Казус Варды

***

Его первый день в Аугусте прошёл в пьянящем дыму и блеске, если не считать одного неприятного происшествия. Он вышел из таможни на автостоянку, прошёл по указателю к остановке. Огромный двухэтажный автобус с зеркальными стёклами вбирал в себя пассажиров. Не оглохни от счастья Мауриций перед последним чиновником, да будь он повнимательней сейчас, заметил бы, что среди пассажиров нет ни одного приезжего. Он подошёл к турникетам, склонился над сканером, но на экране появился красный крест. Он попробовал ещё раз – всё так же безуспешно.

– Под землю, – сказал чей-то голос сзади.

Мауриций обернулся – за ним стоял роман. Он ткнул в Мауриция пальцем:

– Ты! Идти! – громко, как глухому, сказал он и показал пальцами, как ходят, потом ткнул под ноги: – Под землю. Автобус – для граждан. Ты – перегрин[8 - Перегрин – негражданин, приезжий].

– Я хорошо говорю по-романски! – возмутился Мауриций, задетый высокомерным тоном.

Роман моргнул, но вульгарно одетый приезжий, говорящий на романском не исчез. Тогда он закатил глаза и терпеливо повторил:

– Ты! Идти! Под землю! Там суб[9 - Суб – подземка]. Чух-чух для неграждан.

Роман сдвинул его каким-то неуловимым движением, даже не коснувшись, и склонился над сканером. Пикнуло, открылись дверцы, и он зашагал к автобусу.

– В сторону, пожалуйста, – сказал кто-то.

Вереница местных прошла мимо. Солнце палило, ветер хлопал их просторными одеждами, но не мог забраться под куртку Мауриция из свиной кожи, под его плотные штаны, в пыльные туфли с загнутыми носами. Проходящие романы смотрели друг на друга, в небо, под ноги, куда угодно, но не на него. Так культурные люди избегают касаться взглядом голого дикаря. Мауриций стянул куртку, и ветер залепил спину потной туникой. Быстрым шагом, не оборачиваясь, он двинулся к туннелю подземки.

Суб был стерильно чист и пуст, его закруглённые стены, выложенные светло-голубой плиткой лишены и намёка на украшательство – в родных Афинах они мгновенно обросли бы рекламками и объявлениями. Сканер на входе одобрительно пикнул, двери для перегрина Варды открылись.

На платформе станции стояло несколько эллинов. Они увидели спускающегося земляка и замахали руками, но Мауриций сделал вид, что сосредоточенно ищет что-то в телефоне. Подошёл локомотив со скошенной мордой, притянул вереницу низких бочкообразных вагонов с узкими окнами. Мауриций вошёл, и поезд тронулся. Глянцевая полоса под ногами и светящиеся плафоны над головой пунктиром уходили вглубь поезда, пунктир подрагивал и изгибался, но тишина стояла абсолютная – ни стука колёс, ни стрёкота электродвигателя. В двух вагонах от него, по бокам сидели непривычно тихие эллины.

На станции "Виа Юстиниана", указанной в адресе, Мауриций вышел. Поезд увёз его соотечественников дальше на север, в район Германика. Там для беженцев из бедных, но гордых стран, выстроили квартал пятидесятиэтажных капсульных инсул[10 - Инсула – многоэтажный, многоквартирный дом].

Мауриций видел в сети, как выглядит Германика. Узкие башни инсул стоят там так близко, что солнечные лучи почти никогда не касаются земли под ними. Как в настоящих тропических джунглях, лианы коммуникационных кабелей и труб оплетают стволы, на разных этажах прокинуты открытые железные переходы, на которые снизу и смотреть страшно, но там ходят люди, играют дети, на верёвках сушится бельё. В коридорах танцуют полудикие даки, бродят вечно пьяные германцы, эллины бьются с османами до крови, а то и до смерти – никто не станет их пересчитывать, ни одна бригада криминалистов сюда не приедет. Эквиция там не было, он оставался за оградой. Зато дешевле жилья в Аугусте не найдёшь

На "виа Юстиниана", где Маурицию предстояло работать, эскалатор вынес его в небольшой закрытый двор-колодец. Когда Мауриций вышел из арки, у него перехватило горло. Широкий проспект ветвился уровнями и терялся вдали. Зеркальные небоскрёбы по его краям расплывались в дымке. Всё было огромным, новым, монументальным… идеальным.

Эквиций был огромным государством с множеством домининонов и протекторатов, и не было на планете стран богаче и могущественнее его, но только здесь, на одной из центральных улиц столицы, в густом запахе разогретого мрамора и травяного сока с тонкой сладковатой примесью отработанного топлива, под стеклянными башнями, сияющими жидким золотом в разрывах густых крон, Мауриций осознал, как слаба и примитивна его родная Эллада.

Он быстро нашёл нужное здание – стеклянную башню с мраморным портиком. Брезгливо, по-романски, избегая своего отражения, вошёл. Внутри его ждали.

Новый начальник принял его в кабинете на сорок шестом этаже. Он сказал звать его просто по имени, без родовых имён и регалий и усадил в кресло у окна. Под левым локтём Мауриция, на умопомрачительной глубине двух стадий[11 - Стадий – приблизительно 185 метров] мчался поток машин, мимо окна сновали дроны. От непривычной высоты кружилась голова. Вошла секретарша, улыбнулась Маурицию, будто он был консулом, а не бедным кодером-перегрином, поставила на столик чашку с крепким абиссинским кофе.

Патрон был первым романом, кто не избегал смотреть на Мауриция. Он ходил по кабинету, суетливо потирая руки, появлялся то за левым плечом, то за правым, заглядывал в глаза, и левое веко его нервно подёргивалось. Он говорил, говорил: как высоко он оценил тестовую работу Мауриция, каким блестящим он видит будущее Мауриция в его компании, как прекрасна Аугуста, в которой Маурицию предстоит жить.

Мауриций… Мауриций… Мауриций… Романский язык, красивый и мелодичный, лился песней, голос то взлетал, то падал, и в нижней точке всё время звучало "Мауриций".

– Вы недолго будете перегрином, Мауриций, попомните моё слово…

Патрон ходил вокруг, Мауриций мешал ложечкой кофе, чёрная жидкость закручивалась в водоворот, клубился ароматным смерчем пар над чашкой, кружилась голова от романской речи, кружила голову нежная улыбка секретарши, автомобили на закольцевавшейся виа Юстиниана кружили внизу вокруг стеклянной башни.

– Вам надо сменить гардероб, Мауриций…

Пиликнул тревожный сигнал. На телефоне, слишком старом для новой жизни, высветилось сообщение о переводе.

– Это подъёмные, Мауриций, небольшая сумма, чтобы вы смогли дотянуть до первой зарплаты, возвращать их не надо, – пояснил откуда-то из-за левого плеча патрон.

"Небольшая сумма" в пересчёте на драхмы превышала его жалование в Афинах в десяток раз.

– Жить будете в инсуле нашей компании, Мауриций. Жильё в столице дорогое, а за эту студию вам платить не придётся. Останутся только расходы на доступ к сети, электричество и воду, но это сущие ассы, Мауриций, вы их даже не заметите.

Мауриций… Он – Мауриций, его так зовёт настоящий роман.

Патрон вызвал водителя. На мягкой коже, в салоне, пахнущем незнакомо, но очень приятно, Мауриций уехал к своему новому дому. Его нетронутый кофе остался на столике.

Удивительно, но молчаливый водитель повёз его не в Германику. С Виа Юстиниана он свернул на юг, через полчаса затормозил перед симпатичной инсулой. За тенистым бульваром в паре стадий блестел широкий Ринус[12 - Ринус – [лат.] Рейн]. За рекой лежал старый город, там был Форум, где заседал сенат и жил консул. Перегринов, тем более беженцев, здесь почти не было. Водитель достал из багажника сумку Мауриция и молча протянул ему электронный ключ с номером.

Студия оказалась маленькой, но всё же это была не капсула в Германике – здесь хватило места для широкой кровати, рабочего места с современным терминалом и кухоньки с барной стойкой. За сдвижной стенкой Мауриций нашёл уборную с душевой кабинкой. Всё было чисто, красиво, функционально, но главным было не это. Дальняя стена студии была полностью застеклена. За ней, далеко на юге, белели вершины Гельветских альп[13 - Северная часть Альп].

"Тихея[14 - Тихея – греческая богиня удачи.] любит меня," – восхищённо прошептал Мауриций в окно и до того, как очистилось запотевшее стекло, поправился: "Фортуна[15 - Фортуна – римская богиня удачи]".

Первое, что он сделал – нашёл магазин готовой одежды. Мауриций вышел из него в светлой льняной рубахе и лёгких полотняных брюках. Старую одежду он сложил в пакет. У мусорных контейнеров он заколебался – когда вся жизнь проходит в крайней нужде трудно просто взять и выкинуть добротную ещё одежду, но Мауриций упрямо мотнул головой, и пакет с кожаной курткой, османскими туфлями и прочим эллинским тряпьём полетел в мусор. В новой жизни старью места не было.

Утром его разбудил солнечный свет. Вчера он пребывал в радостном возбуждении и не заметил, что на окне нет штор. Было ещё очень рано, но это было пробуждение ото сна в таком радостном сне, что страшнее всего было бы проснуться снова и оказаться в своей узкой кровати в афинской комнатушке с парализованным братом. Мауриций умылся и отправился на пробежку.

Он весело здоровался с такими же ранними бегунами, и они приветливо махали ему в ответ. Мостовая мягко светилась розовым, прозрачный воздух пах речной свежестью. Радость переполняла его, свободная романская туника хлопала за спиной, как отрастающие крылья, ноги в лёгких сандалиях едва касались ровной дороги без единой трещины или рытвины. Ещё чуть-чуть, и Мауриций взлетит. Он никогда не чувствовал себя таким счастливым и свободным.

Рабочий день прошёл прекрасно. Он сделал всё и заслужил похвалу патрона. Коллеги по работе не сторонились, приняли почти на равных, только когда вечером собирались в термополию[16 - Термополия – ресторан] опрокинуть по кружке богемского пива, его не позвали, но Мауриций не унывал – всё впереди. Он добьётся и уважения, и дружбы.

Вечером, укладываясь спать, он вспомнил, что его разбудило утром. Идти в магазин было поздно, и тогда он просто прилепил к окну клейкой лентой покрывало. Вечером следующего дня в его дверь постучали.

В коридоре стоял вигил, за его спиной маячило незнакомое лицо. Вигил посмотрел через плечо Мауриция и сдвинул брови:

– Гражданин Игнаций, вижу, что вы были правы. Благодарю за бдительность. Мауриций Варда? – спросил он, сверяясь с экраном планшета.

– Да, – нерешительно ответил Мауриций. Роман в коридоре весело ему подмигнул.

– Эдикт[17 - Эдикт – указ] консула Теренция Интеллектора запрещает занавешивать окна в домах.

– П-почему?

– А вы не знали? Недавно приехали? Если собираетесь задержаться в Эквиции, вам следует соблюдать наши законы и традиции. Гражданам и гостям Эквиция, если у них нет преступных замыслов, нечего скрывать. Немедленно снимите это с окна и постарайтесь больше не нарушать. В первый раз я выпишу вам минимальный штраф в семьдесят денариев. При повторном нарушении будет тюремный срок с последующим выдворением из страны. Вам понятно?

Мауриций кивнул, и роман, которого вигил назвал Игнацием, показал ему большой палец. Под холодным взглядом вигила Мауриций отлепил покрывало и аккуратно его сложил. Вигил кивнул и удалился, а Игнаций вбежал в комнату и сжал руку Мауриция.

– Я ваш сосед, Левий Игнаций.

Мауриций в полном недоумении уставился на него.

– Это вы вызвали вигила?

– Да! – радостно кивнул тот.

– Вы что, позвонили и сказали, что я занавесил окна?