Жаркое лето 37-го

«Бля. Нервы совсем ни к чёрту стали. Пойду отдохну, перекурю. А пока пусть «добрый» поработает»[2 - В 37-м одной из методик работы НКВД, а если быть более точным, ГУГБ в составе НКВД, был «злой» и «добрый» следователь.]. Следователь нажал кнопочку на столе. Вошёл «добрый» следователь.

– Поработай ты, Романыч, не выдерживаю я, нервишки совсем ни к чёрту стали.

– Побереги себя, Юлиус[3 - Следователя звали Юлиус Францевич, что выдавало его прибалтийское происхождение.], ты отличный работник, но ты нам нужен живым и здоровым, эти враги совсем испортили тебе здоровье. Иди, отдыхай, ни о чём не думай.

Юлиус вышел из кабинета.

Глава 3.

Виктор Романыч, «добрый следователь», аккуратненько полил холодной водички из эмалированной кружки Ниитке на голову. Никита понемногу очнулся. И тут ему в голову пришла самая здравая, как ему на тот момент казалось, мысль: «Съесть! Немедленно съесть газетный обрывок с портретом Сталина, которым он подтирался!». Ник яростно бросился открытым ртом на на свою подтирочную бумажку. Секунда, и она уже была у него в рту. Однако уже полсекунды спустя два здоровенных амбала-вертухая, которые до сих пор незаметно стояли в дальних углах кабинета, разжимали крепко сжатые никитины челюсти. Газетный обрывок выпал изо рта измученного Никиты на пол. Никита безвольно повис на руках вертухаев.

– Ну зачем же вы так, любезный Никита? – следователь Виктор Романыч улыбнулся во все 32 зуба белоснежной наидобрейшей обезоруживающей улыбкой. – Органы к вам, так сказать, со всей добротой, лицом повернулись, а вы нам жопу показываете. Нехорошо, любезный Никита…эээ…как вас по отчеству?

– Сергеевич, – нехотя, отплёвываясь, процедил Никита сквозь зубы. «А дерьмо не такое уж противное, как про него говорят, – констатировал про себя Ник. – Тьфу бля лезет в башку чепуха всякая!»

Следователь между тем удобно расположился в уютном кожаном кресле и закурил папироску.

– Ну что, поели говнеца, дорогой Никита Сергеевич, а? Как на вкус? Бодрит? Говорят, на шоколад похоже? – вовсю издевался следователь.

– Кто говорит? – удивлённо уставился на Виктора Романыча Никита.

– Сорока на хвосте принесла! А-ха-ха-ха-ха! – расхохотался следователь. – Ну серьезно, Никита Сергеич, вы что же думаете вы первый, кто в этом кабинете обосранные портреты ест? Ну вы же взрослый человек. Глупо. Наивно и глупо с вашей стороны. А давайте забудем этот досадный инцидент и поговорим как взрослые люди, а? Папиросу? Кофе? Чай? Сгущенное молоко? Какао?

«Папиросу бы щас неплохо, – констатировал Ник, – хоть вкус дерьма во рту перебить».

– От папиросы не откажусь. И какао. – выразил свои пожелания Ник. «Бля почему какао? – задумался Никитка, – Сроду какао не пил. А чёрт лезет в голову всякая чушь. Сотрясение небось».

Виктор Романович нажал кнопочку на столе и распорядился насчет какао, одновременно угощая Никиту вкусной папироской.

– Ну а всё-таки, Никита Сергеич, кто вы такой? Откуда прибыли? Вы из РОВС?[4 - Российский общевоинский союз – белогвардейская организация в эмиграции.] Зачем подтирались портретом дорого нашего товарища Сталина? Какое у вас спецзадание? Почему в открытую ходили в буржуазной одежде? При том, зимней. Откуда вам известно о стрелковом вооружении Третьего рейха?

«Думай, думай, башка, думай! – лихорадочно соображал Никита, что ответить настырному следаку.

– Федул! – неожиданно выпалил Никита первое, что пришло в голову.

– Что Федул? В штаны надул? – А-ха-ха-ха! Следователь явно был юморным своим в доску парнем, или пытался играть роль такового.

«Ах ты так?! Ну давай поиграем!» – в трещащей голове Никиты начали зарождаться намётки будущего плана.

– Оперативный псевдоним Федул. На историческом факультете должен был встретиться с нашим связным, которого спугнул декан. Пароль «Федул». Отзыв, как вы верно подметили, «В штаны надул».

– Каково было ваше задание, Никита Сергеич?

– Узнать секрет Ярославской породы рогатого скота для английских буржуа. Уж очень они их молоко любят.

Тут уж даже «добрый» Виктор Романыч не выдержал, вскипел.

– Издеваться! Я к нему по-доброму, а он издеваться! В карцер его! В холодный отсек! Пущай поохолонится! А потом, если не заговорит, применим спецсредство для особо упёртых – тиски! Никита Сергеич, вы знаете, что такое тиски? А-ха-ха-ха-ха! С тисками и самые упёртые раскалываются! [5 - Спецсредство, применямое ГУГБ НКВД в период массовых репрессий 1937-1938 гг. Заключалось в зажимании половых органов мужчины в специальные тиски.]

Сквозь маску доброты на лице Виктора Романыча стала проглядываться гримаса безумия. Следователь смотрел в упор в лицо многострадального Никитки и дико хохотал, в то время как амбалы под руки оттаскивали Никиту в карцер.

Глава 4.

«Съёбывать надо, – первое, что подумал Ник, очнувшись в карцере. – Но как съёбывать? Эта сука Виктор Романыч та ещё сука. Опять тавтология. Да какая сейчас разница?». В голове Никиты звучало странное двухголосье. «Ярославская порода рогатого скота. А Берви-Флеровский несомненно голова. Горожане и крестьяне безусловно были правы. Они думали-гадали и построили управу. Да, душевно пел Димка Леонов», – из глаза Ника скатилась скупая мужская слеза. «Так, стоп на хрен. Надо не ностальгировать, а план придумывать». Никитка глубоко задумался. Было раннее утро. Неожиданно тишину разрезал громкий рёв коровы «Муууууууууууу». Никитка выглянул через решетку на улицу. И увидел там нечто удивительное. Прямо во двор СИЗО в Коровниках входили молодые колхозницы, корова же тащила телегу, нагруженную бидонами, по-видимому, с молоком. Ник включил всё своё обаяние и сексуальность и тихонько крикнул: «Девчонкиии! Ай-да знакомиться?!» Казалось, план был обречен на провал. Но не в случае Никиты. Тот улыбнулся девчонкам своей самой обаятельнейшей улыбкой, на которую был способен. И как минимум одна, что называется, «повелась».

– А хотите, я вам щекотуна[6 - Щекотун – в простонародии ланьет.] сделаю? А? – и Никитка заманчиво подмигнул сквозь решетку.

– Ой ли?! Все вы до обещаний скоры! А как до дела дойдёт, так в кусты! – провокационно выкрикнула одна.

– Мы, девчонки колхозные, страсть как до щекотуна охочие! – облизнулась другая.

– Ссс, слово джентльмена!

– Тоже мне жентельмен нашелся, – презрительно прыснула рыжая в платке девчуля.

– Да я клянусь! Вы мне только, девчонки, каравай с пилкой по металлу перекиньте, а уж мы с вами потом, эх-ма!

Непонятно, каким образом так получилось, но Никитке страшно фартило. У девчонок откуда-то с собой оказалась и пилка по металлу, и каравай. И пока колхозницы поили славные органы НКВД молоком, Никитка успел выпилить одну решётину, выпрыгнул во внутренний двор СИЗО в Коровниках, и спрятался в стоге душистого сена на телеге у девчат. «Бля ну я и фартовый» – констатировал Никитич. Телега двинулась.

Глава 5.

В деревне, там, где грёбаный колхоз,

Никита сплюнул, и покинул воз.

Но был немедля бабами зажат,

И обещанье вынужден сдержать.

У вдовушки одной в Испанье муж погиб,

Никитка взял, да к ней прилип, как гриб.

Он в хате у нее заночевал…

Но прежде сделал сельский карнавал.

Костерок весело потрескивал, картошечка уже была подготовлена к запеканию, сельский самогон лился рекой, а Никитка играл на гитаре и вдохновенно орал:

Из чего же, из чего же, из чего?!

Сделаны наши девчонки.

Из сифона, и из лифона, из марафета,

И из минета! Сделаны наши девчонки!

После песни Ник отхлебнул элитного сельского сэма прямо из горлышка и присел отдохнуть. Но не тут-то было. Стаей на него налетели сельские парнишки.