Засада на призрака

– Можно подумать, я один – не армейский и взрывы, и выстрелы для меня в диковинку, – сказал Сумароков. – А ну, быстро все за мной. Только один сапер с чемоданчиком остается…

– Два сапера… – поправил генерала Крендель. – Вдруг что-то подержать понадобится. К тому же у меня инструмент с собой. Персональный. – Он вытащил из-под «разгрузки» тонкие щипчики и длинный пинцет, похожий на медицинский. Из другого кармана Яков вытащил длинную тонкую отвертку и раскладной нож и сложил все инструменты на столе перед старшим лейтенантом.

– Хорошо, – согласился генерал. – Два сапера. Остальные – за мной.

Первым кабинет полковника Скорокосова вместе со стулом, к которому был прикован, покинул полковник ФСБ Курносенко.

* * *

Прошло чуть больше пяти минут, когда в дверь генеральского кабинета постучали, потом, не дожидаясь приглашения, туда вошел Крендель, а за ним, держа чемоданчик двумя руками перед собой, Соловейчиков. Чемоданчик оказался уже открыт. Он был доверху забит пачками долларов. И из кармашка в верхней крышке торчали обрезанные провода разного цвета – красный, синий и два зеленых, один из которых был толстым, второй – тонким.

– Не зря со мной Яша остался, – сообщил старший лейтенант. – Я хотел один провод обрезать, но старший сержант предупредил, что тогда будет взрыв. И показал, какой надо резать. У него по обезвреживанию таких взрывных устройств опыта больше моего. Он их сам в университете, говорит, проектировал.

– Какой университет окончил? – спросил Кренделя генерал-полковник.

– Киевский. Но только не окончил. Только три с половиной года отучился. На приборостроительном факультете. Но у меня же родители в Донецке. Я к ним и сорвался. А потом уже товарища старшего лейтенанта встретил. И в спецназе оказался.

– Сколько здесь? – спросил генерал, кивнув на доллары в чемоданчике.

– Понятия, товарищ генерал, не имею, – признался Соловейчиков. – Считать надо. Но на первый взгляд я бы сказал, что немногим больше миллиона.

– Ну, так считай. Я, что ли, буду… – проворчал Сумароков.

– А можно мне помочь, товарищ генерал, – вызвался полковник Курносенко. – Всю жизнь о такой сумме мечтал, и вот она – рядом.

– Отставить, полковник, отставить. Запрещаю просто потому, что не доверяю. Через ваши руки, судя по всему, прошло множество таких сумм… Скорокосов, Бармалеев, помогите старшему лейтенанту сосчитать.

А сам генерал позвал к себе жестом майора Кологривского и что-то настойчиво стал втолковывать ему в ухо.

Как Курносенко ни прислушивался, разобрать ничего не смог.

С подсчетом офицеры быстро справились.

– Миллион двести пятьдесят тысяч баксов, товарищ генерал, – сообщил Соловейчиков.

– Да, для бюджета такой нищей страны, как Сирия, это солидные деньги, – изрек генерал Сумароков – И кто только ее не грабит. Теперь уже и старшие офицеры разведки повадились. Я далек от того, чтобы осуждать Асефа Шауката, в бывшее ведомство которого направил сейчас майора Кологривского, однако уверен, что рыба начинает гнить с головы, – генерал говорил тихо, чтобы его слышали только окружающие его офицеры, но ни слова не донеслось до полковника ФСБ Курносенко, сидящего чуть в стороне.

Сумароков был уверен, что если к покушению на него причастна ФСБ, то она постарается «выкрутиться» так или иначе, даже «слив» своего опытного сотрудника. Но при этом же попытается перевалить вопрос с покушением на чужие плечи. Так в 2005 году еще один член семьи президента, младший брат нынешнего президента Мохер Асад вместе с тогдашним главой военной разведки Сирии Асефом Шаукатом были упомянуты в предварительном отчете комиссии ООН по расследованию убийства миллиардера и бывшего премьера Ливана Рафика Харири. Так что свалить было на кого. А что такое ликвидация российского генерала по сравнению с ликвидацией премьер-министра целой страны… Генерал, хотя и высоко ценил собственную жизнь, все же видел существенную разницу между собой и премьер-министром даже Ливана, страны, которую не каждый человек сразу на карте покажет.

– Я отправил майора Кологривского к начальнику военной разведки Сирии Рафику Шахадаху с просьбой разобраться с акыдом Самаамом и за разрешением на обыск в палатке рабочих, – на сей раз громко объявил генерал и обратил внимание на реакцию полковника Курносенко на это сообщение. Полковник заворочался на стуле, обеспокоенный или самим сообщением о предстоящем обыске, или именем главы военной разведки. – Сирийская разведка имеет следственные полномочия. Майор выставил караул около палатки и сам вызвался провести обыск. Я надеюсь, он что-то найдет…

– Он тщательный человек, перфекционист. Он даже синяки под глазами ставит парные… – дал характеристику коллеге подполковник Бармалеев. – Обязательно что-то найдет.

Полковник Курносенко от этих слов поморщился и потрогал пальцами синяки под глазами.

А присутствующий здесь же полковник Прохоров сделал почти официальное заявление:

– Я сегодня публично обвинил подполковника Бармалеева в отсутствии юмора. Причем сделал это в присутствии постороннего человека, инспектора ВАИ, который как раз и остановил Бармалеева за превышение допустимой скорости. Заявляю публично, что готов взять свои слова обратно после его высказывания о перфекционизме майора Кологривского. Юмор, правда, у товарища подполковника своеобразный и проявляется не всегда, тем не менее…

В это время в дверь генеральского кабинета громко постучали, и, после приглашения, вошел сам майор Кологривский, о котором только что говорили. Он принес на своем горбу большой и тяжелый мешок. Тащил его майор с большим трудом, что было заметно по его искаженному лицу и затрудненному дыханию. Полковник ФСБ при виде мешка даже попытался привстать, слегка приоткрыв рот.

– Что касается акыда Самаама, то он находится в данный момент под следствием. А это… Это вот, товарищ генерал, я нашел под кроватью полковника Курносенко. – И Кологривский, поставив мешок перед собой на пол, вытащил из него целлофановый мешочек поменьше с каким-то чуть желтоватым порошком, которого в мешочке было килограмма два.

– Героин! – с неким даже восторгом воскликнул генерал-полковник, непонятно чему радуясь. – Я так и подумал еще тогда, когда мне звонили. Именно этот мешок вы собирались отправить в Москву. Итак, полковник Курносенко, меня сильно интересует, в каких вы отношениях были с акыдом Самаамом? И еще я попрошу вас не раздумывать долго над ответом, а говорить сразу, как только вас спросят. Так, кажется, у вас в ФСБ учат проводить допросы. Говорите, я жду…

– Да, в принципе, ни в каких. Когда он предложил мне бежать с ним к противнику, я попытался его задержать. А чем моя попытка завершилась, прекрасно видели и подполковник Бармалеев, и другие офицеры и бойцы. Акыд меня попросту спеленал, как ребенка. Силища у него зверская. Была…

– По этому поводу у меня есть несколько вопросов, – сказал полковник Скорокосов, по-видимому, решивший помочь генералу в ведении допроса. – Во-первых, ваше досье в интернете дает вам прекрасную характеристику. Я, признаться, даже не догадывался, что у вас имеется черный пояс по карате киокушинкай. Черный пояс, насколько мне известно, приравнивается к званию мастера спорта… Отсюда мой первый вопрос. Как вы могли позволить связать вас даже такому сильному физически противнику, как акыд Самаам.

– В киокушинкай запрещены удары в голову. Мы просто не обучены от них защищаться. А акыд Самаам сразу ударил меня в голову, после чего, отключив, уложил на кровать и связал скотчем.

Объяснение было ясным и вполне допустимым даже для человека, пропустившего мощный удар в голову.

– А зачем он вас на кровать укладывал? – спросил Скорокосов. – Мог бы и на полу связать. Как я понимаю, ради вашего удобства или для чего-то другого?

Курносенко в ответ только плечами пожал – дескать, я-то откуда могу знать, пошевелил кольцо наручников на правой руке и при этом сильно поморщился. Там, должно быть, наручники особенно давили полковнику на руку, широкую и сильную в запястье.

– Наверное, я сразу на кровать упал, – предположил полковник, – поскольку рядом с нею стоял.

– Возможно… – согласился полковник военной разведки. – Хотя я думаю, что акыд пытался вашим телом прикрыть то, что хранилось под кроватью… Еще один вопрос. Акыд заклеил полоской скотча вам рот, но руки были, насколько я понял, связаны одна с другой и к самой кровати не привязаны. Что вам помешало сорвать руками полоску скотча со рта и предупредить наших офицеров, проводящих ваше задержание? Мне кажется, что вы намеренно не желали их предупредить, надеясь на помощь акыда. Так, полковник, обстояло дело?

– Совсем не так. Как я вообще мог рассчитывать на помощь акыда, если он меня связал, сделал беспомощным…

– У меня есть подозрения, – изрек Скорокосов, – что он связал вас по вашей же просьбе. После неудавшегося покушения на товарища генерал-полковника Сумарокова вы ожидали, что за вами придут, чтобы задержать, и потому пытались изобразить из себя жертву нелояльности акыда. И мешок с героином принадлежал не полковнику, а вам. И именно вы пытались переправить его в Россию военным бортом, а вовсе не полковник Самаам.

– Ну, это еще предстоит доказать. А любые сомнения трактуются следствием в пользу обвиняемого, да будет вам известно. У вас нет никаких доказательств моей причастности к контрабанде наркотика…

– Есть, – внезапно вступил в разговор майор Кологривский. – Я умышленно не предъявил сразу все, что удалось найти в палатке. Хотел услышать, что полковник Курносенко скажет в свое оправдание. Итак, товарищ полковник ФСБ, будьте любезны сообщить мне, чей это телефон? – Майор вытащил из кармана целлофановый пакет с мобильником.

– Понятия не имею, – ответил Курносенко. – Похож на мой, но это не мой. Мой телефон испачкан клеем по краю дисплея. Да вот он, на столе у товарища генерала лежит, – на столе в самом деле лежал мобильник, вытащенный из кармана гражданской спецовки полковника ФСБ.

– А если мы второй телефон отдадим на экспертизу и на нем обнаружатся ваши отпечатки пальцев? – спросил Юрий Борисович, потрясая пакетом с телефоном.

– Да бога ради… Хоть на десять экспертиз отдавайте. Но я надеюсь, что вам всем, должно быть, известно, что отпечатки пальцев являются только косвенными уликами. И ни один суд в мире не будет их рассматривать как доказательство вины подозреваемого. Мало ли что с телефонами происходит. Их можно и потерять, их могут украсть. Я уже не говорю про то, что отпечатки пальцев можно перенести на телефон. Кстати, я не так давно свой мобильник потерял и купил себе точно такой же, как первый. Привычка, знаете ли…

Телефон на столе генерала был точной копией телефона из пакета Кологривского. А говорил все это полковник ФСБ уверенно, однако видно было, как его глаза обеспокоенно бегают.

– Тогда давайте сделаем перерыв, – предложил Кологривский, – и дождемся посыльного от главы военной разведки Сирии. Он прибудет с минуты на минуту – ему же только на один этаж подняться – и принесет нам новые доказательства вины Курносенко. Сам генерал Рафик Шахадах уже звонил мне.

Кологривский стоял перед генералом Сумароковым и следил за ним. А генерал-полковник следил за полковником Курносенко и видел, что тот обеспокоен.

– Сделаем перерыв… – согласился Сумароков больше в пику полковнику, чем по необходимости.

Около четырех-пяти минут ждали молча, в тягостной для Курносенко тишине. Наконец генералу по внутреннему телефону позвонил снизу дежурный офицер и сообщил о приходе акыда из Управления военной разведки Сирии, генерал приказал пропустить, а еще через полторы минуты в дверь постучали и вошел акыд, который был еще крупнее акыда Ахмеда Самаама.

– У вас что, все в военной разведке такие, мягко говоря, крупные? – спросил, забывшись, генерал-полковник на русском языке.

– Никак нет, товарищ генерал, – на довольно чистом русском языке ответил пришедший, тем самым одновременно демонстрируя и то, что он когда-то учился в России, и знание российских армейских уставов. – Только двое и было. Теперь я один остался. Надеюсь, меня не положат рядом с акыдом Самаамом в коридоре? А то мы с ним не друзья были – только соперники…