оно меня обнимало.
Я мог от него согреться,
забылась навек подагра.
Так счастьем сияют в детстве
от маминого подарка.
* * *
С печалью затяжною
храню обрывки сна,
где я иду с княжною,
что вовсе не княжна.
Тогда я был румяней,
чем юный пионер.
Всё было, как в романе, —
там я искал пример.
Всё так банально было,
и повод, вроде был:
она меня любила,
а я себя любил.
Ответить ей? Куда там!
Какая тут нужда?..
Уехала куда-то
в Прибалтику княжна.
И лишь подруге Даше
сказала: это – месть,
поскольку знает даже,
что я не тот, кто есть…
Я был от злости чёрен,
обидно мне до слёз.
Скучал я, как Печорин,
по никому всерьёз.
Судьбой не оглушен,
никем не покорён,
я вешал всем на уши
гирлянды макарон.
Но совесть укоряла,
проклюнувшись опять:
искомкав одеяло,
не мог я ночью спать,
рвал из подушки перья,
бросая на диван,
и вспоминал свой первый,
неконченый роман.
* * *
А ты была какая-то другая,
и не похожа на себя нисколько.
Тебя такую я совсем не знаю
и собираю в памяти осколки.
Но досконально всё это не помню,
я помню лишь слова, да твоё имя.
И образ этот мишурой наполнен,