Ожидание жизни. Сборник рассказов

… Мальчишка, слава богу, почти успел перескочить! Но ноги ему отрезало.

С этого дня водить поезда Иван уже не мог. Два дня он лежал дома, не говорил, не слышал ни чего, на вопрос приходящих в дом после аварии следователей не отвечал.

На третий день молча поднялся, и спросил, как ему найти родителей мальчика. Снял с книжки почти все деньги, взял такси, поехал. Нашел этот дом, стоящий в деревушке, примыкающий к железной дороге, вошел.

Отец, мать, еще какие-то парни, видимо братья, сидели за столом. Он помялся у порога.

– Это я его сбил. Хочу чем-то ….

Договорить он не успел, Его выволокли во двор, жестоко избили, деньги отобрали. Таксист погрузил его полумертвого в салон.

Из дневника

«Избили меня знатно! И ушли в дом. Не знаю, сколько я лежал на земле, пока не оклемался. Но оклемался. Таксист ждал. Я все же нашел силы опять войти в дом.

– Вот что, мужики. Битьем, ноги пацану не вернешь. Ничем не вернешь. Но, я вот что вам скажу. Сколько могу, я соберу деньги на инвалидную коляску. Импортную. Стоит полмиллиона. Я уже начал. И вы собирайте по своим знакомым. В ней у парня будет нормальная жизнь. Как у всех. Это все, что могу.

Стало тихо. Потом старший, видимо отец, спросил:

– Ты когда-нибудь, видел полмиллиона? – помолчал немного, потом сказал: Соберешь – бог простит!

Я и сам не знал, как это сделать. Но вся моя жизнь после этого пошла только для этого паренька. Я его так и не видел. Боялся прийти в больницу того города, где он лежал. А про коляску не я придумал. Попросил Таньку, жену теперь мою, узнать все у хирурга в ее больнице. Вот он и рассказал: до двадцати лет пока парень растет, протезы делать нельзя. Лучше коляска, но необыкновенная. Импортная коляска, вроде как у параолимпийцев с электромотором, крутится во все стороны, ну словом, на ней, как на ногах – и на улицу, и в школу, и дома! Но, полмиллиона, да!

В общем, рассказывал долго. Прошел почти год. Я открыл счет, при счете банк создал общественный совет – чтобы я их на себя не тратил. Об этом я дал рекламу – две зарплаты наших с женой истратил – во все газеты и телевидение нашего города. Расчет был простой, в городе нашем пятьдесят тысяч человек. Если каждый даст сто рублей – вот уже полмиллиона. Конечно, каждый не даст. Я съездил в Сочи, на базу параолимпийцев. Рассказал свою историю. Главный тренер сказал:

– Много не дадим, но сто тысяч выделим из нашего фонда. И бесплатно летом примем на сборы юношеской команды. Пусть посмотрит, как можно жить!

Кое- как, деньги собирались. Но, оказалось, деньги не главное. Главное утереть лицо от плевков!

Вызвали в прокуратуру:

– На каком основании собираете деньги?

– А на каком надо?

– На каком-нибудь, но надо. Заявление медицинской комиссии, ходатайство школы, благотворительной организации. А вы ему кто?

– Никто.

– Как, никто?!

Чуть в кутузку не упекли! Потом знакомые и незнакомые начали звонить:

– Хороший, какой! Нажиться на чужой беде хотел! На машину уже хватило?! А последней доконала жена:

– А ты о своих детях подумал?! Полмиллиона уже собрал, нам-то, сколько-нибудь оставил?

–Детям, конечно, я не оставил. Ну, и черт с ним! Парень тот живет. Готовиться летом в Сочи поехать! А я его так и не видел.....»

***

… Да, после аварии Иван ездить не смог. Ушел в диспетчера. Работа скучная, на одном месте, но а где она веселая? Вся жизнь ради рельсов, запахов машинного масла, голосов диспетчеров из репродукторов. Но жизнь привычная, дом, куда возвращался, привычный, жена привычная, да и дети…

Бывали и светлые случаи. Возвращался он с работы через железнодорожные пути, через отстойник для ожидавших своего расписания поездов. Проводницы часто ночевали в таких вагонах. И уже третий вечер, проходя мимо одного из вагонов, видел он эту женщину, вернее, только ее лицо у вагонного столика, смотрящее сквозь мутное окно.

Он улыбался ей, она тоже улыбалась. А стояла осень. И так эта женщина его тронула, одиночество ее что ли, неприкаянность и бездомность, что он набрал букет из кленовых листьев, и проходя мимо ее вагона, постучал в окно.

– Это тебе! – протянул он букет.

По движению его губ, она догадалась, и дала знак: заходи, мол!

Он подошел к железным ступеням двери вагона. Она открыла дверь.

– Чего ты?

– Это тебе!– повторил он.

Она удивленно ахнула:

– Влюбился, что ли?

– Ага! – радостно закивал он.

Она засмеялась:

– Ну, заходи.

Иван, вообще-то шел домой, но ладно, дом подождет, чего он там не видел!

В купе она вытащила бутылку водки, нарезала колбасы, хлеб.

– Ну, давай, влюбленный, со свиданьицем?

Немного поговорили, еще раз выпили, но когда Иван стал увлеченно рассказывать о своей работе, она вдруг прервала:

– А ты что, меня, правда, любишь?

– Ну, да! – растерянно ответил он, хотя про любовь он до сих пор не думал.

– Знаешь, меня уже давно никто не любил, – задумчиво сказала она. Ну, бригадир не в счет! И весело упала на спальную полку, задирая платье, и торопливо снимая колготки вместе с трусами.

– Иди сюда! Давай, люби!

Иван от неожиданности растерялся. Но, она уже потянула его на себя, расстегивая на нем ремень брюк. И вдруг Иван с ужасом ощутил, что у него не встает! То ли от стресса, то ли от неожиданности!

Проводница тем временем нащупала, наконец, в его штанах то, ради чего она их снимала!

– Эй, ты чего?! – поразившись, прикрикнула она на него!