– Просто я умею сдерживать свои эмоции, – спокойно ответила она, – жизнь научила.
– Знаешь, я не буду оригинальным, – ответил я, – и скажу, что ты мне тоже понравилась сразу же… как и 90 процентам мужского пола нашего института.
– А оставшиеся 10 процентов чего? – сразу ухватилась она за эту мою оговорку.
– Давай про них не будем, – поморщился я, – давай лучше про тебя.
– Давай, – легко согласилась она, – женщины любят комплименты, так что вываливай, все, что там у тебя накопилось.
Я вздохнул и в следующие десять минут завалил её комплиментами до самых грудей, третьего размера и весьма совершенной формы. Напоследок вспомнил про одежду:
– И комбинезоны твои это классная фишка, придают шарма и обаяния, так что дальше некуда. Ни у кого такого нет, а у тебя есть – естественное конкурентное преимущество называется.
– А что, бывают искусственные преимущества? – спросила она, хлопая глазами.
– Да сколько угодно, – уверенным тоном отвечал я, – на ту же Олечку посмотри.
Тему Оли она поднимать не захотела, а вместо этого бухнула свою главную мысль:
– Знаешь что… я бы за тебя замуж пошла, если бы ты мне предложил…
– Это предложение? – только и смог выдавить из себя я.
– Ага, рационализаторское, – весело вспомнила она эпизод из «Служебного романа».
– Так выходи, чего уж там, – махнул рукой я, – только вот квартирный вопрос решить бы до этого…
– Есть у меня одна мысль насчёт этого вопроса, – тихо ответила она, и в последующие полчаса посвящала меня в детали своих глубоких мыслей.
––
На работу мы вместе поехали, всё на том же 60-м автобусе, чего уж теперь от народа скрывать-то. Я искренне надеялся, что мы разойдемся во времени и пространстве с Викой, но напрасно – попали мы в один и тот же автобус, ладно ещё, что в разных концах ехали. Надо с этим делом что-то решать, совсем не улыбаются мне ежедневные свидания с бывшей. Ладно хоть, что работаем в разных корпусах.
А перед самым обеденным перерывом меня возле выхода на Луначарского подкараулил – вот кто бы вы думали? Не угадали, это была девочка Олечка всё в тех же своих неизбывных кружавчиках во всю верхнюю половину тела.
– Петя, – сказала она мне, отведя за рукав в сторону, – разговор есть.
– О чём, – искренне изумился я, – нам с тобой говорить-то сейчас?
– Отойдём в сторонку, там всё и узнаешь, – ответила она с каменным выражением лица.
Мы и отошли налево, там где заканчивалась психушка и начиналась улица с дореволюционным названием «Провиантская».
– Наумыч очень ревнив и мстителен, – заметил я по дорог, – я бы лично на твоем месте ограничил общение со мной в связи с этим прискорбным фактом.
– А ты не учи меня жить, – огрызнулась она.
– Достаточно отошли? – спросил я, – давай говори, что хотела-то, а то у меня и другие дела имеются.
Она посмотрела по сторонам и вывалила на меня всё наболевшее:
– Я беременна, – сообщила она с потерянным каким-то видом.
– На меня намекаешь? – спросил я, предчувствуя большую и сложную подставу.
– А на кого ж ещё – кто меня по лесам и полям в траве валял, Пушкин?
– И какое у тебя предложение есть на этот предмет? – осторожно поинтересовался я. – Ты же вроде как с нашим начальником спишь теперь, я-то при каких делах?
– Срок беременности полтора месяца, – сообщила она мне, – а с Наумычем я всего неделю общаюсь.
– И? – продолжил я, – договаривай уже до конца.
– Денег давай, тогда ничего наружу не выплывет, – озвучила она свои хотелки.
– Сколько? – перешёл я на деловые рельсы.
– Тыщу – ты вроде столько заработал в колхозе, так что искать тебе их не придётся.
– Я подумаю до завтра, – пообещал ей я, – а сейчас извини, срочные вопросы надо решать, – и я сбежал от бывшей любимой женщины с максимально возможной скоростью.
Что-то запутался ты в своих бабах, сказало мне моё второе я из какого-то удалённого уголка мозга. Сколько их у тебя сейчас, четыре штуки, если не ошибаюсь? Не ошибаешься, огрызнулся я, такая вот четырехугольная геометрическая фигура выходит, квадрат блин… Малевича блин… чёрный-пречёрный блин.
Глава 4
1983 год, Робинзоны в океане
Ираклий дёрнул ручку радио(надеюсь)рубки вниз, и она, эта дверь, распахнулась со страшным и противным скрипом. И нашему обзору открылось помещение, где с одного боку почти доверху стояли какие-то радиоэлектронные приборы. Некоторые даже были включены и моргали своими индикаторами.
– По-моему это оно самое, – сказал я, озираясь по сторонам. – Радиосвязь с остальным миром.
– Знать бы ещё только, – добавил Ираклий, – как ей пользоваться, тогда вообще цены ей не было бы. Что тут написано-то, расшифровал бы…
Я с каменным лицом обследовал все приборы по очереди и ни черта не понял… если вы не знали, то скажу вам такую вещь – у корейцев в письменности используются не иероглифы, как у китайцев, а самый что ни на есть обычный алфавит (похожий внешне на иероглифы, это да). Называется он хангыль на Юге или чосонгыль на Севере и состоит из 51 символа, из коих собственно буквами являются 24 штуки, а остальные это слоги, сочетания 2-3 букв… получилась этакая переходная форма между китайской и европейской манерой письма. Китайские, кстати, слова, которые целиком заимствованы в корейский язык, обозначаются натуральными иероглифами.
Так вот – отец научил меня устной речи, а до письменной мы как-то не успели дойти, поскольку он умер, когда мне три года было. В дальнейшем я конечно немного углублялся в эту тему, но постольку-поскольку – не было задач, в которых оно могло бы мне понадобиться. Поэтому читал я корейские тексты примерно, как ребёнок… не трёхлетний, но где-то из начальной школы.
– А хрен его знает, товарищ майор, – честно признался я Ираклию, – что здесь написано. Речь-то я понимаю, но читаю с большим трудом.
– Ну хотя бы с трудом прочитай, – посоветовал он мне. – Мне сдаётся, что нам нужна вот эта вот штука, с наушниками которая, – и он показал направо.
Я взял эти наушники, надел на голову – ничего в них слышно не было. Затем покрутил верньеры на приборе, куда втыкались наушники, ничего не изменилось.
– Слушай, – сказал я капитану, – может нам твой помощник что-нибудь скажет?
– И точно, – задумался тот, – он же у нас бортинженером числится, радиосвязь это его забота. Давай пригласим. Или ещё может кто из пассажиров радистом работал…
Я без слов прошёл в кубрик, где наш народ уже расположился на чём смог, а один из пассажиров даже включил телевизор, прикрученный к полу в углу. Но там на всех каналах шла сплошная рябь.