Честный враг – наполовину друг

Я узнал. И он меня узнал. Мы обнялись. И вот что-то Дима накопал...

Буду ждать электронную почту.

* * *

Я собрался уже уходить, когда распахнулась, стукнувшись о шкаф, дверь, и из своей комнаты выехал в коляске Андрей. Вид у него был совсем не заспанный. Взгляд внимательный и серьезный. Почему-то не хотел раньше мне на глаза показываться. С ним подобное случается. Он теперь стал стопроцентным эгоцентриком и был постоянно погружен в думы о собственной будущности. Но, как сам сознавался, таковой не видел.

– Людоед нашелся? – спросил он мрачно.

Слышал мой разговор. И понял, о чем речь. А как не понять, если сам об этом, наверное, постоянно думает.

– Ищут. Есть след, – ответил я уклончиво.

– Дядь Леш, меня в курсе дела держи. Я очень хотел бы ему в глаза посмотреть.

Это прозвучало, как угроза бандиту.

– Зачем? Что тебе это даст?

– Он, говорят, всегда в благородного горца играл. А гранату так бросил... Это же как выстрел в спину.

В этом он не совсем прав. Условия боя и стрельба в спину – вещи разные.

– Это была его самозащита. Но мне не жалко. Если поймаем его, я постараюсь устроить тебе с ним свидание.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Спасибо, товарищ подполковник.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1. ЛЮДОЕД

Машина у меня скоростная – новенький БМВ пятой модели. Разгон такой, что мало кто угонится, разве что с перепугу. И я проскочил пару километров раньше, чем успел перевести дыхание. А когда перевел, спохватился. В горячке, с перепугу то есть, не продумал свое поведение и сразу совершил ошибку. Конечно, мне даже задерживаться у своего портрета не следовало. Мало ли кто мог видеть это. И уж тем более не следовало его срывать. А если уж сорвал, то следовало обрывки плаката с собой забрать, а не бросать там же... Или уж, чтобы следы запутать, и еще хотя бы пару ориентировок сорвать.

Я затормозил так резко, что Давид Копченый чуть на переднее сиденье не вылетел. Сколько заставляю его пристегиваться, он все время забывает.

– Ты что? – спросил Копченый, когда машину слегка повело юзом, но я все же справился с управлением, сначала выровнял движение, а потом стал разворачиваться перед самым носом у идущей навстречу тяжелой фуры.

– Забыл...

– Что забыл?

– Проститься с покойными забыл...

Понял он что или не понял, это сути не меняло, поскольку я в этой ситуации распоряжаюсь. В других, по крайней мере, в большинстве других, тоже я. И ему остается только подчиняться. А лучше было бы, чтобы он и вопросов не задавал.

Выскочив из-под угрожающе летящей большегрузной фуры, моя машина стремительно рванула с места. Мне и минуты не потребовалось, чтобы вернуться на место. Но вернулся я поздно. На площадке, рядом с постом ГИБДД, были припаркованы две машины, а около застреленного Копченым мента стояли люди. В будку никто, кажется, не поднялся. Один человек стоял рядом со своей машиной и разговаривал с кем-то по телефону. Сообщал, видимо, о происшествии.

Я развернулся, подъехал и остановился. Выходить не стал, только стекло опустил, посмотрел на тело, на людей, стоящих рядом, и головой покачал:

– Ни себе хрена... Помощь нужна? Я врач.

Это было оправданием моему появлению здесь. Большинство машин мимо проедет. Остановятся единицы. Врач, если он врач настоящий, остановится. Впрочем, о таких врачах народ, кажется, уже давно забыл...

– Уже помогать некому, – сказал один из водителей, толстопузый великан с усами, как у запорожского казака. – Две пули в сердце. Одна рядом с другой.

Это я и без него видел. Действительно, без него, и даже раньше, чем он.

– Ментов вызвали?

– Вызывают.

– Ладно. А то я сначала проскочил на скорости, не сразу сообразил... Пришлось вернуться... – это чтобы понятно было, почему я приехал с одной стороны, а отсюда поеду в противоположную. – Кто стрелял-то? Видел кто?

– Я не видел. За остальных говорить не буду. Только и остальных, когда приехал, я тоже не видел...

Усач был не из приветливых. И потому мое отбытие должно выглядеть естественным. Я пожал плечами, поднял стекло и поехал. Но успел все же глянуть на будку. Под стеной так и лежал сорванным мой портрет. Никто на него внимания пока не обратил. И ветра, как назло, не было. Был бы ветер, обрывки унесло бы, и на остатки ориентировки, приклеенные к стене, никто бы не обратил внимания.

Выехав на дорогу, я сразу вдавил педаль газа в пол. Если этот злополучный пост ГИБДД я миновал удачно, то дальше постов быть не должно бы. Если и есть дежурные машины на дороге, они уже гонят сюда, чтобы хотя бы посмотреть на случившееся, чтобы о собственной участи задуматься и впредь не слишком наглеть. Для того именно, по большому счету, я и стрелял. Негодяев нужно уничтожать. И если власть не берет на себя такие функции, то придется эти функции брать на себя мне и таким людям, как я. Порядочным... Только так в обществе можно навести порядок.

* * *

Когда мне под ребра воткнули стволы автоматов, я испытал боль, но вида не подал. Мои ребра к боли от ударов привычны. Я много лет занимался карате-кекусинкай, а в этом стиле большинство ударов руками, да и ногами тоже, наносится именно в ребра. В полуфинальной схватке на первенстве Европы в Лондоне мне сломали ребро. Я дотерпел и победил, хотя временами казалось, что я теряю сознание.

Ствол автомата – не кулак, хотя ударить кулаком я могу больнее, чем менты стволами автоматов. Тем не менее удары мента мне не понравились. И милиционеров было много, и стояли они друг за другом.

– Что вы хотите, уважаемые? – задал я вопрос.

– Исрапил Хамзатович Азнауров? – спросил человек из заднего ряда. В отличие от других, у него на каске было затемненное пластиковое прикрытие лица, и потому лица этого я видеть не мог, но голос показался мне знакомым.

– Это я.

Не зная за собой вины, я даже попытался улыбнуться. Хотя улыбка, наверное, выглядела натянутой. Так кинозвезды и эстрадные примы улыбаются после десяти пластических операций в год. Я это почувствовал и на оперированных уродов походить не захотел. Потому и улыбаться перестал.

– Вы задержаны по подозрению в терроризме. Пропустите нас в квартиру, – сказал все тот же знакомый голос.

Но я даже шаг назад сделать не успел, как меня теми же стволами автоматов просто затолкнули в прихожую, и всей толпой, настоящим ручьем, один за другим они потекли внутрь. Я даже мысленно удивился, откуда их столько взялось, и не слишком ли много спецназовцев и ментов разных уровней на одного несчастного доктора социальной психологии, которым мне уже нравилось себя считать.

– Руки! – требовательно сказал один из гостей.

У меня, естественно, не было навыков подготовки рук для надевания на них наручников, и выставил я их слишком широко, но мне помогли удержать их так, как им было удобно, и жесткие обручи впились мне в запястья. Наверное, наручники тоже имеют регулировку, поскольку люди имеют разные по обхвату запястья. Но мне то ли случайно, то ли специально наручники были надеты так, что они впивались в руки, нарушая кровообращение. А ведь запястья у меня не слишком широкие.

В квартире уже начался обыск, а человек в шлеме с тонированной защитной маской взял телефонную трубку, послушал, выругался и положил ее на аппарат, прекратив разговор с Лондоном на незаконченной фразе, поскольку мат и вообще любую ругань считать законченным предложением нельзя. Это только проявление каких-то эмоций, и всегда требуется расшифровка.

Телефон звонил еще дважды, но каждый раз трубку снимали и тут же клали, чтобы избежать разговора. И даже не интересовались, кто мне звонит, хотя для любого следствия, когда человека задерживают, как я понимаю, интересны его связи. Вывод напрашивался сам собой. Или работают менты непрофессионально, или, наоборот, они слишком много знают, чтобы тратить время на разговоры с моей женой.