
МИР ВЕЧНОГО ПРАЗДНИКА КНИГА 1: Господин Арлекин

Сергей Родин
МИР ВЕЧНОГО ПРАЗДНИКА КНИГА 1: Господин Арлекин
Глава 1: Танец под алым небом
Небо над Карнавальной площадью напоминало разломанный витраж, кровоточащий цифровым закатом. Сотни голографических проекций прорезали сумеречный воздух, преломляясь в хрустальных каплях недавнего дождя. Арлекин ощущал, как нейроимплант откликается на ритм окружающего безумия: пульсация, нарастание, вибрация под кожей черепа. Его Корона Блаженства жаждала новой дозы.
Пять часов. Пять часов без эйфории, и мир начинал терять свои праздничные краски.
Томас, которого никто не называл настоящим именем уже десять лет, поправил ромбовидную маску, прикрепленную к лицу сотней микрофиламентов. Система дополненной реальности выводила на внутреннюю поверхность потоки информации: уровень эйфории в крови – 18%, критически низкий; время до выступления – 23 минуты; температура тела – повышена.
Он стоял в переулке, отделенный от площади только пологом из сгустившихся теней. Тысячи людей в карнавальных масках двигались там, как один живой организм – пульсирующая масса человеческой плоти, объединенная нейросетью и химическим блаженством. Сегодня был Праздник Солнцестояния, величайший из двухсот шестидесяти трех ежегодных карнавалов Королевства Эйфории.
– Томас Арлекин, гильдия шутов, рейтинг выступлений – экстраординарный, – прозвучал механический голос за его спиной.
Он обернулся. Фигура в белом комбинезоне пластиковой хирургической брони держала инъектор, наполненный густой красной жидкостью. Лицо техника из Гильдии Алхимиков скрывалось за маской венецианского доктора чумы – длинный клюв, заполненный фильтрами и анализаторами.
– Доза для выступления перед королевской семьей, – продолжил техник. – Глоток Блаженства, усиленный модификатором креативности.
Арлекин улыбнулся, прежде чем вспомнил, что его собственные эмоции скрыты под маской.
– Признателен, – сказал он фальшивым голосом, который активировался автоматически, когда он надевал алмазно-черную маску шута. Голос был мелодичным, гипнотическим, генерируемым имплантами голосовых связок.
Техник поднес инъектор к открытому порту на шее Арлекина. Прохладный металл коснулся клапана вживленной транспортной системы. Одно нажатие – и эйфория начала свой путь к мозгу, плавно проникая в кровоток.
Мир взорвался симфонией цветов. Тени переулка стали глубже, контуры предметов – четче. Мысли ускорились, переплетаясь в причудливые узоры. Он почувствовал, как Корона Блаженства активируется, усиливая эффект, перенаправляя химические сигналы через мозг. Тревога и усталость растворились в потоке искусственного счастья.
– Пять минут до полного эффекта, – проинформировал техник. – Ваше выступление назначено через восемнадцать минут.
Арлекин кивнул, наблюдая, как алхимик растворяется в толпе. Сквозь усиливающийся туман эйфории он заметил странную деталь: стандартный инъектор имел красную маркировку, но этот был с золотой гравировкой. Такие обычно предназначались для высшей знати.
Эта мысль ускользнула, когда эйфория захлестнула его сознание полностью. Арлекин шагнул на площадь, и толпа расступилась, узнавая его маску. Шуты были особенной кастой, стоявшей вне обычной иерархии гильдий, – единственные, кто мог говорить правду сильным мира сего, обернув ее в шутку.
Площадь Солнцестояния выглядела как сошедший с ума витраж, разбитый на миллионы осколков и собранный безумным художником. Над головами толпы парили механические левитирующие платформы, на которых музыканты извлекали звуки из инструментов, усиленных нейросинтезаторами. Трубы, гудящие в резонанс с имплантами слушателей, барабаны, рифмующие свой ритм с сердцебиением. Музыка становилась не просто звуком – она была физической силой, проникающей сквозь плоть.
Ярмарочные палатки окружали площадь концентрическими кругами – каждый круг для определенного социального слоя. Внешний – для простых ремесленников и крестьян, получающих минимальные дозы эйфории. Ближе к центру – для членов малых гильдий. В самом центре – для знати, военачальников, глав гильдий. А в самом сердце высилась королевская платформа – массивная конструкция из хрусталя и напоминающего средневековую готику металла, усеянная голографическими гаргульями.
Арлекин направился к центру, двигаясь против течения социальной реки. Отработанные движения шута – скользящий шаг, обманчивая легкость, внутренняя пружина, готовая развернуться в акробатическом трюке. Эйфория сделала его тело невесомым, заставила нервные импульсы двигаться быстрее.
– Шут идет! – прокатился шепот по толпе.
И где-то в глубине сознания, сквозь туман блаженства, Арлекин заметил странность: обычно эйфория делала мир мягче, цвета – более размытыми. Но сейчас, с этой необычной дозой, всё стало кристально четким. Слишком четким. Словно кто-то снял защитный фильтр с реальности.
Он видел лица за масками – настоящие лица, а не карнавальные маски и не маски счастья, которые все носили, накачанные эйфорией. Видел усталость, скрытую за искусственным весельем. Отчаяние под слоем химической радости.
Пот выступил на лбу. Что-то не так с дозой. Не так, как должно быть. Но останавливаться нельзя. Пятнадцать минут до выступления перед королевской семьей.
Арлекин проходил сквозь внутренний круг, когда ощутил вибрацию сообщения через имплант. Каспар, Мастер Гильдии Шутов, вызывал его в приготовленную гримерную.
Малая часть сознания, еще не затопленная странной эйфорией, отметила: Каспар никогда не вызывал шутов перед выступлением. Что-то определенно шло не по плану.
Гримерная располагалась под колосьями металлических балок, поддерживающих Королевскую платформу. Узкий лаз между конструкций вел в небольшую комнату, оформленную как средневековая палатка менестреля, но напичканную самой современной техникой.
Каспар стоял у зеркала – высокий, худой, в маске серебряного Пьеро. Семьдесят лет, омоложенных геронтологическими модификациями до внешности сорокалетнего. Глаза – единственное, что выдавало возраст: темные, глубокие, видевшие слишком много карнавалов.
– Томас, – произнес он, и в этом обращении по настоящему имени уже звучало предупреждение. – Ты получил дозу?
– Да, Мастер.
– Покажи руки.
Арлекин вытянул руки. Они были неестественно неподвижны. Обычно под эйфорией его пальцы не могли оставаться в покое, постоянно перебирая невидимые струны, жонглируя воображаемыми мячиками.
– Какого цвета был инъектор? – спросил Каспар, подходя ближе.
– Золотой, – ответил Арлекин, и это прозвучало как приговор.
Каспар замер. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на страх. Потом – решимость.
– Тебе ввели не то, что должны были, – произнес он тихо. – Королевскую формулу. Экспериментальную.
– Я чувствую… странно, – признался Арлекин. – Всё слишком… настоящее.
– Потому что это единственная формула, которая не затуманивает разум, – сказал Мастер, проверяя, закрыта ли дверь. – Она очищает его. Усиливает когнитивные способности, а не подавляет их. Королевская семья использует ее, чтобы править, пока все остальные плавают в тумане.
Каспар подошел вплотную, его голос стал еле слышным шепотом:
– Кто-то подменил твою дозу. Это может быть ловушка. Проверка. Или… возможность.
Арлекин хотел ответить, но в этот момент системы дополненной реальности в его маске показали новую информацию: «Десять минут до выступления. Прямая трансляция на всё королевство».
Каспар схватил его за плечи:
– Слушай внимательно. Ты выйдешь и будешь выступать как обычно. Но увидишь вещи, которых раньше не замечал. Запоминай всё. И после выступления немедленно направляйся в Залы Смеха. Не общайся ни с кем. Ты понял?
Арлекин кивнул, его разум балансировал между кристальной ясностью и странным головокружением. Не просто эйфория – что-то большее. Словно новое измерение восприятия открывалось, снимая пелену с глаз.
– Я должен идти, – сказал он, оглядываясь на дверь.
– Еще одно, – Каспар понизил голос до минимума, и Арлекин читал слова больше по губам, чем слышал их: – Праздник – не то, чем кажется. Ничто не то, чем кажется.
Арлекин вышел из гримерной, чувствуя себя иначе. Что-то изменилось не только в его восприятии, но и внутри. Словно какая-то часть его – настоящего его – пробудилась после долгого сна.
Он поднимался по спиральной лестнице на сцену, временно установленную перед королевской платформой. С каждым шагом головокружение усиливалось, но вместе с ним росла и ясность. Он видел сквозь праздничные огни, сквозь маски, сквозь иллюзию безграничного веселья – видел истощение, скрытую боль, механические движения людей, чья радость была не более чем химической реакцией.
Сценический помощник, лицо которого скрывала маска из тысячи серебряных осколков, подал знак. Пять секунд. Четыре. Три.
Система королевского представления активировалась. Имя Арлекина возникло в воздухе, собранное из светящихся частиц над сценой. Аплодисменты – искренние или запрограммированные имплантами зрителей, он теперь не был уверен – взорвали воздух.
Два. Один.
Арлекин шагнул в свет прожекторов.
И увидел их – королевскую семью, сидящую на парящих тронах. Король Оберон, чье лицо, усиленное геронтологическими модификациями, выглядело не старше тридцати, хотя ему было за сто. Королева Титания с нечеловечески правильными чертами лица – следствие генетических улучшений. Принц Обсидиан, чьи глаза скрывались за черной маской, поглощавшей свет. И десяток придворных – герцоги, графы, главы великих гильдий.
Но благодаря странной, очищающей эйфории, он видел больше. Видел, что их глаза были ясными. Не затуманенными, как у простых людей на площади. Их движения – точными. Их внимание – острым.
Они были другими. Они видели мир таким, какой он есть. Пока все остальные жили в сладком тумане.
Арлекин заставил своё тело двигаться по заученной программе. Первый трюк – гравитационный прыжок, усиленный имплантами в ногах. Он взлетел на десять метров вверх, развернулся в воздухе, его костюм с ромбами вспыхнул тысячей цветов. Приземлился на кончики пальцев, балансируя на тонком канате, натянутом над сценой.
Публика ахнула. Король слегка улыбнулся.
Праздник продолжался, и Арлекин танцевал на грани между иллюзией и правдой, между тем, что видели все, и тем, что увидел он сам.
А где-то в глубине сознания пульсировала новая, опасная мысль: что если всё, во что он верил, было ложью? Что если сама радость, сам праздник – только способ контроля?
Он не знал ответов. Но впервые за долгие годы начал задавать вопросы.
Танец продолжался, а в небе над Карнавальной площадью догорал искусственный закат, проецируемый мощнейшими голограмами на облака. Наступало время, когда шуты говорили правду.
И Томас Арлекин, пока его тело выполняло привычную программу выступления, поклялся себе, что будет искать эту правду – настоящую правду – скрытую за вечным праздником.
Глава 2: Залы Смеха
Аплодисменты затихли как срезанные остро заточенным лезвием. Арлекин удерживал последнюю позу – идеальное равновесие на кончике серебряного шеста, стоящего на хрустальной сфере, – пока алые пиксели голографического занавеса не схлопнулись перед ним. Представление закончилось. Маски королевской семьи исчезли из поля зрения, скрытые цифровой пеленой.
Он спрыгнул вниз, ноги с вживленными гравикомпенсаторами мягко коснулись сцены. В голове пульсировало. Обычно эйфория держалась в крови четыре часа после представления, погружая в блаженное, беззаботное состояние полутранса. Но не сегодня. Королевская формула работала иначе, она не дарила забвение – она заставляла видеть.
– Великолепное выступление, Арлекин, – произнес слащавый голос за его спиной.
Он обернулся. Граф Лазурит, глава Гильдии Техномагов. Маленькие глазки, спрятанные за голографической маской, изображавшей старинную венецианскую личину из потускневшего золота. Тучное тело, облаченное в пурпурный камзол с вплетенными в ткань нанопроцессорами, обеспечивающими имитацию средневекового крепа.
– Ваша светлость, – Арлекин отвесил гротескный поклон, – ваше присутствие делает честь моему скромному искусству.
Маска скрывала лицо, но имплант дополненной реальности показывал индикаторы настроения по сердечному ритму, температуре кожи и микровыражениям собеседника. Граф пребывал в состоянии напряжения, замаскированного под праздничную радость.
– Король весьма доволен, – продолжил Лазурит, приблизившись почти вплотную. От него пахло маслами и металлическим привкусом клонированного мяса. – Особенно финальная метафора с сорванной маской… весьма дерзко.
Арлекин замер. Финальная метафора? Он не планировал ничего подобного. Всё представление было отрепетировано до последнего жеста, каждая шутка выверена на допустимую дерзость.
– Шуты всегда балансируют на грани дозволенного, – ответил он осторожно.
– Разумеется, – Граф положил холеную руку на плечо Арлекина. Через тонкую ткань костюма прощупывались мелкие механические импланты в его пальцах. – Кто лучше вас понимает грань между истиной и ложью? Это ведь ваше ремесло – говорить правду, маскируя ее под шутку.
В его тоне было что-то еще. Предупреждение? Угроза? Под действием странной эйфории Арлекин улавливал нюансы, которые обычно растворялись в химическом блаженстве.
– А может быть, – медленно произнес граф, – у вас были другие… источники вдохновения для сегодняшнего выступления?
Не дожидаясь ответа, Лазурит сделал жест рукой, и из его перстня выдвинулся крошечный модуль – инъектор размером с булавочную головку. Арлекин инстинктивно отшатнулся, но было поздно. Укол в шею, через тот же порт, куда ранее вводили эйфорию.
– Небольшой подарок от Гильдии Техномагов, – прошептал граф. – Чтобы праздник продолжался… без лишних вопросов.
Жжение распространилось по шее. Арлекин почувствовал, как что-то проникает в его кровоток, противоборствуя странной ясности, принесенной золотой эйфорией. Туман начал заползать по краям зрения.
– Увидимся на следующем празднике, – улыбнулся граф, разворачиваясь.
Арлекин стоял посреди опустевшей сцены, борясь с нарастающим головокружением. Слова Каспара эхом отдавались в сознании: «Немедленно направляйся в Залы Смеха». Он должен добраться туда прежде, чем инъекция Лазурита подействует полностью.
Ноги двигались словно чужие. Он пробирался через задние коридоры, избегая основных артерий Карнавальной площади. Чем бы ни был укол графа, это не была обычная эйфория. Его зрение начало раздваиваться, контуры предметов расплывались.
Залы Смеха. Добраться до Залов Смеха.
Он натянул капюшон на маску, стараясь не привлекать внимания. Даже сейчас толпа узнала бы алмазно-черную маску Арлекина. А сейчас ему нужна была анонимность.
Голографические проекции на стенах зданий размножались и дробились перед глазами. Рекламные объявления, обещавшие новые виды эйфории для различных гильдий, искажались в гротескные образы. Зазывалы, чьи голоса усиливались вокальными имплантами, превращались в монстров из старинных сказок о чудовищах, охотящихся на людей.
В какой-то момент он понял, что заблудился. Нейроимплант выдавал ошибку за ошибкой. Карты и навигация отключились. Даже базовая система городской навигации, доступная беднейшим членам гильдий, не отвечала на запросы.
Переулок, в котором он оказался, выглядел как территория Гильдии Алхимиков – повсюду стеклянные трубки, из которых капала синтетическая эйфория различных оттенков. Рабочие в прозрачных защитных костюмах перекачивали жидкость из больших резервуаров в транспортные емкости. Их движения были механическими, отточенными, лишенными какого-либо осознания происходящего – классический эффект самой дешевой эйфории, доступной простым рабочим.
Арлекин повернулся, чтобы уйти, но путь преградили две фигуры в черных кожаных доспехах, усиленных нанонитями. Гвардейцы Техномагов. Не Королевская гвардия, а частная армия Гильдии. Маски закрывали их лица, но по осанке и движениям было ясно: они его искали.
Это ловушка. Граф знал, что я направлюсь в Залы Смеха.
Не раздумывая, Арлекин прыгнул вверх, активировав гравитационные импланты в ногах. Тело взмыло на высоту третьего этажа. Пальцы зацепились за старинный карниз, украшенный горгульями. Средневековая архитектура, сохраненная как дань традиции, сейчас спасала ему жизнь.
Он подтянулся наверх, чувствуя, как инъекция графа замедляет движения. В нормальном состоянии такой маневр дался бы играючи. Сейчас каждое движение требовало колоссальных усилий.
Крыша. Древнее убежище акробатов и воров. Сеть крыш тянулась над Карнавальным кварталом, соединяя здания старой архитектуры. Техномаги могли контролировать улицы, но крыши оставались территорией искусных гимнастов. Территорией шутов.
Арлекин побежал, перепрыгивая с карниза на карниз. Туман в голове густел, но королевская эйфория еще боролась с инъекцией графа. Два химических состава сражались в его крови, как легендарные средневековые рыцари.
Внизу, на улицах, начался вечерний Парад Светил – тысячи летающих дронов, оформленных как аллегорические изображения звезд и планет, парили над главным проспектом. Музыка, усиленная аудиоимплантами в ушах горожан, грохотала, будто рождалась в самом центре черепа.
Три улицы на восток, два квартала на север. Там должны быть Залы Смеха – огромное старинное здание, напоминающее средневековый замок. Центр Гильдии Шутов, где хранились секреты ремесла, передаваемые от мастера к ученику тысячу лет.
Арлекин перепрыгнул на крышу из красной черепицы, когда заметил движение слева. Трое в масках с длинными клювами – не алхимики, что-то другое. Они двигались с нечеловеческой синхронностью, как единый организм. Один вскинул руку, и из запястья вырвалась тонкая серебристая нить.
Реакция запоздала на доли секунды. Нить обвилась вокруг щиколотки. Разряд электричества пронзил тело от ступней до макушки. Мышцы свело судорогой.
Падение. Черепица ломается под спиной. Хруст, но боли нет – нейромодуляторы блокируют болевые ощущения. Зато есть темнота, подступающая со всех сторон.
Три фигуры приближаются. В их движениях – нечеловеческая текучесть. Киборги. Настоящие киборги – не люди с имплантами, а машины с человеческими компонентами.
– Сканирование импланта, – произнес металлический голос. – Аномальная химическая активность. Неавторизованная формула эйфории.
Сквозь наползающую тьму Арлекин различил странный символ на их плечах – стилизованная птица с расправленными крыльями. Не герб Гильдии Техномагов.
– Нейтрализация объекта, – продолжил тот же голос. – Согласно протоколу Чумного Доктора, образец должен быть доставлен в Цитадель.
Чумной Доктор. Цитадель. Эти слова не имели смысла в контексте известного ему мира Вечного Праздника.
Один из киборгов наклонился. Холодные металлические пальцы прикоснулись к порту на шее Арлекина. Новый укол.
И мир погас, как праздничная иллюминация после окончания карнавала.
***
Пробуждение было резким, болезненным, словно кто-то вырвал Арлекина из жидкого сна и бросил в реальность.
Он лежал на чем-то твердом. Потолок над головой был высоким, украшенным средневековыми фресками, на которых, однако, изображались странные механизмы и существа, похожие одновременно на людей и на машины.
– Добро пожаловать в Залы Смеха, Томас, – произнес знакомый голос.
Каспар сидел рядом, его маска Пьеро была снята. Настоящее лицо Мастера Гильдии оказалось изрезано сетью тонких шрамов – следами множества косметических операций, призванных скрыть истинный возраст.
Арлекин попытался сесть. Голова кружилась, но ясность мышления оставалась. Странно – последним воспоминанием был укол киборгов с эмблемой птицы. Они говорили о Цитадели, не о Залах Смеха.
– Как я здесь оказался? – спросил он, оглядываясь. Комната выглядела как старинная лаборатория алхимика, но вместо колб и реторт здесь стояли голографические проекторы и нейросканеры.
– Тебя доставили мои люди, – ответил Каспар. – Точнее, наши союзники. Ты их видел – фигуры в масках чумных докторов.
– Но они говорили о Цитадели…
– О каждом из нас заботятся наши маски, Томас, – Каспар провел рукой по изрезанному шрамами лицу. – Публичные, видимые всему миру. Но есть и другие маски, скрытые глубже. Маски внутри масок. Чумной Доктор – одна из них.
Арлекин попытался осмыслить услышанное. Эффект королевской эйфории все еще держался, но начинал рассеиваться. Мысли становились тяжелее.
– Что происходит, Мастер? – спросил он. – Почему граф Лазурит ввел мне какую-то дрянь после выступления? Почему ваши люди выглядят как киборги? И что такое Цитадель?
Каспар встал, опираясь на трость. Движения выдавали его истинный возраст – не менее столетия, несмотря на геронтологические модификации.
– Слишком много вопросов для одного дня, – сказал он. – Некоторые ответы ты не готов узнать. Но первый урок ты усвоил: наш мир не таков, каким кажется под действием эйфории.
Он подошел к стене, где висела огромная карта Королевства Эйфории. Провел рукой по поверхности, и карта ожила, превращаясь в трехмерную голограмму.
– Все наше королевство, – произнес Каспар, – держится на трех китах: эйфория, импланты и Карнавальная Сеть. Три изобретения, созданные после Великой Войны, чтобы никогда не повторился тот ужас.
– Какой войны? – нахмурился Арлекин. – В школе нас учили, что королевство существует тысячу лет, с тех пор как первый король объединил земли после эпохи Великой Чумы.
Каспар горько усмехнулся.
– История – это сказка, которую победители рассказывают детям. – Он коснулся голограммы, и изображение изменилось, показывая руины древних городов. – Войны между технократами и биоинженерами. Оружие, превращавшее людей в безумцев. Эпидемии модифицированных вирусов. Всё это было не тысячу, а всего двести лет назад.
Арлекин смотрел на проекции разрушенных мегаполисов, на изображения существ, похожих на киборгов, которых он видел на крыше.
– Но при чем тут эйфория? – спросил он.
– Способ контроля, – Каспар опустился в кресло, внезапно выглядя невероятно усталым. – Эйфория была создана как лекарство от коллективной травмы. Как способ заставить людей забыть ужасы войны. Но потом стала инструментом порабощения.
Он снова активировал голограмму, и перед ними возникло трехмерное изображение человеческого мозга с имплантом.
– Все эти импланты, – Каспар указал на мерцающие точки, соединенные с различными отделами мозга, – не просто усиливают эффект эйфории. Они позволяют контролировать, что мы помним, что чувствуем, о чем думаем.
– Кто контролирует? – спросил Арлекин, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу.
– Технически – Гильдия Техномагов. Фактически – король и его ближайшее окружение.
Арлекин вспомнил глаза короля – ясные, не затуманенные эйфорией.
– Поэтому они используют другую формулу? Чтобы сохранять ясность мышления?
– Именно, – кивнул Каспар. – Королевская формула, как ты, должно быть, заметил, не затуманивает разум. Наоборот, она усиливает когнитивные способности. Позволяет видеть мир таким, какой он есть, сохраняя при этом блаженство. Идеальный баланс для правителей.
Арлекин поднялся на ноги. Головокружение почти прошло.
– Почему вы мне это рассказываете? – спросил он. – Что делает Гильдия Шутов?
Каспар улыбнулся – впервые за весь разговор. Улыбка преобразила его лицо, сделав похожим на гротескную маску Пьеро, которую он носил публично.
– Шуты всегда были хранителями правды, Томас. С древнейших времен. Единственными, кому позволено говорить истину власть имущим, пряча ее за шутками. – Он сделал паузу. – Мы собираем информацию. Узнаем секреты. И ждем момента, когда можно будет разорвать цепи.
– Какие цепи?
– Зависимости от эйфории. Этого вечного праздника, который на самом деле – изящная тюрьма.
В голове Арлекина всплыл образ усталых лиц за масками счастья, которые он видел на площади.
– И что мне делать? – спросил он.
– Для начала – пережить детоксикацию, – ответил Каспар. – Королевская формула начнет выходить из организма через несколько часов. Процесс будет… неприятным. А потом мы поговорим о твоей роли.
Он поднялся и направился к двери.
– Отдыхай, Томас. Тебе предстоит долгий путь. Путь пробуждения.
Когда Каспар вышел, Арлекин остался один в странной лаборатории, полной тайн и голограмм. Он чувствовал, как действие королевской эйфории слабеет, как возвращается обычная реальность – но теперь уже другая, не такая, как прежде.
Что-то изменилось. И не только в мире вокруг, но и в нем самом.
Неужели всё, во что он верил, было ложью? Вечный Праздник, радость Эйфории, единство Карнавала – всё это маскировка для системы контроля?
Арлекин закрыл глаза, и перед внутренним взором предстали образы из его выступления. Он вспомнил слова графа Лазурита о "финальной метафоре с сорванной маской". Что произошло в конце представления? Что он сделал под влиянием королевской формулы?