Базарный день

– Это подарок! Отказываться нельзя!

Мать улыбалась, Колька улыбался, малыш счастливо смеялся.

… В этот час, как обычно, торговала где-то в дальнем конце Марковна, оставляла пост под присмотр соседки и отправлялась вдоль торгового ряда посмотреть, кто, чем и почем торгует, а главнее всего – поговорить с каждым, узнать новости. Бывало, возвращалась она к своему месту, когда рынок уже расходился.

Остановилась она и возле Кольки, потрепав его, вместо приветствия, по почти лысой уже голове.

– Коль, – попросила она, – приди после обеда Степанычу моему помочь, он какую-то балку на крышу закинуть собирается. Велел, если встречу тебя, попросить.

– Приду, – пообещал Колька, – а что, сын-то пишет?

– Пишет, слава богу, как-нибудь до конца дотянем!

Степаныч болел раком. Он знал, что жить уже не долго. И вот появилась у него идея отремонтировать свой старый уже дом, чтобы передать его сыну с его семьей. Чтобы жил он после него в их семейном гнезде, чтобы мать – Марковна не осталась одна, вообщем, это было его завещанием. – Ни разу не поинтересовался Степаныч, а хочет ли этого его сын, он был просто уверен – а кто же от такого подарка откажется!

Вообщем, это стало делом его жизни и оттого в этот, может быть, последний его год на земле, он не горевал, некогда было о раке думать! Он хотел только одного – успеть! И, конечно, кто мог, ему помогал.

А сын никогда сюда, конечно, не приедет. Жил он давно на Дальнем Востоке, все у него там было хорошо, зачем ему сюда?

Марковна это понимала, но Степаныча было жалко, и она в письме все рассказала сыну и попросила только одного – раз в месяц писать отцу, уведомить, что он обязательно сюда вернется и будет с семьей жить в обустроенном уже доме.

Сын писал.

– Может, хоть в отпуск в этом году приедет?– приободрял Марковну Колька.

– Ты что, Коль, Где ж таких деньжищь взять?! На самолете со всей семьей туда -обратно, это тридцать пять! А их четверо!

Колька согласно кивнул головой:

– Приду,– передай Степанычу! Часа в три!

… Еще издали заметил Колька плывущую, словно пава, вдали торгового ряда Марию Петровну. Было ей уже под восемьдесят, впрочем, точного возраста ее никто не знал, потому что, хотя и была она местная, ни с кем особенно близко не сходилась. И возраст ни лицо, ни тело ее не выдавали. Одевалась она всегда по-городскому, без уложенной прически и накрашенных губ на улицу не выходила.

Такой и прожила здесь бывшая учительница, а теперь пенсионерка и давно уже вдова Мария Петровна.

На руке у нее висела корзинка и шла она, естественно, не торговать, а за покупками к своему столу. А покупать, и много, у нее теперь был повод. Такой повод, что завидев ее, тетки, сидящие в торговом ряду, побагровели лицами и зашушукались.

О чем, Колька знал и сначала не верил. Мало ли бабских сплетен вокруг! Но недавно был случай. Полгода назад прибился ко двору Марии Петровны какой-то то ли узбек, толи таджик – мигрант, одним словом, имя у него было какое-то мудреное, и местные звали его Ибрагимом.

А звали потому, что за свое гостеприимство – за кров, за стол, словом за то, что дала бедолаге, плохо говорившему по-русски, нормальную человеческую жизнь, сдавала его Мария Петровна в работники. Кому нужно было огород вспахать, по хозяйству что-то подремонтировать, баню построить, крышу перекрыть – обращались теперь к Марии Петровне.

Та договаривалась о цене, получала деньги – разве на пенсию проживешь? И строго по часам выпускала Ибрагима со двора.

Работник он был хороший, не пил, не курил. Все были довольны.

Но пошли слухи. И тут случилось, что услуги Ибрагима и Кольке понадобились. Севши посреди рабочего дня обедать, Колька мучаясь этими слухами, осторожно у Ибрагима спросил:

– А ты что, не мог никого помоложе в хозяйки найти? Глядишь, и женился бы! Ибрагим, почесав голову, ответил просто:

– Жениться не хочу, у меня на родине невеста есть. Вот денег заработаю и уеду. А то, что старая, какая мне разница – спать есть где, кушать тоже и дает всегда, как только захочу!

Колька даже не понял:

– Что дает?

– Ну, это самое… – И Ибрагим прямо по-русски назвал слово.

Колька опешил:

– Так она же старая!

– А какая разница? У всех это дело одинаковое. А девушки мне не дают! Потому что я для них чурка.

– А тебе сколько лет? – поинтересовался Колька.

– Скоро тридцать будет.

– И как это с ней?

– Да как со всеми,– равнодушно ответил Ибрагим. И добавил:

– Это она, чтобы я не ушел.

… Мария Петровна приближалась. Торговки вдруг обернулись друг к другу, оживленно разговаривая.

Мария Петровна поняла. Она, не удостоив их взглядом, прошла мимо, а с Колькой, однако, вежливо поздоровалась.

Колька зла к ней не имел. Ну, в конце концов, каждый в этой жизни устраивается, как может.

… Рынок и площадь провинциального городка жили своей жизнью. Нельзя сказать, что жизнь эта кипела, нет, все здесь проходило спокойно, обстоятельно.

– Нюр,– услышал Колька,– так куда это?

Все знали, что Нюра, купила в прошлом месяце каких-то породистых кур, за которыми специально ездила куда-то на птицефабрику.

– Да черт их знает, вроде упитанные, резвые, а яйца, вон, гляди, я их на продажу принесла, – мелкие яйца какие-то и скорлупа прямо просвечивается, того и гляди разобьются!

– Давай я твоим курам своего петуха дам. Я тебе, Нюрка, прямо скажу – я таким и молодости не был – как не посмотрю, все на курице сидит!

– Да не нужен твой петух, они без петуха несутся!

– Врешь ты, Нюрка, ты вот без мужика не родишь!

– Я, Валь, уже и с мужиком не рожу!

… Валь, у тебя кабачки-то взошли?

– Да беда прямо с ними, изнутри гниют почему-то! Сегодня выкину, лучше капусту посажу.