Версальские кружева

Через двадцать минут Михаил вернулся обратно в постель. Стараясь успокоиться, он сделал несколько глубоких вдохов, но адреналин и состояние радости от пришедшей удачи носились в его голове, будя шальные мысли и планы.

Заставляя себя уснуть, он решил переключить сознание на размышление о Марго и ситуации, которая стала складываться между ними в последнее время.

– Так, – сказал он сам себе шепотом, – и что же происходит с моим ангелом? И что происходит с нашими отношениями? – Михаил замолчал и, удобно положив руки под голову, вперил взгляд в потолок. Воспоминания вернули его в прошедшую осень и начало зимы. Тогда Марго парила над землей, ловила каждый его взгляд, засыпая, крепко обнимала, словно боялась, проснувшись, больше его не увидеть. Они встречались каждый день, занимались любовью, сидели у камина и мечтали о счастливом будущем.

Не особенно шифруясь и прячась от посторонних, они периодически попадали в забавные истории и случаи, находясь на грани разоблачения своей любовной связи.

Виктор часто, с хитринкой поглядывая на сияющую улыбку своей дочери и дорогие бриллиантовые украшения, появляющиеся на ней с завидным постоянством, складывал у себя в голове этот несложный пазл и многозначительно молчал.

Нина просто помогала им встречаться, часто оставляя ночевать у себя, создавала алиби для дочери и вкусно кормила вечно голодных влюбленных…

Неожиданно Михаил отвлекся от воспоминаний: в коридоре, за дверью его спальни послышались шаги. Виктор, видимо, подгоняемый предстательной железой и желанием освободить свой мочевой пузырь, прошаркал в туалет. Михаил приподнялся на локте, вслушиваясь в тишину квартиры. Через пару минут снова раздались звуки шагов возвращающегося обратно в спальню Виктора.

– Поздно, проспал ты, дружок! Я уже все сделал.

Радость, что «маленькая нужда» не подняла Виктора в тот момент, когда он копировал файлы, снова запрыгала в нем хорошим настроением и отсутствием всякого желания спать.

Повернувшись на бок, он взбил подушку и, найдя для себя удобное положение, продолжил вспоминать.

В октябре Марго, хитро обыграв ситуацию с мужем и отцом, смогла на три дня вырваться и поехать вместе с ним в Москву.

Путешествие началось с интриги и состояния опасности. Вова, в последний момент решив помочь своей жене, вызвался сам отвезти ее к поезду и посадить в купе.

В машине, по дороге к вокзалу, она умудрилась отправить Михаилу сообщение и предупредить о провожающем муже.

Сейчас он лежал и тихо подсмеивался над самим собой и произошедшими тогда событиями.

Получив смс, Михаил как ужаленный закрутился по СВ, забирая свои вещи и уже выставленную на столик текилу. Уйдя в противоположный от входа тамбур вагона, он, очистив на запотевшем стекле маленькое окошечко, стал с волнением и напряжением всматриваться в людей, идущих по перрону. Время отправления приближалось. Голос старшего по поезду уже предупредил провожающих, а Марго и ее компьютерного гения до сих пор не было. Нетерпение и переживание заполнило все его сознание, секундная стрелка вышла на последний, финишный круг, когда его ангел вместе с мужем подбежали к вагону. Михаил не видел сцены их прощания, – угол его обзора не позволял этого сделать, но уже через несколько секунд поезд тронулся, и фигура машущего руками Вовы медленно проплыла перед ним и осталась сиротливо стоять на пустой, утопающей в осенней сырости, платформе.

Открыв дверь купе, он тут же поймал в свои объятия смеющуюся Марго. Она была возбуждена и игрива одновременно. Проводница, постучав в купе, с лукавой улыбкой понимания происходящего отметила их билеты и удалилась. Михаил вернул на стол бутылку текилы и стал выкладывать еду. Марго переодевалась в нарядный спальный костюм и кокетливо кривлялась прямо перед его лицом, дразня его воображение легкой прозрачностью своей одежды.

Долго выносить такой близости, ее соблазнительного и жаждущего тела он не смог и, отложив приготовление ужина, Михаил защелкал замками входной двери и тумблерами выключателей света.

В тот вечер они так и не поели, а поезд, смешав вместе стуки колес и их счастливых сердец, вскоре погрузил их в сон.

Утром, на подъезде к Москве, их разбудил такой ненужный и даже раздражающий стук проводницы. Они, подхватившись словно ужаленные, стали закидывать свои вещи и нетронутую еду обратно в сумки.

Михаил повез ее к своим старым друзьям, на другой конец родного города. Случайности ему были не нужны, неожиданные встречи с родственниками, и тем более – с родителями, не входили в намеченные планы. Он, тщательно продумывая каждое их перемещение, два дня водил ее по ресторанам и магазинам вдали от привычных и любимых ему в Москве мест. В ювелирный магазин, представленный Марго как его собственность, они отправились в последний, третий день пребывания в Москве. К его удивлению он не произвел на нее какого-то особенного впечатления, однако очередное кольцо, сделанное в арабском стиле, с гранатового цвета бразильским турмалином и кулон с бриллиантами, выполненный в виде сердца, согрели ее настроение и она, периодически поглядывая на свои новые подарки, даже согласилась сходить в музей.

Поэтому, выйдя из магазина, он потянул ее в Третьяковскую галерею. Наняв персонального гида, они долго бродили по залам, слушая экскурсовода, любовались картинами и держали друг друга за руки, чувствуя, как нежность и любовь живет в их сердцах.

Вечером, усталые и довольные насыщенно проведенным днем, они зашли в купе поезда, уходящего обратно в Брест.

Михаил вздохнул. Повернувшись на другой бок, он ощутил, как на смену радости от грамотно выполненной работы приходят воспоминания о Марго, и перекрашивают его настроение в краски сожаления и неминуемой утраты. Все хорошее, что было между ними тогда, уходило в историю и стиралось, уступая место ее неудержимому желанию жить красиво любой ценой и любыми способами. То, что сейчас происходило между ними, огорчало его. Глаза того ангела, который прощался с ним на перроне брестского вокзала, и взгляд нынешней Марго разделила пропасть, которую он сам так усиленно копал в последнее время, подпитывая ее пороки деньгами и драгоценностями.

Мужчина посмотрел на окно. Робкий, красноватый, зимний рассвет слабыми лучами проникал в комнату, ночь уходила. Маленькая стрелка настенных часов приближалась к семи.

Спать уже не имело никакого смысла.

Теперь он чувствовал – задача, которую он сам себе поставил в самом начале их сближения, была им выполнена и даже перевыполнена, но удовлетворения, а тем более – удовольствия от этого он не испытывал. Он понимал – время и отношения, складывающиеся с Виктором, приближают его ко второй части плана, а холодность и расчетливость, вернувшаяся к Марго, позволит ему оттолкнуть ее от себя, забыть и перестать мучиться, прислушиваясь к голосу совести и жалости. Ниточка, которую он сейчас, лежа в постели, потянул в своих размышлениях о Марго, была для него словно спасительная нить Ариадны, указывающая, в каком направлении ему двигаться, вытесняя любовницу из своего сердца и головы.

Стук в дверь отвлек его от печальных мыслей, и в открывающемся дверном проеме возник Виктор.

– Ну, что, не спишь уже? Давай-ка будем уже вставать! Иди, умывайся и приводи себя в порядок, а я приготовлю овсяную кашу с сельдереем и выжму свежего сока.

Виктор вышел так же быстро, как и появился.

Михаил поднялся. Голова была немного не своя, бессонная ночь не добавила ему бодрости, и мужчина несколько раз зевнул.

Приняв душ, он вышел на кухню, к накрытому столу. Беглого взгляда было достаточно – хозяин педант и аккуратист. Все кухонные принадлежности занимали свои, строго отведенные места, чистота и порядок жили в каждом углу. Присев на указанное хозяином место, и с интересом разглядывая встроенную технику и кухонные агрегаты, Михаил заметил, как лицо Виктора светится гордостью и счастьем.

– Я эту квартиру и эту кухню сам перестраивал, и сам все сюда покупал, – заговорил первым Виктор, разливая чай по прозрачным стаканам. – Вот, смотри… – Он достал из корзинки журнал. – Еще восемь лет назад мою квартиру демонстрировали в разных изданиях, как эталон роскоши и красоты.

Михаил, подвинув к себе тарелку со странноватой кашей из сельдерея, сразу же, по характерному залому, нашел нужную страницу в журнале и, придав своему лицу выражение заинтересованности, принялся рассматривать фотографии.

– Ковер персидский видишь? Там, в зале лежит, шестьдесят тысяч долларов заплатил – настоящий шелк. А мебель, мебель какая – посмотри! Ампир! Практически из будуаров французских королей. Да что мы сидим-то тут! Отложи свою кашу, да пойдем в зал – я тебе все и так покажу.

Гостиная оказалась действительно – словно сошедшая с фотографий в журнале. Высокие потолки подчеркивала чешская люстра ручной работы, большие окна создавали объем помещения и дарили ощущение простора, а белая мебель и гармоничные тона гобеленов говорили о хорошем вкусе человека, создавшего этот интерьер.

– Красиво! – впервые за это утро заговорил Михаил. – Виктор, а у тебя есть способности к дизайну. Видно, что достаточно дорого и достойно, ничего лишнего и вульгарного. Ты просто молодец!

– Эта квартира, словно мой ребенок. Я столько труда, денег и сердца вложил в эти стены – ты даже представить себе не можешь. Пример тебе приведу, ты только задумайся: здесь не было ни одной женщины. В спальне, на кровати, никто, кроме меня, не лежал. Конечно, после ухода от Нины у меня были подружки, но сюда я не пускал никого.

Пример показался Михаилу очень странным.

– А где же ты с ними встречался?

– Пошли на кухню, завтракать. Не хочу с утра портить себе настроение воспоминаниями об этих молодых «лярвах»! – неожиданно нервно и раздраженно произнес Виктор.

Вернувшись к столу, Михаил стал пробовать диетически полезное творение хозяина дома, на самом деле оказавшееся весьма приятным на вкус.

– Знаешь, – снова заговорил Виктор, – не могу понять, что этим девкам надо! Я богатый человек, квартиру ей купил в центре города, машину, которую она пальцем в журнале выбрала, а она…

На кухне воцарилась тишина, Михаил перестал есть и поднял на Виктора глаза. Желваки на его скулах ходили ходуном, злой румянец покрыл пятнами шею, пальцы сильно мяли чайную ложку, – казалось, еще немного, и он согнет ее.

– …Сука! Изменяла мне, да еще потешалась! Обсуждала меня в компании своих малолеток. А когда я узнал об этом, то решил: поговорю, пойму ее, но в ответ услышал холодные и циничные слова, типа «я буду жить так, как мне нравиться, и спать буду с тем, с кем захочу!» Представляешь?! – Он замолчал. Чувствовалось, что отчаянье и обида живут в нем до сих пор.

– Витя, ну, ты нашел, что в канун Нового-то Года вспомнить! – Михаил придал голосу и лицу выражение товарищеской поддержки и участия. – Сейчас поедем к тебе в деревню, попаримся, выпьем водки и пошлем на… всех этих пустышек. Сам попадал в похожие ситуации. Влюбишься так, знаешь, напрочь… Не замечаешь ничего, наслаждаешься только близостью с ней, а потом – бац – и черная пустота.

– Слушай, Миш, а давай с утра накатим… Закуски у меня, правда, мало, но домашней настойки целая трехлитровая банка. Мать в деревне делала – вишневая, крепкая, градусов шестьдесят. Башку сносит, только дай!

– А что, и давай посидим! Сегодня только двадцать девятое, до Нового Года еще три дня, успеем и елочку в твоем доме поставить. Завтра проснемся, да и поедем.

– Ну и отлично! Так давно хотел с настроением напиться! Ты не представляешь, какие нервы трачу на этой долбанной работе… – Виктор поднялся и стал все, что было похоже на закуску, выставлять из холодильника на стол. – Дураки одни окружают! Никому ничего поручить нельзя, обязательно испортят или украдут. Сейчас, например… – Он разлил по рюмкам настойку. – Нужно выгнать одного подставного учредителя, совсем оборзел! Денег больше хочет.

Они подняли рюмки и, чокнувшись, выпили.

– Там и так, в этой компании, засада – долги, налоги не уплачены… Теперь еще и этот «Фунт» подставной голову мне морочит!