Дорогие мои земляки

Дед подошел к Виктору, пошли отсюда сынок, пойдём помянем всех кто за победу лёг. Побледневший Виктор молча пошел за дедом, который что-то бубнил и ругался.

Праздничную бутылку пили у Виктора дома, дед всё никак не успокаивался, наворовали суки, нахапали народного добра и жируют, прикормили власть и делают чего хотят. Их осталось ветеранов, по пальцам посчитать можно, а им как в тюрьму передачу привезли, копеечную. Виктор молчал, думал о чём-то своём, сжимая в руке рюмку.

Захмелевший дед тронул его за плечо, ты это сынок, как-то всё один я вижу, понимаю, тяжело тебе, но жить надо, молодой ты, женись, дети пойдут, на душе легче станет. С работой сейчас плохо, но ты сильный, заработаешь на жизнь. Виктор поднял голову, дед скажи, а старый кордон не развалился ещё, ну тот дальний. Дед наморщил лоб, осенью я за грибами туда с внуком ездил, стоит дом и постройки вроде все целые, и электричество наверное есть, висят провода на столбах. Лесники не хотят там жить, от села считай двадцать вёрст с гаком, молодёжь и подавно не заманишь туда. А тебе это зачем, жить что-ли там хочешь или работать? Глухомань там, сам знаешь какая, дорога заросла, а зимой только на лыжах доберёшься. Не знаю дед, думаю пока, но наверное подамся туда жить.

Ушел Виктор жить на брошенный дальний кордон, отшатнулся от людей, уединился. Приезжали к нему начальники по лесу, вроде как наняли его лес охранять, про отца вспомнили как он хорошо и честно работал. Какое-то жалованье ему положили, люди говорили что отказался он от денег, словом всякое болтали. Приходил Виктор в село, правда очень редко, забрал кое-какие вещи из дома, посуду, инструменты, в опустевших комнатах поселилась семья каких-то беженцев или переселенцев. Предлагали ему деньги за проживание, отмахнулся, не надо, вам они нужнее, обживайтесь. Купил в магазине соли, муки, чай, крупы всякие, прочую мелочь, друзья на телеге помогли всё перевезти. Почему ушел долго ещё обсуждали, одни болтали от горя, другие что от несправедливости, всякое говорили.

Всё лето обустраивал и ремонтировал запустевший кордон. Вставал рано, лес уже наполнялся пением птиц, утренний туман постепенно рассеивался, запахи утреннего леса врывались в дом. Весь день работал, с удовольствием работал, прерывался только на приготовление обеда, после которого снова принимался за работу.

Поправил дом, отремонтировал крышу, в баньке печку переложил, брошенные от сарая двери поставил на место. Оторванные от дома электропровода качались на ветру, решил проверить под напряжением ли они, осторожно коротнул их обрывком провода, бросив его на висящие алюминиевые обрывки, сноп искр показал что напряжение есть. Удивительно, как это линия сохранилась, подумал про себя, значит буду со светом. В сарае нашел хороший кусок кабеля, осторожно подключил дом к электричеству, про себя подумал, а зачем мне свет, телевизора всё равно нет, может со временем заведу.

Вечером сидел усталый на крыльце дома, мышцы ныли от проделанной работы, в траве услышал какое-то шуршание, кто это там, мыши что-ли пришли или зверёк какой. Всмотрелся и увидел кошачью мордочку, откуда здесь он, может кто выбросил. Кот не решался подойти ближе, видимо боялся. Вошел в дом, положил в консервную банку остатки обеда, поставил возле крыльца, иди ешь, голодный наверное.

Утром увидел что банка тщательно вылизана, всё понятно, не ушла животина, где-то рядом. Снова положил еду для гостя, принялся за работу. Несколько дней кот съедал пищу когда Виктора не было рядом, потом стал поджидать угощение находясь недалеко, а в один из вечеров сидел возле крыльца дожидаясь ужина. Когда поел Виктор зайдя в дом оставил дверь открытой, давай заходи, как назвать тебя не знаю, Лесником будешь, раз из леса пришел. Кот был молодым, года полтора не старше, осторожно зашел на крыльцо обнюхивая стены, потом стал ходить по комнатам прижимая голову к полу. Ладно, ты давай знакомься с жильём, а мне спать надо, устал я.

Утром кот резво выскочил на улицу потягиваясь и выгибая спину. Весь день, где бы не работал Виктор крутился рядом, прижмуривая зелёные глаза. Нам бы ещё собаку завести, тогда полный комплект будет. Ладно, вот пойду в село, постараюсь добыть тебе друга.

Через неделю собрался в село, нужны были гвозди лампочки, другие разные мелочи. В сарае взял тележку на хорошем резиновом ходу, оставшуюся от старого хозяина, рано утром отправился в дорогу. Кота не было видно, где-то шнырял по лесу. Часа через два добрался до деревни, взял в магазине необходимое, сходил в родительский дом, взял кое-какие инструменты. Еле отбился от новых жильцов, усиленно звавших посидеть с ними. Сослался на занятость, оставленный без присмотра кордон. Соседки долго смотрели ему вслед, судачили, не понимая почему он не хочет жить в селе. А наша Дуня-неваляшка, сказала одна из женщин, собирается сходить в гости к нему, грозится настоящим мужиком сделать его. Знаем что ей сучке надо, ей только одного и надо, загомонили соседки, попрёт он её с кордона, по нему видно, не таков он, глаза у него грустные и усталые.

Выйдя за околицу, стал поправлять содержимое тележки, покрепче привязывать, чтобы чего не потерять. В кустах услышал какую-то возню, ворчание, решил посмотреть. В густой траве обнаружил щенка, присел на корточки, взял в руки. Везёт мне на живность, сама в руки идёт. Да, явно выбросили тебя брат нехорошие люди, а ведь ты я вижу породистый, лайка, вспомнил, какие у них в доме жили собаки, точно лайка. Придётся взять тебя, нельзя оставлять здесь, пропадёшь, да и друг тебя на кордоне дожидается, вдвоём вам веселее будет. Осторожно поместил щенка за пазуху, потянул тележку по заросшей травой дороге. Шёл и думал, как это мог щенок оказаться сбоку дороги, швырнули его скорее всего как ненужную вещь и уехали.

Не дойдя до кордона метров двести, увидел бегущего навстречу кота, вот и хозяин нас встречает, заждался наверное, сейчас буду вас кормить. Щенок жадно набросился на еду, вздрагивая маленькими худыми боками. Лесник ходил вокруг него кругами, принюхивался, даже пытался трогать лапкой. Подожди маленько, пусть поест, потом будете знакомиться.

К осени ремонт дома и построек почти закончил, приезжало начальство из конторы лесхоза, интересовались не надумал ли обратно в село. Успокоил их Виктор, здесь буду жить, попросил чтобы лошадь дали или мотоцикл какой для присмотра за участком. Обрадованные начальники привели неплохого жеребца, привезли лёгкие сани для зимы и ещё пистолет полагающийся для охраны. Виктор взял в руки старый ТТ, поглядел на номер, да бери, положено тебе, уже и разре-шение на тебя готово, и ещё двустволку забери, не помешает, время сам видишь какое. Не хотел брать оружие, но спорить не стал. Ты как-то странно на оружие смотришь, вроде боишься его, ты с ним, как мы знаем на ты должен, воевал ведь, раз награды имеешь. Взял ружьё, пистолет, пачки патронов, унёс в дом. Ружьё повесил возле кровати, пистолет спрятал в кладовке.

Чужие люди кроме начальства редко бывали на кордоне, далеко от жилья, да и не каждая машина проберётся по заросшей лесной дороге. Бывали в основном летом и осенью самые удалые ягодники и грибники, не боявшиеся забираться далеко в лес за добычей. Ахали и удивлялись как ты здесь один живёшь, спрашивали даже какую зарплату лесхоз платит за проживание здесь. Узнав сумму смеялись, за такие деньги меня на аркане сюда не затянешь. Не спорил с ними Виктор, просил только быть с огнём осторожнее в лесу.

Как-то в субботу натопил баню, стал таскать воду в большую бочку, стоявшую в углу возле печки, увидел как на поляну из леса вышла женщина, прихрамывающая на одну ногу. Пёс-найдёныш по кличке Уран недовольно заворчал, увидев чужого человека. Молодая женщина с корзиной в руках подошла к дому, села на скамейку, стала снимать с ноги лёгкий туфель. Виктор подошел, поздоровался, узнал в молодой женщине односельчанку Дуню. Вот Витя, пошла за ягодами и заплутала, ногу натёрла, пол-дня дорогу искала. Ранка оказалась пустяковой, Виктор вынес из дома йод, бинт, аккуратно стал обрабатывать. Близость женщины в лёгком летнем платье, пропахшей дурманящими лесными запахами, прикосновения к её ноге глушили сознание, не давали сосредоточиться.

Маленько посижу и пойду, дорогу теперь знаю, не заблужусь. Куда ты пойдёшь, вечер уже, как сквозь сон бормотал Виктор, утром и иди. Ты что оставляешь меня, а если я укушу тебя ненароком, игриво засмеялась Дуня, что тогда делать будешь. И взаправду, вечер уже, а у тебя вижу банька дымит, париться что-ли собрался? А я бы тоже ополоснулась, находилась сегодня. Вон возьми на верёвке чистое полотенце, мыло и мочалка в бане, воды я натаскал, иди и мойся сколько хочешь. Игривой походкой, бросив на плечо полотенце, Дуня направилась в предбанник.

Виктор вошел в дом, стал готовить чай для ужина, увидел в окно как медленно распахнулась дверь предбанника, то ли сама открылась, или подтолкнули её. Дуня спиной стояла к двери, уже голая, распускала узел волос, поправляла их. Не смог Виктор оторвать глаз от её фигуры, пока она не вошла в баню. Сердце громко стучало, мысли путались, чёрт, принесло её не вовремя. Долго мылась гостья, несколько раз выходила в предбанник отдыхать, не обращая внимания на приоткрытую дверь. Виктор бросал воровские взгляды на обнаженное женское тело, сдерживая дыхание пытался что-то делать.

После бани долго пили чай, по дому распространился запах женщины, кот кругами ходил вокруг стола, принюхивался, недовольно фыркал. Пёс Уран, обнюхав гостью, недовольный ушел на улицу, вертел головой, чихал и негромко рыкал.

После чая Виктор сказал, ты это ложись на мою кровать, а я на раскладушке в сарае лягу. Как это удивилась, Дуня, дом большой, три комнаты, а ты в сарае, я одна боюсь ночевать. Неси свою раскладушку в другую комнату и спи, или ты боишься меня, не бойся, я смирная. Виктор, не зная что ответить, молча пошел за раскладушкой. Вернулся держа в руках раскладушку, Дуня уже лежала на его кровати прикрывшись простынёй, которая бесстыдно выдавала все прелести и изгибы её тела. Платье висело рядом на стуле, душно у тебя пожаловалась Дуня, форточку пошире открой.

Стараясь не скрипеть лёг на раскладушку, с трудом сдерживая дыхание, Дуня ещё что-то спрашивала его, он оглушенный запахами чистого женского, что-то отвечал ей, она игриво хихикала, жаловалась на твёрдость постели. Как за-дремал не заметил, снилось всякое, не остающееся в памяти.

Разбудил пёс, холодный нос которого тыкался в руку, тихо опустил ноги с раскладушки. Дуня голая, едва прикрытая прос-тынёй спала разбросав руки. Стараясь не шуметь проскользнул на улицу, опустился на ступени крыльца. Мысли путались, принесло её не вовремя и когда же она уйдёт. Умывшись, пос-тавил чайник, принялся за работу, но инструменты выпадали из рук, перед глазами мелькало голое тело спящей Дуни.

Часа через два она вышла на крыльцо потягиваясь и жмурясь от утреннего солнца, хорошо у тебя здесь Витя, почти как в раю, птички кругом поют. Виктор шлифуя новое топорище поднял голову, зимой здесь совсем по другому, тишина или наоборот ветер воет, метель гудит. И как ты здесь один, не понимаю я, в бога наверное сильно веруешь, или какие грехи замаливаешь, у нас люди всякое болтают. Виктор молчал, продолжая работу, потом сказал, пошли чай пить, давно вскипел.

После завтрака Дуня засобиралась, пойду я, дома уже заждались наверное, ты уж извини нежданную гостью. Виктор молча проводил до тропинки, она долго смотрела на него непонимающими глазами, потом тихо пошла в сторону лесной дороги.

Весь день не мог ничего делать, всякие мысли крутились в голове, работа валилась из рук, успокаиваться стал только к вечеру, пёс недовольно ворчал на молчащего хозяина, он привык что с ним постоянно разговаривают, заставляют что-то делать. А хозяин всё молчал, думая свою тяжкую думу.

Яркий свет фар озарил комнату, везёт мне сегодня на гостей, только одну проводил другие приехали. Включил свет, вышел на крыльцо, возле дома стоял большой джип, возле него стояли три человека в камуфляжной форме. Хозяин, пустишь на ночь, часа два дорогу искали, выехали на твой дом. Заходите, места хватит. Гости занесли в дом ящики с бутылками и закуской, дорогие ружья в чехлах.

Пили всю ночь, старший, директор какой-то фирмы, спросил Виктора, чего это ты здесь прозябаешь, может скрываешься или натворил чего? Виктор, выпивший всего одну рюмку, тихо ответил, нравится мне здесь, спокойно. Не понял, сказал старший, не могу поверить что тебе здесь хорошо. Слышал от людей афганец ты, награды говорят имеешь. А людей убивал, признайся, пьяно засмеялся, убивал конечно, на войне без этого не получится. Детишек тоже наверное уничтожал, признайся? Виктор, сжимая в кулаке рюмку, глухо ответил, в детей не стрелял, не было этого, ну а остальное, всё было конечно. А может ты грехи здесь замаливаешь, тогда тебе надо в церковь, к попу. Гости пьяно захохотали, ты что парень, в самом деле в бога веруешь, такие грехи не замолишь ни в церкви ни на кордоне. А если сейчас тебя снова пошлют воевать, будешь в людей стрелять или слабо? Виктор не отвечал, глядя в угол комнаты.

А я, сказал старший, замочу хоть сейчас любого, если он этого заслуживает. А как же тогда суд, он для чего существует? Хитрый ты парень, ты там десятками народ валил, о суде не заикался, а я должен только по суду, не вяжется у тебя. Там совсем другое было, я не оправдываюсь, не мог же я присягу нарушить. Ладно парень, не оправдывайся, сходите лучше с водителем к машине, там в багажнике пиво лежит и какая-то закуска, принесите, не везти же обратно.

Водителя сильно развезло на улице, он присел на крыльцо, отдал ключ Виктору, ты там сам найдёшь что надо, а я отдохну. В багажнике нашел пиво, пакеты с закуской, в углу сверкнуло лезвие ножа с до боли знакомой рукоятью. Взял нож в руку, присмотрелся и сразу узнал нож погибшего отца. С трудом сдерживая дыхание спросил у водителя, а нож это чей валяется в багажнике? Водитель пьяно хохотнул, ты об этом шефа спроси, год назад или два с охоты привёз его, я тогда только устроился. Мужики шептали завалил он тогда то-ли охотника или егеря, я не допытывался, если хочешь сам у него спроси, хотя не советую, мужик он беспредельный, этим же ножом может и тебя того. Виктор отдал пакеты водителю, ты иди, я немного посижу на воздухе.

Присел на ступеньку крыльца, голова налилась свинцом, мысли мелькали одна хуже другой, хотелось войти в дом и от-цовским ножом свершить справедливость. Он представил итог наказания, приходилось видеть и пострашнее. Сидел пока в доме не затихли, сжимая в руке нож осторожно вошел в дом. Все спали, старший храпел на кровати, кот брезгливо потрясывая лапкой обнюхивал стол. Взял в куртке старшего бумажник, прочитал фамилию, положил обратно. Как в тумане вышел на улицу, у колодца умылся, присел на пороге бани. Сжав ладонями виски смотрел на нож лежащий у ног.

Гости проснулись часов в десять, водителя мотало и качало, но все крепко похмелились недопитой водкой и коньяком. Сложили вещи в машину, помахали Виктору рукой, лихо развернулись и выбрасывая из под колес землю и траву быстро скрылись в лесу.

Весь день Виктор опустошенно ходил вокруг дома, пес недовольный поведением хозяина, тыкался носом требуя внимания. К вечеру решил прибраться в доме, взял ведро направился к колодцу и сразу увидел милицейский уазик выехавший на поляну. Везёт мне на гостей, эти то чего заявились. Милицейские долго не задержались, спросили о вчерашних гостях, поглядели на остатки пиршества, покачали головой. Когда садились в машину, Виктор спросил что случилось? Гости твои всмятку, водила только живой, почему-то сзади сидел, в Камаз врезались, эксперт сказал в них спирта было больше чем крови.

Уазик уехал, Виктор вздохнул и впервые перекрестился, благодаря бога, не допустившего его к совершению наказания и пролитию крови. Слава тебе господи за твою справедливость.

Два путника вышли на поляну тяжело дыша, буран гудел ломая ветки деревьев, сквозь снежную пелену виднелись освещённые окна дома. Ну всё, теперь не пропадём, человек здесь живёт, говорят хороший.

Политики

Здравствуйте вам, сказал Егор Столбов, переступая порог избы. Здорово, буркнул его двоюродный брат Трофим, сидевший на низкой табуретке и подшивающий валенок внуку, проходи садись. На печи откинулась занавеска, показалась старушечья голова с острыми глазами. Это ты что-ли Егорша, давненько не заходил. Баба Груша была тещей Трофима, жила уже девяностый год, но в детство не впадала, видела хорошо, только была слаба на одно ухо. Да все некогда было, то одно то другое. Слышали, обратился он к Трофиму и его жене, про перестройку? Слышали, ответил Трофим, уже год галдят одно и тоже, надоело. Чего-чего, приставив ладонь к уху высунула голову бабка, чего дали-то Егорушка? Дали значит нам гласность, ускорение и как там мать ее, он хлопнул себя по лбу демократизацию, чуть не забыл. Поняла тетя Груша, бери значит и пользуйся. А на кой они мне, не поняла бабка, куда я их дену. Ну тебе тетя Груша перестройка ни к чему, перестраивать в тебе

нечего, остатки разваливаются, да и пребываешь ты в переходном возрасте, с этого света на тот. Болтун обиделась бабка, молоденький выискался, весь в дядю Кондрата, такой же был балабол.

Егор слыл в селе человеком грамотным и опытным, так-как в свое время окончил полковую школу и отсидел пол-года в тюрьме. А огороды урезать не будут, допытывала бабка, об этом что пишут в газетах? Про огороды молчат, но перестраиваться говорят будем. Это что, фермы перестраивать будут, или клуб, или еще что?. Темный ты человек тетя Груша, не фермы будем перестраивать, а самих себя. Он достал из кармана свежий номер «Правды», ткнул пальцем в передовицу. Образ жизни будем менять, демократию расширять, ускорять социально-экономические процессы. Это что, колхозы распускать будут, опять еди-нолично? Тебе тетя нормальным языком сказано, перестраиваться будем во всем. Не поняла я тебя балабола, шибко мудрено говоришь.

А гласность дали это что? А это тетя, что у тебя на уме осталось, можешь смело говорить. И не посадят, засомневалась старушка, не верится что-то. А ежели я супротив власти чего нехорошее скажу, заберут меня или нет? Лично тебя забирать никто не станет, так как могут не довезти куда нужно. А вот можно-ли против власти ругаться прямо не пишут, но я думаю можно. Крыть матом конечно не дадут, а хорошими словами, я думаю, запрещать не станут.

Я когда к вам шел, с секретарем нашим партийным разговаривал. Он с художником на клубе и магазине новые лозунги вешал. Долго калякал с ним, пытал его насчет этой самой перестройки, про демократию спрашивал. Он мне говорит, вот читаю газеты, смотрю телевизор, вроде все понятно, а вот что и как на работе, в колхозе перестраивать, никак понять не могу. Вроде у нас и не нужна перестройка, хлеб сеем, фермы работают.

Нету говорит сверху понятного указа, делай то, поменяй другое. Я его спрашиваю, письмо тайное вам приходило? Да не тайное, подал голос Трофим, а закрытое. Во-во закрытое, ну то, которое они тайно читают, закрывшись в конторе. Нет говорит, не приходило, сам говорит жду.

Пытал его насчет ускорения, объясни говорю, как ускоряться надо, корову что-ли быстрее доить, или пахать быстрее. Григорьич, говорю, ты геолого-разведочный институт закончил, скажи как разведчик бывшему разведчику, может какие враги к нам проникли? Разводит подлец руками, ничего толком не говорит. Ладно, я в воскресенье бутылку возьму, сядем, он мне все выложит, что знает.

А оно тебе надо, мало-ли на нашем веку всякой дури затевалось? Да не могу я как слепец ходить, чую интересное дело наверху затеяли, понять мне хочется что из всего этого может выйти. Раз перестраивать начали, значит не так строили. Ты Егор егозишься, а сам не знаешь зачем, забыл как нам при Сталине и при Хрущеве, и при Брежневе обещали райскую жизнь. Не голодуем конечно, слава богу, а как было пол-села бездельников так и осталось. Одно боюсь, что так сразу болтать обо всем разрешили. Мы сейчас как слепые, бежим неизвестно куда, а вожаки нас под зад подталкивают. Народ сейчас на молодняк похож, которого весной из загона выпустили. Хвост трубой, несется незнамо куда, загородки ломает, свободе радуется. Городишь ты Трофим страсти какие-то, война что-ли? Не война слава богу но соль и спички запасать наверное придется, не повредит. Ты еще сухарей насуши, засмеялся Егор. Да уж Егорушка, забубнила на печи бабка, сны мне нехорошие снятся, то народ табунится незнамо зачем, то речки шумят, не к добру это. Перед войной помню. молодая была, тоже сны нехорошие снились. Ну вас, махнул рукой Егор, пойду лучше живете как кроты, всего нового боитесь.

Егор не появлялся дней десять, даже бабка спрашивала, где этот оглашенный. Да в городе он, на базар уехал, продает чего-то. Чего ему не мотаться, на пенсии, с хозяйством жена управляется. Жди, скоро заявится. И точно, на следующий день, Егор пришел в гости. Давно не был, заскрипела бабка, говорят в город ездил? Там был, на базаре торговал, мед продал, масло. Ну и как в городе, допытывалась бабка, чего говорят? Шумит народишко, что ни день новость, с водкой в городе вот начали бороться. Поговаривают, что скоро совсем торговать ей не будут. В каком магазине выкинут ее, очередь тут-же, давятся, орут. Я в одну очередь пристроился, еле жив остался. У нас давно в магазин водку не завозили, сказал Трофим. Пьяниц он не любил, пусть ее и совсем бы не было, лучше бы только жилось.

Ну ты загнул, сказал Егор, без водки мы никак. Я знаешь что в городе видел-свадьбу безалкогольную. Захожу в какое-то кафе или ресторан сигарет купить, там буфет был. Подходит ко мне женщина, извините говорит, мы не работаем сегодня, у нас свадьба. Да я говорю, сигарет только куплю и уйду. Беру сигареты и вижу, что на столах водки нет, лимонад вижу, соки разные. Музыка играет, все как положено, только у мужиков почему-то морды постные, не красные. Я сначала-то не понял, что свадьба безалкогольная, да тут мужик вышел, тоже за сигаретами, он мне все и рассказал. Дак вот сидят мужики хмурые, уговор ведь нельзя нарушать, крепко видно договорились, отгуляй, а потом хоть залейся. Корреспондент все для кино снимает, или для телевизора. Мне этот мужик и говорит, смотри то-ли девять дней отмечают, то-ли сорок, не свадьба а издевательство. Вроде пляшут и поют, а нутро у всех горит, разве можно гулять на трезвую голову.

А то что водка у нас пропала, это плохо, придется видно аппарат налаживать, давненько я им не пользовался. Давай-давай, сказал Трофим, нарвешься на неприятности, ага, так я им и показал его. Подожди, месяц другой без водки посидят, все гнать начнут. Нет, я понимаю, с пьянством надо бороться, но не в магазине-же. Пришел выпимши на работу-выложи голубчик половину получки, прогулял с похмелья-еще пол-получки отдай. А магазины закрывать, это дело бесполезное, как так, всегда пили, а тут на тебе, урезали пайку, бунт может начаться. Это все равно что, он покосился на печку, тебя от бабы отставили. Лежи рядом, любуйся и не трепыхайся. Но бабка за занавеской все слышала, чертыхнулась, сравнил пакостник черт те что. Ты тетя Груша век прожила, а вкуса не поняла ни в водке, не в этом деле. Говорят французы крепко хлещут, но по крепости они против нас не потянут. Налей им грамм сто пятьдесят неразбавленного, после второго глотка глаза вытаращят. А если им самогону бабки Ерофеихи поднести, они от одного запаха с копыт свалятся.

Болтун, проворчал Трофим, ты глянь сколько горя из-за нее, сколько людей поубивалось, поутопилось, замерзло, сколько семей развалилось, преступлений сколько. Все это так, но гибнут люди не из-за водки, а из/за неумения пить ее, учить надо как правильно пить. Ты Егор еще скажи что алкаш больной. Значит получается, пошел в магазин, купил себе пол-литра болезни, заразился, а потом кричит, не виноватый я, лечите меня, спасайте меня. Какая это такая болезнь, если хочешь, можешь заболеть, не хочешь-не заболеешь. Нету у наших правителей твердости в этом деле, шарахаются туда-сюда.

Ты Егор газет поменьше читай, оно лучше и понятней будет. Как это не читать, возмутился тот, сейчас такую правду-матку режут. У нас из-за этой правды кровь может политься. Сдурел ты брат, какая кровь. Да-да Егорушка, высунула голову бабка, в семнадцатом, девчонкой еще была, также кричали и галдели. А потом как начали стрелять друг в друга, не приведи господь! Тятеньку моего, царство ему небесное, свои же мужики и убили. А чего галдели, чего стрелялись, поди разберись. А колхозы вспомни, как тогда колобродили? А что колхозы, как бы там ни было, а жить стали лучше. А ты много богатства нажил в колхозе, до сих пор в дедовском доме живешь. Ты же знаешь, я никогда сильно не копил, и сейчас голодным не сижу. Тут Егор итак понятно, что многое надо переделать, но если за эту перестройку портфельщики взялись, толку не жди. А откуда тебе другие возьмутся, других нету. Егор глянул на часы, засиделся я у вас, почту должны, побегу.

Телевизор и радио приносили новости каждый день, Трофим не обращал на них внимания, а бабка частенько навострив уши всматривалась в экран, газет не читала по причине малой грамотности. Где этот оглашенный, тоже наверное где-то языком молотит. Да придет твой перестройщик, надоел уже своей болтовней.

Егор появился через день. Где тебя носит, маманя вон заждалась, давай открывай митинг. Ты Фома неверующий как всегда в лапти только веришь, а нас знаешь куда призывают? А призывают нас жить по лучшим западным образцам. Наш образ жизни никуда не годится. Хватит говорят, позимогорили, будем жить на уровне Европы. А чего, чем мы хуже их? Тогда Егор первым делом ломай баню, сортир, переноси все в избу. Во дворе копай яму под бассейн. Только вот с транспортом как будешь выкручиваться, у них в каждом доме по одной-две машины, а у тебя из транспорта только корова.

Опять ты за свое, тебе же говорят что все предпосылки у нас для этого есть, осталось их реализовать. Будешь жить ты тетя Груша в коттедже, с двумя автомобилями, как говорит Трофим, до ветру во двор бегать не будешь, а будешь отправлять надобность, как все культурные европейцы в теплом нужнике. И телефон у тебя будет, але-але, это Гондурас, ну и тому подобное.