Согласна умереть

– Этого не потребуется. Его здесь никто не видел. Агенты получили данные о времени и месте встреч, получили пароли, а почтовой связью им направлен портрет нового резидента. В виде марки с изображением декабриста Бестужева.

– И я, выходит, похож на декабриста Бестужева? – слегка обрадовался Готовцев.

– У вас у обоих лица одного, примерно, типа с лицом Бестужева. Даже ямочка на подбородке – как раз такая. Однако это не суть важно, так как этих Бестужевых было предостаточно.

– И на которого же мы похожи? – решил уточнить Готовцев.

– На Николая Бестужева. Но это, повторяю, не так уж и важно. На конверт можно поместить марку с каким угодно изображением – не так уж и много, надо полагать, среди почтовых работников филателистов, тем более – знатоков декабристского движения. А вот то, что вы похожи на задержанного, – это да, это весьма важно. Ведь встретившись с вами, человек, так мне представляется, придёт к себе домой и сопоставит ваш облик с изображением на конверте. И поэтому-то как раз заменить вас достаточно трудно.

– На конвертах, если я правильно понял, помещён портрет этого типа?

– Да, именно. А обозначено: «Бестужев Н.А.» Нами были сделаны снимки резидента в соответствующей позе, а в результате – почти что вы собственной персоной. Как в той книжице, изданной пять лет назад. Помните?

Ещё бы Готовцев не помнил свой портрет, помещённый в его единственную книгу.

– А как же вы… – Готовцев замялся, подбирая нужное слово.

– Среди нас, Михаил Петрович, тоже имеются любители поэзии, – объявил Анатолий Иванович. – Просто любители, без никаких.

– А профессиональный интерес, значит, к поэзии вашей конторой окончательно утрачен? – не без разочарования в голосе спросил Готовцев.

– Увы. Но вы же когда-то были очень популярны.

– Да вы были звездой местечкового масштаба, – проговорил Чистяков не без иронии в голосе. – Как же, участник последнего всесоюзного совещания молодых писателей! Помнится, мои стихи так отрецензировали…

Готовцев повернулся к Чистякову, поспешно от него отвернувшемуся.

– Так значит, вы тоже из бывших великих русских писателей?

Чистяков скосил взгляд на Готовцева и зашипел:

– У меня прошло. Без последствий. Стоит убить всего лишь одного человека…

– Владимир Николаич! – поспешил остановить младшего коллегу Анатолий Иванович.

– Ладно, ладно… – пробурчал Чистяков, вновь отворачиваясь от Готовцева.

– А нельзя было эти конвертики у них изъять? – после паузы спросил Готовцев. – Незаметно проникнуть в их квартиры да и…

– Для этого, прежде всего, надо знать адреса их. Мы же никого не знаем. Наверняка, по крайней мере.

– Я с ними встречаюсь – вы их хватаете?

– Не сразу. Кое-что нам, конечно, известно: псевдонимы, кто в какой области работает… По мелочи ещё кое-что. – Анатолий Иванович помолчал, а затем продолжил. И голос его теперь звучал несколько иначе. – Да, всё это усложняет нашу с вами задачу. Подготовиться к встречам будет достаточно сложно. От вас будет зависеть очень многое. Ошибаться нельзя. Лучше промолчать, если в чём-то не уверены, уж лучше прервать встречу досрочно, но… Да, только бы не провал. Помните об этом. Провалы исключаются совершенно.

– Меня могут убить? – спросил Готовцев.

– Испугались? – весело откликнулся Чистяков. – Вы были такой вдохновенный, заводной. Имел честь наблюдать. Протухли-с, должен заметить.

– Владимир Николаич! – прикрикнул Анатолий Иванович, а затем снова обратился к Готовцеву: – Не в том дело. Уши показывать нельзя. Послезавтра вы начнёте работать на машзаводе технологом.

Готовцев вытаращил глаза.

– Это ещё зачем?! Я давно дисквалифицировался!

– Один из агентов самым непосредственным образом связан с заводом. И вообще нас интересует заводская обстановка в связи с возобновлением оборонной программы.

– Значит, всё-таки стукачество? – усмехнулся Готовцев.

– Просто взгляд изнутри, – пожал плечами Анатолий Иванович.

– Ну да, ну да, – покивал Готовцев. – А не следует ли вернуться к разговору о вознаграждении?

– Сумма, которую мы планировали… Она ведь не окончательная. Всё будет зависеть… – Анатолий Иванович помолчал. – В общем, вы понимаете.

Не окончательная. Сумма вознаграждения – не окончательная. Сумма, до сих пор не озвученная, – не окончательная. Деньги, деньги, деньги… Ещё месяц или два, ну, может, полгода, и он, бывший поэт Готовцев, будет способен убить. Человека убить. По меньшей мере, формально, – человека. Во всяком случае – нажать на спусковой крючок. Хорошо, что уже завтра он уволится. Оружие ещё не получил, а теперь и вообще уйдёт из охранного агентства.

– Я, говорите, понимаю, – мрачно проговорил Готовцев. – А вот нет, не понимаю. И вот хочется мне, чтобы вилка была обозначена в конкретных цифрах.

– Решим, Михаил Петрович, – веско проговорил Анатолий Иванович. – Мы этот вопрос решим.

Вечером он сидел перед выключенным телевизором и мысленно репетировал явление служилому люду нового работника. Он наденет свой лучший костюм, тёмно-серый, слегка иссиня, в бордовую полоску. Костюм у него единственный, однако он был бы самым лучшим даже и в том случае, если бы у Готовцева было ещё несколько костюмов. Костюм ношеный, а брюки – ношеные в квадрате. Однако, в целом, костюм ещё смотрится. И придётся начавшие редеть волосики начесать.

Пришла и устроилась на соседнем кресле Ирина.

– С чего вдруг? – произнесла, выдержав паузу. – Если честно, уже не ждала. То с какого-то перепугу в охранники подался…

– Как это с какого – в охранники? – максимально нейтральным тоном проговорил Готовцев.

– Ну, тут ладно, – согласилась Ирина. – А стать снова… технологом.

– Зарплата побольше, надеюсь, будет. И здесь реже… Кстати, костюм, вероятно, пропылился.

– Завтра, может, где-нибудь к обеду освободишься? В одном месте заявление, в другом…

– Возможно. Но… нет.

– Я могу хотя бы завтра не бежать с работы?

Готовцев помотал головой.

– Я не могу. Нет, больше никогда…

– По-твоему, я железная?

– Если бы я знал… – Готовцев встал и включил телевизор. Снова сел. – Могла бы уж и научить его еду разогревать.

– Разогревать… Если бы он знал… Я тоже не знала. И что? – Ирина поднялась и выключила телевизор. Она, похоже, намерена была поскандалить.