшь, – проговорил с обидой Фред.
– Никакой птицей я не стал, – смутился Джон, – работаю техником в одной небольшой фирме.
– А вот я! – и Фред многозначительно закатил глаза под потолок, – работаю на одном секретном объекте.
Джон рассеянно слушал его.
– Пойдём, Джон, пропустим по кружечке пивка.
Джон нехотя согласился. Видимо невнимание Джона задело Фреда и он стал хвастаться.
– Я на особом объекте работаю, Джон.
Джон взглянул на него повнимательнее.
– У нас там такие чудеса происходят, Джон, ну прямо, как в сказке!
Фред быстро оглянулся по сторонам и наклонился к самому уху Джона.
– У нас там изготовляют машину времени!
Джон насмешливо посмотрел на него.
– Не веришь? – и Фред сердито засопел носом.