Убойный калибр

Дежурный наблюдатель сидел у выхода из их темной отрядной «норы». Наружу был выставлен перископ, позволяющий просматривать вход в ущелье. При необходимости перископ легко убирался под камень, и место, где он поднимался, оставалось по-прежнему неотличимым от любого другого места, точно так же, как и вход в саму нору.

– Открывай, – потребовал Снайпер.

Дежурный готов был слушаться Снайпера так же, как слушался самого эмира Абдулмалика. Так тот себя поставил в джамаате, хотя по возрасту был моложе всех других. Но авторитет не всегда зависит от возраста. Этот авторитет особенно поднялся, когда Снайпер, даже не спросив согласия эмира Бахтиярова, сам расстрелял двух новых бойцов джамаата. Парни приехали из Центральной России, хотя по национальности были дагестанцами. Уголовники, имевшие по нескольку «ходок». Они привыкли, что в России, где полиция такая же коррумпированная, как и дома, чувствовать себя свободно и безнаказанно, надеялись на такую же свободу и безнаказанность и в своей республике. И во время первой же операции решили ограбить дом сельского бизнесмена. Эмира рядом не было. Он руководил другой группой. Тогда Снайпер сам застрелил их. Никто Снайпера не осудил. А эмир Абдулмалик только похвалил, когда услышал, по какой причине прозвучали два этих выстрела. И сказал, что сам бы приказал поступить с грабителями так же, как поступил Снайпер.

– Если мы свой же народ будем грабить, за кого тогда мы воюем? За себя, любимых? Кому это надо? И чем тогда мы лучше воров и бандитов? И кто нас тогда поддерживать будет? Кто подарит нам своего барана, кто хлеба испечет?

Больше уголовников к себе в джамаат эмир не брал. А по слухам, пришедшим в джамаат, в селе, где был убит глава местной администрации вместе с участковым полицейским и где Снайпер не позволил уголовникам ограбить бизнесмена, стали очень уважать эмира Бахтиярова. Значит, там, при необходимости, уже можно ожидать поддержки.

– Ты домой? – только спросил дежурный, взявшись за рычаг, которым наполовину отваливался входной пустотелый камень-валун.

Пойти на задание без своей винтовки Снайпер не мог, и потому вопрос был вполне уместным. Абдулмалик часто отпускал своих бойцов в короткие отпуска. Считал, что свой дом и свои семьи следует любить и нельзя оставлять надолго. Именно потому он никогда и не покидал пределы своего района – заботился о своих бойцах. Хотя у самого Бахтиярова семья жила в Ростове-на-Дону и он ее не навещал уже несколько лет. О себе он заботиться забывал.

– Домой. До утра. Маму навестить нужно.

– Здоровья ей.

Оказывается, в джамаате уже все знали, что у Снайпера тяжело болеет мать.

Камень отвалился. Снайпер выбрался на четвереньках, потому что иначе выбраться из отрядной «норы» из этого выхода было невозможно. Впрочем, как и забраться внутрь. Делалось это умышленно в целях безопасности. Правда, нора имела еще два выхода, где можно было выбраться, не пачкая штаны на коленях. Но оба они вели не на дно ущелья, а на склоны хребта. Подойти к этим выходам со стороны было невозможно – слишком крутым был подъем. А вот сразу за каждым из выходов была оборудована площадка с бруствером, сложенным из камней и скрепленных цементным раствором. С этих площадок было легко расстреливать тех посторонних, предположительно ментов или еще каких-то силовиков, кто попытается войти в «нору» через нижний вход. Правда, и самим бойцам джамаата добираться к верхним выходам было сложно. Требовалось ползти, переходя от щели к щели, и постепенно взбираться на нужную высоту. Уж тут-то не испачкать штаны на коленях было невозможно.

Выбравшись наружу, Снайпер сначала осмотрелся, а когда глаза привыкли к дневному свету, встал в полный рост. И все равно он еще долго подслеповато щурился, несмотря на то что день был хмурым и только после «норы» казался ярким. Привыкший за множество дней постоянно находиться во мраке или в полумраке, Снайпер не сразу мог адаптироваться к естественному свету. Но это его не расстраивало. Даже дикие звери – настоящие дети природы – выбираясь из норы, не сразу все различают при дневном свете. Требуется время. Снайперу хватило пары минут.

До выхода их ущелья в долину было около полутора километров. Восемьсот метров прямого пути, потом поворот и еще семьсот метров. Снайпер не торопился, хотя и не мешкал в пути.

* * *

Выйдя из ущелья, Снайпер начал проявлять повышенную осторожность. Сначала он спрятался за скалами и внимательно осмотрел долину в обе стороны. Потом и на саму скалу забрался, благо это было нетрудно. Оттуда можно посмотреть и дальше. Опасности он не увидел. Разве что она скрывалась за несколькими группами таких же скальных выступов, разбросанных по долине в разных концах. Это место всегда считалось опасным, потому что невозможно определить, кто среди скал или за ними укрылся. А скалы лежали как раз на прямом пути, который предстояло преодолеть Снайперу. И потому он не пошел прямым путем, а двинулся в сторону, огибая отроги нескольких хребтов, извилистыми языками, сползающими в долину с одного ее края. Другой край долины отсюда виден не был. Но Снайпер хорошо знал, что там сам хребет расположен перпендикулярно этим хребтам и тоже имеет отроги, но короткие и не образующие ущелья.

– Так будет лучше, – сказал он сам себе.

Пройдя около шести километров, как делал иногда, но не всегда, Снайпер решился и свернул влево, огибая по большой дуге скалы, представляющие опасность и дающие возможность устроить там засаду на человека, выходящего из ущелья.

– Да, уже, кажется, пора, – опять заговорил он сам с собой и побежал. Не быстро, чтобы не уставать, но и не задерживая умышленно свой бег, чтобы сберечь силы. Он свои силы знал и уверен был, что такой бег выдержит. Впрочем, бежать всю дорогу так он не собирался. Он собирался таким образом только пересечь самое открытое и самое опасное место.

Скалы остались далеко слева. Впереди из земли выступала только одна большая и высокая, как башня, скала. Спрятаться за ней было можно, но на саму скалу никто и никогда не забирался. Это было невозможно даже для спортсмена-скалолаза. Много лет назад, когда снайпер был еще мальчишкой и когда в Дагестане было спокойно, и, если здесь стреляли, то только отстреливались от чеченцев, которые пытались проникнуть в Дагестан, к ним в район приехала республиканская команда скалолазов, готовящаяся к проведению каких-то международных соревнований. Спортсмены искали место для тренировок. Рассказывали, что изначально они облюбовали именно эту самую одиночную скалу. Но, проведя несколько попыток подняться, бросили свою затею и уехали в соседний район. Здесь было и тренироваться трудно, да и опасно, поскольку Чечня находилась прямо под боком и неизвестно, когда оттуда могут пожаловать гости.

– Сегодня никто не пожалует, – сам себя успокоил Снайпер. – Погода не располагает…

Привычку разговаривать с самим собой он приобрел давно, еще до того, как стал снайпером. Он не дружил со сверстниками и вообще мало с кем общался в жизни, кроме своих родных. Единственный мальчик в семье считал, что с шестью сестрами ему, будущему мужчине, и говорить не о чем. Но общение с кем-то необходимо любому человеку. И Снайпер выдумал себе какое-то неведомое существо, которому иногда задавал вопросы и которое ему отвечало его же голосом. Со временем, по мере взросления, задавать вопросы неведомому существу он перестал, но по-прежнему разговаривал сам с собой. Его это не смущало. Эти разговоры происходили только тогда, когда он оставался один. Значит, не смущала эта привычка и окружающих его людей.

– Может, хватит ноги уродовать? Да, пожалуй, набегался уже…

Снайпер перешел на быстрый шаг. Плавно перешел, без остановки, обязательно сбивающей дыхание. Он никогда в жизни не курил, ни разу в жизни не напивался и вообще не имел привязанности к вину, а запах водки вызывал в нем отвращение, как и люди, от которых пахло спиртным. И потому легкие имел мощные, хотя спортом регулярно и не занимался, только борьбой в детстве. Но кто найдет такого дагестанца, который не занимался бы в детстве борьбой? Короче говоря, усталости, даже после пробежки на дистанции около четырех километров, Снайпер не чувствовал. И быстрый шаг позволял ему сохранить дополнительные силы, которые мог бы отнять дальнейший бег.

Одиночную скалу он тоже огибал по большой дуге, метрах в пятидесяти от ближайшего места, где мог бы укрыться какой-нибудь стрелок. Здесь, конечно, присутствовало нервное напряжение. Как не занервничаешь, когда быстро идешь и постоянно ждешь выстрела, и держишь себя в напряжении, в готовности после выстрела сразу же сделать стремительный скачок и залечь, перекатиться куда-то, чтобы там замереть. При этом глаза автоматически отмечали на пути впереди все, что могло бы послужить укрытием в случае необходимости спрятаться.

Снайпер не боялся. Он от природы своей не был трусом. Но он очень ценил себя, ценил не меньше, чем ценил его эмир Абдулмалик Бахтияров, чем другие бойцы джамаата, и потому не желал стать мишенью для случайного выстрела. Опасения в том, что силовики могут устроить засаду, – не было. Силовики и засады устраивать, по мнению Снайпера, то ли не умеют, то ли просто не любят. Они с осознанием своей силы и численного преимущества идут в поиск, а не засады ставят. Идут и нарываются на пули Снайпера. Но у эмира Бахтиярова слишком много других врагов, недовольных его сильно возросшим авторитетом где-то там, за пределами российской границы. Там Абдулмалика Бахтиярова уважают и ценят, и снабжают деньгами, на которые многие эмиры рты разевают. Вот они-то и могут устроить засаду, зная, что Абдулмалик часто отпускает своих людей по домам. А убить людей Бахтиярова – это значит ослабить самого Абдулмалика. Так, совсем недавно кто-то пытался выставить мины на выходе из ущелья. Прямо перед последним поворотом, как только кончаются камни, усыпающие дно. Хорошо, что дежурный за перископом не спал и увидел это. Позвал эмира. Эмир посмотрел и отправил Снайпера. Подходить близко Снайперу необходимости не было. Двоих он успел застрелить, двое вовремя спохватились, хотя выстрелов не слышали, и сбежали, бросив тела погибших. К сожалению, опознать тела не удалось. Эмир Абдулмалик приказал тогда пришельцев похоронить, чтобы трупы не достались падальщикам.

Бахтияров даже врагов своих уважал, за что и его уважали люди…

* * *

Оставив скалу за спиной, Снайпер тем же быстрым шагом удалился в сторону хорошо ему знакомой проселочной дороги и быстро, меньше чем за полчаса, добрался до ближайшего большого села. Уже начинало темнеть, когда он зашел на склон холма позади огородов и, спрятавшись среди камней на языке осыпи, вытащил телефон и набрал номер. Ответили ему не сразу. Снайпер видел, как внизу, во дворе, за которым он наблюдал, вышла из дома на крыльцо женщина, что-то прокричала, и на ее зов из гаража торопливо выбежал мужчина. Женщина передала ему мобильник. Человек внизу сразу приложил телефон к уху и ответил:

– Здравствуй, Заур! Слушаю тебя, дорогой.

– Дядюшка Абдулазиз, здравствуй. Ты не сможешь меня до дома довезти? Мама болеет, хочу навестить.

– Святое дело, племянник. Как я могу отказать в такой просьбе. И отвезу, и назад привезу, когда скажешь. Что мне, старику, делать? Времени свободного много.

Абдулазиз никогда не отказывал, когда Снайпер собирался ехать домой. Езды два часа по разбитой дороге. Только однажды, когда Абдулазиза не было дома, куда-то по делам уехал, Снайперу пришлось идти пешком. Он пытался тогда остановить на дороге проходящий мимо автобус, но водитель не решился взять пассажира. Пришлось и дальше стаптывать башмаки. Но ничего, к утру добрался. Потом позвонил эмиру, и Бахтияров разрешил задержаться еще на сутки.

– Я через пять минут спущусь к твоему огороду, дядюшка.

– Я жду тебя. Чай пить будешь? Тетушка Аймагуль испекла пирог с курицей. Захочет тебя угостить. Не обижай ее.

– Дядюшка Абдулазиз, я к маме тороплюсь. Уважаемый Абдулмалик отпустил меня только на одну ночь. Я буду благодарен тетушке, если она даст мне кусочек на дорогу.

– Хорошо. Приходи. Тетушка сейчас что-нибудь тебе приготовит. А я пока залью бензин в машину и заведу.

– Иду…

Снайпер начал спускаться и видел, как родной старший брат его отца сказал что-то тетушке Аймагуль, та всплеснула руками и поспешила в дом, а дядюшка Абдулазиз снова ушел в гараж. И когда Снайпер уже перешагивал через низкий каменный заборчик, защищающий огород от соседских, видимо, коз, он увидел, как распахнулись ворота гаража, и старенькая машина уже с зажженными фарами выехала во двор. А тетушка Аймагуль уже вышла из дома и поставила на заднее сиденье машины большой пластиковый пакет со всякой снедью. Тетушка любила вкусно готовить и еще больше любила обильно угощать. Такого пакета с едой хватило бы на целый день всему джамаату. Конечно, пирог хорош, когда он горячий. Но бойцы джамаата будут рады и холодному, когда Снайпер принесет пакет в «нору».

Ближайшие соседские дома пустовали и смотрели на мир темными пыльными стеклами. Хозяева куда-то уехали. Видимо, как и многие, переселились в город к детям, и Снайпер не боялся, что его увидят. Если и увидели раньше на склоне из дальних домов, то вечерний сумрак не позволил рассмотреть, кто там ходит. А когда он спустился со склона к огородам, его и подавно никому видно не стало.

Огород у тетушки Аймагуль был ухоженный. Вокруг каждой грядки выложен деревянный короб, сколоченный из толстых досок, как опалубка для земли. И Снайпер аккуратно прошел между этими коробами через весь огород ко второму каменному забору, уже более высокому, чем первый. Но здесь и перешагивать, и даже перепрыгивать необходимости не было, потому что металлическая калитка легко открывалась. Двор выложен тротуарной плиткой. Дядюшка Абдулазиз всегда был хорошим хозяином и при встрече упрекал младшего брата за то, что у него неблагоустроенный двор и подсобное хозяйство. Отец Снайпера с улыбкой отмахивался:

– Мне жить недолго осталось. Да и не до того. Других забот хватает. А когда сын здесь хозяином станет, он порядок наведет.

Отец всегда был уверен, что Снайпер через какое-то время вернется в отчий дом. И вернется чуть ли не со славой. И это несмотря на то, что знал прекрасно – сын его находится в федеральном розыске. При этом говорил, поддерживая сына, что в мире не бывает несменяемых правителей и неизменяемых времен…

* * *

Дорога была хорошо знакома Снайперу. Он сидел на переднем пассажирском сиденье «Волги», привычно едущей по ухабам, которых в свете фар было гораздо больше, чем при естественном освещении. При въезде в соседнее село стояла полицейская машина. Два полицейских находились рядом. Снайпер сжал ладонью рукоятку пистолета, но дядюшка Абдулазиз мигнул фарами, переключая свет с дальнего на ближний и обратно, приветствуя, видимо, знакомых, и их даже не попытались остановить для проверки. Дядюшка был известным в этих местах как бывший директор совхоза. Это знали и помнили если не все, то многие и относились к отставному директору ныне не существующего совхоза уважительно и не беспокоили понапрасну.

Угроза миновала, не успев созреть до критического уровня.

– Развелось этой падали… – сказал дядюшка. – А ты что, стал бы стрелять?

– А что мне оставалось бы делать? – спокойно спросил Снайпер.

– Они же в бронежилетах, с автоматами.

– Я стрелял бы в голову.

– В голову легко промахнуться.