
Павлиний глаз
«Только бы Тарас Наумович успел увести своих внуков», – подумала мать и вошла с Варенькой в комнату ребёнка, из окна которой была видна летняя кухня соседа, забор его дома и часть просторного луга, на котором паслись коровы тётушки Мирославы.
Когда фашисты заняли город, Мирослава подкармливала соседей молочными продуктами домашнего производства, а соседи в благодарность делились с женщиной тем, что имели сами. Кто-то давал яблоки или делился картошкой. Серафима же отдавала соседке куриные яйца и консервированные овощи, которые закатывала в кажущейся ей теперь бесконечно далёкой мирной жизни.
– Плохие дяди заберут коровок тёти Мирославы так же, как наших курочек? – спросила девочка маму, указав пальцем на безмятежно щиплющих траву бурёнок.
– Может, заберут, а может, будут приезжать к тёте Мирославе за молочными продуктами, – ответила Серафима. – В любом случае соседской сметанки и творожка нам больше не видать.
– Какие жадины, эти немцы! – с неприязнью заметила Варенька. – Мы ведь тоже хотим есть. Почему они не могут оставить нам немного еды?
– Потому что немцы – это злые серые волки, пожирающие всё вокруг.
– Если немцы – это волки, значит, мы с тобой – бедные овечки?
– Получается, что так.
Женщина тяжело вздохнула и отвела дочь в последнюю, четвёртую комнату дома, служившую Серафиме мастерской, в которой она занималась портняжным делом, беря на дом в свободное от работы фабричной швеёй время заказы по пошиву женских платьев и мужских костюмов.
Варенька подошла к длинной вешалке и провела рукой по висящей на ней одежде, пока Серафима молча стояла у стола со швейной машинкой и крепко впивалась пальцами в изогнутую спинку стула. Наполненные отчаянием глаза женщины словно пытались прожечь дыру в резных ставнях, наглухо запертых на засов с обратной стороны окна. Единственный путь на летнюю кухню через курятник, незаметный от стоящих за калиткой мазанки солдат, был отрезан.
«Не отправь я дочь за мёдом, мы бы уже прятались в коровнике Мирославы», – корила себя мать, едва сдерживаясь, чтобы не запустить стулом в запертое ставнями окно.
– Нам нужно вернуться в молельную, – сказала девочке Серафима, взяв себя в руки. – Через окно молельной мы увидим возвращение немцев к грузовику и сможем тогда открыть дверь, чтобы добежать до кухни.
С этими словами женщина повернулась к Вареньке, взяла её за руку и отвела обратно в молельную комнату, где зажгла в алтарном подсвечнике новую свечу и прочла перед образами Спасителя и Богородицы молитву.
– Как увидишь солдат, идущих от крыльца к калитке, сразу зови меня, – наказала дочери мать. – Я буду смотреть за улицей из окна своей спальни.
– Только не закрывай дверь между комнатами, чтобы я могла тебя видеть, – попросила девочка.
– Хорошо, – погладила ребёнка по голове женщина, вышла из молельной и подошла к окну спальни, увидев через него распахнутую дверь соседского дома отставного комбрига Тараса Наумовича.
Улицу с немецкими солдатами и армейским грузовиком из своей спальни Серафима видеть не могла, обманув Вареньку, чтобы остаться в комнате одной. Женщина подошла к стоящему у занавешенного окна столу, развернула хлопчатобумажную ткань и с опаской коснулась пальцами холодной рукояти семизарядного револьвера системы «Наган».
Глава 3. Жертва
Ранним утром, за пару часов до этого, Тарас Наумович неожиданно возник на пороге летней кухни Серафимы. Хмурый вид командира кавалерийской бригады в отставке не предвещал ничего хорошего. Впрочем, ещё до его прихода женщина предчувствовала, что случится нечто дурное.
После отъезда супруга на фронт Серафиме часто снился сон, в котором она прогуливалась с мужем и дочерью по берегу местной реки. Пока женщина нежилась в тёплых лучах солнца, Андрей и Варенька запускали в небо воздушного змея в форме бабочки. Мужчина держал катушку парящего змея и разматывал верёвочный леер, прикреплённый к уздечке обтянутого парусом каркаса бабочки. Девочка же, задрав голову, завороженно наблюдала за тем, как игрушка рассекала воздух и выписывала в небе замысловатые зигзаги.
Подобную картину мирной жизни рисовало Серафиме во сне её подсознание, позволяя женщине психологически держаться на плаву. Последняя весточка от Андрея пришла вскоре после вторжения немцев в страну, и Серафима не знала, жив ли её муж или погиб при обороне города. Судьба Андрея была неведома женщине, но пока она видела его в своих снах запускающим с Варенькой воздушного змея, Серафима верила, что её супруг уцелел и рано или поздно даст о себе знать.
Непоколебимая вера женщины дала трещину минувшей ночью, когда её сон изменился, заставив Серафиму в ужасе проснуться посреди ночи. Свободно парящий в бескрайней синеве небес змей внезапно рухнул на землю и беспомощно лежал на траве перед Андреем с Варенькой, распластав свои сломанные крылья.
«Эта бабочка уже никогда не взлетит», – успела подумать женщина, прежде чем проснулась и безмолвно заплакала в своей постели.
Утром Серафима не находила себе места от волнения, поэтому, увидев на пороге своей кухни Тараса Наумовича, была уверена, что сосед принёс ей недобрые вести.
– Что случилось? – взволнованно спросила женщина, отложив свои дела.
– Немцы вчера приходили к моей сестре, живущей через две улицы от нас, и забрали у Лиды всю провизию и скотину, – мрачно ответил отставной комбриг.
– Как она?
– Расстроилась, конечно, но была рада остаться живой, ведь не всем повезло, как ей.
– Что вы имеете в виду?
– Дождавшись, когда немцы уедут, Лида обошла соседей – справиться, как они пережили встречу с фашистской пехотой.
– Пехотой? – переспросила Серафима.
Тарас Наумович утвердительно кивнул.
– Немцы отрядили пехотные отделения для изъятия еды у мирного населения. Ездят на своих армейских грузовиках и забирают у людей всё съестное, чтобы кормить своих солдат. Лида живёт одна после смерти мужа, поэтому, обобрав её, немцы отправились грабить её соседей. Тех, кто оказывал им сопротивление, фашисты расстреливали на месте в назидание остальным.
Серафима в ужасе прикрыла ладонью рот, осознав, что едва успевшая начаться война уже добралась до соседских улиц и хищно скалилась на пороге её дома.
– Нескольких показательных расстрелов оказалось достаточно, чтобы люди осознали тщетность своего сопротивления. Да и какой отпор могли дать вооружённым солдатам женщины и старики?! – продолжил мужчина. – Часть немцев решила не ограничиваться грабежом, надругавшись над приглянувшимися им девушками.
С каждым словом соседа душевное состояние Серафимы становилось всё более мрачным и подавленным, заставляя женщину ощущать себя совершенно беспомощной и обречённой.
– Но самое страшное, что фашисты вернулись этой ночью в обысканные ими дома и забрали из них всех детей, – промолвил отставной комбриг. – Ходят слухи, что немцы используют детей для переливания крови своим раненым солдатам.
После этих жутких слов мужчины Серафима осела на стоящую у обеденного стола скамью и закрыла руками лицо, увидев перед глазами распластанный на земле воздушный змей со сломанными крыльями.
– Скоро немцы заявятся и на нашу улицу, забрав всё, что нам дорого, – констатировал Тарас Наумович. – Я не стану их ждать и, как стемнеет, отведу внуков к сестре. В доме Лиды хватит места и для тебя с Варенькой, если ты готова с нами пойти.
– Я готова! – без раздумий ответила женщина, утерев выступившие на глазах слёзы.
– Вот и славно. Я вернусь за вами после заката.
– Спасибо вам, Тарас Наумович. Я очень благодарна вам за поддержку.
– Рано пока благодарить. Если немцы нагрянут к нам, прежде чем мы успеем уйти, тебе понадобится путь к отступлению. Я проделал дыру в своём хлеву, чтобы внуки могли выбраться на луг Мирославы и переждать обыск в её коровнике.
– А вы разве не пойдёте с ними?
– Нет. Встречу фрицев дома, отдам им еду с курями и прослежу, чтобы солдаты не разорили дом, в котором внукам ещё жить. Подумай лучше, как уведёшь дочь, если немцы явятся до нашего ухода.
– Забор Мирославы слишком высок, чтобы мы с Варей могли через него перелезть, – сказала Серафима. – Но над моим хлевом есть чердак с выходом на крышу, с которой мы можем спрыгнуть на луг и добежать до коровника Мирославы.
– Хорошо, – кивнул отставной комбриг. – И последнее. Если к приезду солдат вы не успеете выбраться из дома, ты должна будешь защитить себя и ребёнка.
С этими словами Тарас Наумович открыл наплечную сумку и вытащил из неё небольшой предмет, завёрнутый в пожелтевшую от времени ткань. Затем мужчина положил свёрток на обеденный стол Серафимы и развернул ткань, представив удивлённому взору женщины пистолет.
– Это мой армейский револьвер для ближнего боя, – пояснил отставной комбриг и взял «Наган» со стола. – Подпускаешь немца поближе, целишься ему в брюхо и спускаешь курок.
– Не знаю, смогу ли я…
– Возьми, – перебил Серафиму Тарас Наумович и вложил в ладонь женщины оружие. – Вытяни руку и представь, что перед тобой беспощадный волк, который без колебаний растерзает тебя и Вареньку на твоих же глазах. Волк не знает жалости и не внемлет уговорам. Для него вы с ребёнком – очередные жертвы на его кровавом пути. Что ты сделаешь для защиты себя и дочери, когда увидишь перед собой такого волка?
– Пристрелю, как бешеную собаку, – решительно ответила Серафима, держа палец на спусковом крючке револьвера.
– Вот и ладно, – удовлетворённо ответил сосед и забрал у женщины пистолет, завернув его обратно в ткань. – «Наган» заряжен и готов к бою. Если столкнёшься с солдатами, стреляй первой, потому что немец медлить не будет.
Серафима благодарно смотрела на Тараса Наумовича с горящими надеждой глазами. Теперь у неё имелся план побега и оружие, которое женщина была готова пустить в ход при крайней необходимости.
– Спасибо вам! – крепко обняла Серафима отставного комбрига на прощание.
Сосед молча кивнул и вышел из летней кухни, сказав женщине напоследок: – Собери вещи и будь готова уходить после заката.
*****************************************************************
Потрясённая происходящим на улице, Серафима вернулась мыслями в настоящий момент и не могла поверить тому, что пугающее содержание её утренней беседы с соседом начнёт столь стремительно воплощаться в жизнь. Несмотря на проявленное в присутствии Тараса Наумовича мужество, оробевшая ныне женщина была не готова воспользоваться оставленным ей отставным комбригом оружием. Ведь одно дело – проявить отвагу перед закалённым в боях Первой мировой военным, и иное – искать в себе смелость, когда ты заперта в доме с маленьким ребёнком, а перед твоей калиткой находится десяток вооружённых солдат вражеской армии.
Немцы явились прежде, чем мать и дитя успели покинуть свой дом, и единственным выходом из мазанки оставалась её входная дверь, незаметно воспользоваться которой было возможно лишь, когда орудующие в курятнике и хлеву солдаты вернутся к своему грузовику.
– Видишь что-нибудь? – неожиданно спросила Варенька из молельной, прервав тревожные мысли матери.
– Нет, – нервно обернулась к девочке Серафима. – А ты?
– Я тоже.
– Продолжай глядеть в оба.
В следующую секунду женщина услышала за своей спиной немецкую речь и повернулась к окну, увидев идущего по соседской лужайке солдата, который что-то кричал в открытую дверь двухэтажного кирпичного дома. Едва немец ступил на крыльцо, как из хлева вышел Тарас Наумович, сжимая в руках свой армейский ремень.
Быстро нагнав солдата, отставной комбриг накинул ему на шею ремень и грубо толкнул немца в спину. Солдат тотчас рухнул на колени и принялся жадно хватать губами воздух. Повторный удар в спину заставил немца беспомощно распластаться на крыльце, вслед за чем Тарас Наумович упёрся ему коленом в позвоночник и с силой потянул ремень на себя. После недолгого сопротивления солдат потерял сознание и обмяк на ступенях.
«Что происходит?!» – ужаснулась Серафима.
Отставной комбриг снял с плеча задушенного им солдата винтовку и переступил порог своего дома. Глухой выстрел раздался спустя считанные мгновения, после чего Тарас Наумович вышел обратно на крыльцо и направил винтовку параллельно стене дома, за которой скрывалась его калитка. На какое-то время на улице воцарилась зловещая тишина, нарушенная вскоре появлением ещё одного немца с карабином в руках. Очередной выстрел переполошил мирно разгуливающих по двору Тараса Наумовича кур, которые тут же бросились врассыпную, в то время как третий солдат упал замертво, как и два предыдущих до него.
– Мама, мама! – услышала Серафима взволнованный оклик дочери, стоящей на пороге спальни. – Солдаты пошли к дому Тараса Наумовича. На улице остался только дядя водитель в грузовике.
– Хорошо, – сглотнув застрявший в горле комок, ответила мать. – Внимательно следи за ним у окна.
Варенька послушно вернулась в молельную и продолжила наблюдать за водителем, который опустил боковое окно армейского «Опель Блитца» и слегка поправил левое зеркало грузовика. В следующую секунду двое солдат Вермахта вошли в калитку дома Тараса Наумовича, держа на прицеле просторный двор.
Не дожидаясь, пока немцы покажутся из-за стены дома, отставной комбриг сделал несколько выстрелов по идущим навстречу фашистам, чей ответный огонь из винтовки и пистолет-пулемёта не заставил себя ждать. Тогда Тарас Наумович бросил карабин на землю и снял с задушенного им солдата две осколочные противопехотные гранаты, отвинтил крышку рукоятки одной из них, дёрнул за выпавший из гранаты шнур с кольцом и бросил её за угол дома.
Оглушительный взрыв сотряс зелёный двор и заволок его густым дымом, после чего на улице вновь воцарилась мёртвая тишина. Тарас Наумович заглянул за угол дома и разглядел в рассеивающемся дыму лежащее на земле тело четвёртого немца. Его товарища не было видно рядом, поэтому, не теряя времени, отставной комбриг воспользовался выпавшей ему передышкой. Мужчина вернулся на крыльцо и спрятал в карман брюк оставшуюся гранату. Затем он забрал у лежащего на крыльце солдата запасные обоймы с патронами для карабина, зарядил одну из них в брошенную ранее винтовку и поместил остальные обоймы в нагрудной карман своей белой рубахи.
Вооружённый Тарас Наумович забежал в открытую дверь деревянного хлева и укрылся за его стеной.
– Мама! – снова услышала голос Вареньки Серафима. – Дядя в каске вернулся к грузовику. К нему вышли два солдата из дома Устина Авдеевича и Марии Ивановны. Теперь все они идут к дому Тараса Наумовича.
– Ясно, – только и сумела промолвить с пересохшим от волнения горлом женщина.
– Дедушка Тарас воюет с немцами? – неожиданно спросила девочка, будто происходящее на улице было для неё не более чем увлекательной игрой.
– Воюет, – с надеждой ответила мать.
– Тогда я желаю ему победить.
«Я тоже ему этого очень желаю», – думала Серафима, глядя на лежащие на соседской лужайке тела немецких солдат.
Когда трое фашистов показались во дворе отставного комбрига, один из солдат проследовал в кирпичный дом, второй направился к хлеву, а третий остался стоять посреди лужайки. Громкий выстрел спустя секунду уложил на землю пятого немца, прежде чем тот успел зайти в хлев. Тут же раздалась очередь из пистолет-пулемёта солдата, стоящего во дворе, после чего к нему из дома спешно выбежал товарищ и начал стрельбу из своего автомата.
Ответного огня из изрешечённого пулями хлева не последовало. Немцы прекратили стрельбу и на какое-то время замерли в ожидании, после чего в дверном проёме хлева показалась размахивающая белой рубахой рука. Один из солдат отдал приказ другому и тот, держа хлев под прицелом, скрылся внутри деревянной постройки. Несколько мучительно долгих секунд ничего не происходило, после чего в хлеву раздался оглушительный взрыв и из его распахнутой двери повалил густой дым. Оставшийся во дворе автоматчик невольно отступил назад и застыл на месте, в то время как ошеломлённая Серафима, наконец, поняла, что произошло.
«Должно быть, при обыске хлева один из немцев заметил дыру в стене, через которую Тарас Наумович вывел внуков на луг Мирославы», – думала женщина. – «Солдат хотел сообщить о своей находке товарищу, и Тарас Наумович убил обоих немцев, чтобы они не отправились на поиски детей. Затем он убил других солдат, а когда понял, что не сможет одолеть их всех, подорвал себя с вошедшим к нему немцем, чтобы при осмотре хлева дыра в его стене не вызвала подозрений. Тарас Наумович в одиночку расправился с шестью фашистами и героически принёс себя в жертву ради защиты внуков. В живых осталось три солдата на улице и один в машине. Итого, четверо немцев, жаждущих мести за своих убитых товарищей».
Глава 4. Прятки
– Мама, мама! – взволнованно звала Варенька объятую страхом женщину, которая, казалось, не слышала трясущую её за руку дочь.
– Что ты здесь делаешь? – рассеянно взглянув на девочку, опомнилась Серафима.
– Я увидела, как толстый дядя несёт к грузовику клетку с моими курочками.
– А второй? Ты видела второго дядю?!
– Нет, – виновато промолвила Варенька.
Мать немедля взяла девочку за руку и вышла с ней из спальни в молельную. За калиткой дома женщина заметила грузного солдата, помещающего в кузов армейской машины скученных в клетке птиц. Пока толстяк возился с курами, водитель «Опель Блитца» продолжал неподвижно сидеть в кабине грузовика.
«Где же второй солдат?» – мысленно спрашивала себя Серафима, ощущая близость шанса незаметно сбежать с дочерью из дома.
В следующую секунду мать и дитя испуганно содрогнулись от дикого визга, увидев второго военного, который грубо пинал перед собой сапогом возмущённого поросёнка.
– Кабачок! – ахнула Варенька, провожая расстроенным взглядом солдата, который проталкивал упирающуюся свинью через открытую калитку.
– Мне очень жаль, – утешающе обняла девочку Серафима. – Кабачку и курочкам уже не помочь, но мы ещё можем спастись, если выберемся из дома, пока немцы не вернулись. Понимаешь?
Огорчённая Варенька кивнула маме, утирая ладонями бегущие по щекам слёзы.
– Хорошо, – с облегчением выдохнула женщина, радуясь тому, что дочь послушно последовала за ней в прихожую.
Серафима прикоснулась к карману своего летнего платья, убедившись, что взятые ею из спальни документы и деньги на месте, после чего осторожно отодвинула одну из занавесок в прихожей. На крыльце мазанки не было ни души. Женщина положила руку на торчащий из замка ключ и тщетно попыталась его повернуть. Совершив ещё несколько безуспешных попыток открыть непокорный замок, Серафима ощутила окатившую её с головы до ног волну ужаса.
Дверной замок мазанки был сломан резко дёрнувшим наружную ручку солдатом, когда тот пытался проникнуть в дом, поэтому выбраться из мазанки через дверь и добежать до чердака летней кухни более не представлялось возможным.
С усилием подавив панику, женщина вытащила из повреждённого замка ключ и положила его на подоконник, после чего отвела Вареньку в кладовку. Серафима с горечью понимала, что у неё не осталось иного выбора, кроме как остаться с девочкой в доме на время проведения немцами обыска. Желая уберечь дочь от обнаружения солдатами и открыть перед ней возможность побега, женщина решила спрятать Варю в кладовке, затаившись самой в шкафу спальной комнаты.
Серафима не хотела оставлять девочку одну в тёмном помещении, однако не могла допустить, чтобы оставшиеся в живых немцы нашли их обеих и разделались с ними в отместку за своих погибших товарищей. Женщина сделала глубокий вдох, чтобы набраться смелости и поделилась с Варенькой дурными вестями, а также своим новым планом: – Плохие дяди сломали замок, поэтому мы не можем выйти из дома. Скоро они вернутся и выломают дверь, чтобы обыскать мазанку.
Обескураженная девочка испуганно прижалась к матери и уткнулась лицом в её ситцевое платье.
– Тарас Наумович убил почти всех солдат, поэтому мы спрячемся с тобой от оставшихся немцев. Ты будешь прятаться в кладовке, а я в спальне.
– Но я не хочу прятаться здесь одна, – негодующе возразила Варенька. – Можно мы спрячемся вместе?
– Нужно спрятаться по отдельности, чтобы плохим дядям было сложнее нас найти, – ответила дочери Серафима. – Кладовка – самое тёмное и безопасное место в доме.
– А как же ты?
– Когда немцы обыщут наш дом и никого не найдут, они начнут выносить из кладовки еду. Тогда я вернусь за тобой, и сразу как солдаты понесут в грузовик первые мешки, мы убежим на кухню, как и собирались.
– А что ты будешь делать, если немцы найдут тебя в шкафу?
– Застрелю их из пистолета, который дал мне Тарас Наумович, – призналась девочке мать. – Солдаты не знают, что мы дома, но если всё же найдут меня, я убью их и сбегу от оставшихся на улице немцев.
– И что мне тогда делать? – растерянно спросила Варенька.
– Подождать, пока в доме станет тихо, выйти из кладовки и добраться до коровника, где я тебя позже встречу.
– Но я не смогу спрыгнуть с крыши нашего хлева, – снова возразила девочка.
– Ты должна! – строго ответила Серафима. – Обещай, что сделаешь, как я прошу.
Варенька помотала головой, демонстрируя маме своё несогласие.
– Обещай! – повторила женщина.
– Хорошо. Но я буду молиться Боженьке, чтобы плохие дяди нас не нашли, и ты вернулась за мной в кладовку.
Серафима улыбнулась дочери и взяла её на руки, почувствовав на своей шее жаркое дыхание ребёнка. Женщина едва сдерживала слёзы, не желая покидать Вареньку ни на секунду, однако страх матери быть обнаруженной и убитой вместе с девочкой в кладовке оказался сильнее страха оставить дочь одну, в надежде на её спасение.
Серафима отнесла Вареньку к дальней стенке кладовки и аккуратно поставила её на пол.
– Садись за мешком с каштанами и желудями, и будь тихой, как мышка, – наказала женщина, уложив на холодный пол пару пустых мешков.
Варенька послушно села на грубую холщовую ткань и провела пальцами по её шершавой поверхности.
– Здесь так темно и грустно, – тщетно промолвила девочка, пытаясь разглядеть лицо матери.
– Темнота защитит тебя, сделав невидимой, – пообещала Серафима. – Когда плохой дядя войдёт в кладовку, то не увидит тебя, если ты сама себя не выдашь.
– Мне всё равно очень страшно.
– Знаю, доченька.
С этими словами мать сняла со своей шеи нательный крестик, одела его на Вареньку и поцеловала девочку в нахмуренный лобик. – Будь храброй и ничего не бойся. Пока на тебе мой крестик, с тобой ничего не случится.
– Я люблю тебя, – нежно промолвила Варенька и, уткнувшись коленями в шершавые мешки на полу, заключила Серафиму в свои крепкие объятия.
– Я тоже тебя очень люблю, – ответила женщина, усыпав лицо дочери жаркими поцелуями. – Всё будет хорошо!
Собрав всю волю в кулак, Серафима отпустила девочку, вышла из кладовки и прикрыла за собой дверь, скрывшись в молельной. Варенька прислонилась к холодной стене кладовки и сжала в ладошке мамин крестик с верой в то, что тот защитит их обеих от нависшей над ними угрозы.
В молельной женщина прошептала перед Казанской иконой Божией Матери молитву о благополучии дочери и погасила свечу, горящую на алтарном столике. Затем Серафима зашла в свою спальню, взяла со стола семизарядный «Наган» и спряталась в платяном шкафу, позади висящей в нём одежды.
Испуганные мать и дитя погрузились в кромешную тьму, уповая на скорейшее воссоединение. Представляя дочь одиноко сидящей на полу холодной кладовки, Серафима едва сдерживалась, чтобы не броситься к Вареньке. Женщине хотелось плакать, однако слезам она мужественно предпочла крепкое сжатие в руке револьвера.
Глава 5. Бинго
Рядовой Уве Шнайдер неспешно шёл мимо окон одноэтажного дома Серафимы к ожидающему его на тенистому крыльце мазанки Фридриху Нойману, помощнику командира пехотного отделения.
– Где тебя носит?! – недовольно бросил вспотевшему толстяку Фридрих. – Небось, не дотерпел до возвращения в лагерь и уже отведал поросятинки?
– Угадал. Я съел борова целиком, оставив тебе лишь хвост и копыта, – иронично парировал Уве шутку помощника командира и уселся рядом с ним на узкую скамейку.
Затем рядовой тяжело вздохнул и вытер пилоткой выступившую на лбу влагу.
– Мы обеспечили наше отделение курами и свиньёй, а ты сидишь тут и вздыхаешь? – шутливо ткнул сослуживца в массивный бок локтем Фридрих.
– От нашего отделения остались только мы с тобой, да командир взвода и водитель, – угрюмо произнёс толстяк, возвращая на голову пилотку.
– О чём это ты?! – удивлённо нахмурился помощник командира.
– Обер-лейтенант вернулся из соседнего дома и сказал, что его хозяин положил шестерых наших, прежде чем подорвал себя в хлеву.
– Командир нашего отделения мёртв?
– Все ребята мертвы, Фридрих! Отто приказал изъять из этой мазанки еду, какую найдём, а затем помочь водителю погрузить в кузов грузовика тела наших парней.