Я не понял, какое отношение отеческая любовь к дочери и его дикая ревность к родителям имеет ко мне, но спрашивать не стал. Парень мне разонравился окончательно.
Пару минут мы шли молча, потом он заговорил снова:
– Вы знаете, что я провел много лет взаперти, общаясь только с книгами?
Я промолчал, полагая, что ему вполне удаются монологи и говорить о себе он может без моего участия.
– И я счастлив тем, что сумел познать великие истины! Когда я стану независимым, то смогу претворить в жизнь все великие открытия, которые мне удалось сделать! Скажите, господин Крылов, я могу вам задать вам сакраментальный вопрос? – неожиданно спросил он.
– Задайте, если хотите, – пожав плечами, разрешил я.
– Вы обещаете ответить мне искренно?
– Нет, не обещаю, пока не узнаю, что вы хотите узнать.
– Право, после того, что я для вас сделал, вы могли бы быть любезнее! – недовольно сказал он.