Белый обелиск

С умными красивыми чертами лица, невысокая, ладно скроенная, она сразу привлекла к себе внимание.

На её пышных каштановых волосах, за которыми она тщательно следила, с какой то особенной ловкостью сидела солдатская пилотка.

К ней сразу подкатился Нечипоренко.

Любимец женщин и дамский угодник, как сам себя называл он.

Но Маруся дала ему сразу такой отпор, что Нечипоренко оторопел.

– Эх, Мария Григорьевна! – С досадой сказал он и растянул мехи гармони, которую он возил по всем фронтам, – а, может быть, у меня к Вам любовь? Маруся только насмешливо посмотрела на него.

С Семёном их сблизила любовь к литературе.

До войны он был учителем в одной из сельских школ.

А так как учителей тогда не хватало, он вместе с литературой проводил с учениками и занятия по физкультуре.

Подолгу бродили они с Марусей в вечерние часы затишья.

Марусе нравился Есенин и Блок, читала она Семёну и только начинающего печататься Константина Симонова.

– Я посетил родимые места – читал Семён стихи Есенина, – а что ждёт меня там дальше, после войны, – думал он, читая стихи, – отцовский дом не мог я распознать?

Маруся, а где Вы родились, где Ваш дом?

– Под орловщиной, – задумчиво ответила Маруся, – мой отец был председателем колхоза, любил, так же как и Вы литературу.

У нас был Есенин, тогда запрещённый. Помните, Москву кабацкую, – и Маруся печально взглянула на него.

– Товарищ лейтенант, – размышления Семёна прервал Сабир, – конный состав к перевозке орудий готов.

Конный состав это две лошади.

Старый сивый мерин Борька и молодая кобыла Ночка.

Борька спокойно и меланхолично пережёвывал кусок сена, который дал ему Сабир.

А Ночка, породистая гнедая кобыла, нервно грызла удила и прядала ушами.

– Ну, и какая она Ночка? – Добродушно подтрунивал над Сабиром Нечипоренко, – она же гнедая.

– Нет, Ночка отвечал Сабир, – Ночка, Ночка, – ласково говорил Сабир, и кобыла тянулась к нему мягкими губами, – Ночка, говорил Сабир и протягивал ей маленький пожелтевший кусок сахару.

– Но, пошла, милая! – Сабир причмокнул губами, натянул вожжи и семидесяти шести миллиметровка (ЗИС-3) начала медленно трогаться с места.

– Не видишь, что ли! – крикнул он Нечипоренко, шагавшему рядом с орудием, – лошадям тяжело, подсоби.

– Раз- два навались! – и Нечипоренко вместе с командиром расчёта Иваном упёрлись в колеса.

Пушка покатилась быстрее.

Несколько раз, о её щиток ударились шальные пули, но, к счастью, никого не задело, срекошетировав, они улетели, куда-то в сторону.

– На этот раз бог миловал, – сказал Нечипоренко, – утирая лоб и шею цветастым платком.

– И это от Анюты? – Не удержавшись, спросил Семён.

Вместо ответа Нечипоренко внимательно посмотрел на него, а затем показал свой кулак величиной с небольшую дыньку.

– Ещё раз скажешь, и! – Нечипоренко выразительно потряс кулаком.

Вот и 14-я высота, небольшая березовая роща, чудом уцелевшая в вакханалии войны.

– Красавицы вы мои! – Сабир щекой прижался к березовому стволу, – слышь, Нечипоренко, говорят, берёза особой силой обладает, от вражеской пули и снаряда бережёт.

– Чудной, ты Сабир. Нам ещё за двумя орудиями ехать, а ты сопли распустил, но, милые пошли, – и Нечипоренко натянул вожжи.

Наконец, и последнее, третье, орудие перевезено.

А тигры уже близко. Уже без бинокля можно рассмотреть чёрные паучьи свастики на их бортах.

– Холодно что-то! – Сабир поёжился, – сейчас бы наркомовские 100 грамм для храбрости.

– После боя получишь, – усмехнулся Нечипоренко, – ну я поехал, прут гады, – сказал он, глядя на приближающиеся тигры.

– Бронебойным, заряжай, – скомандовал Иван командир расчёта.

– Есть заряжай, – Сабир ловко подхватил шести килограммовый снаряд и вогнал его в дуло пушки.

– Трубка 15, прицел 10. Огонь!

Снаряд попал в броню тигра, не причинив ему особого вреда, он лишь только заметно покачнулся на ходу, на секунду остановился, а затем продолжил своё движение.

Зато его дуло, как живое, зашевелилось, оно, словно ощупывало всё вокруг, затем медленным страшным зрачком упёрлось в расчёт Ивана.

– Дура, – голос Ивана заметно сел, – куда стреляешь, забыл, у него броня толстая.

По гусеницам, по гусеницам цель.

Сабир торопливо крутил ручки наводки.

– Быстрей, быстрей торопил Иван.

Сабир уже третий год воевал на фронте, многое повидал, но никак не мог привыкнуть к горячке боя.

А как к нему привыкнешь, как привыкнешь к смертельным кошкам – мышкам, со вражескими танками, ведь жить то хочется.

В прицеле показались гусеницы вражеского танка.