След Сокола

– Вещай, брат…

Дражко, однако, не спешил и долго вытирал знаменитые усы. По этим великолепным пышным усам, гордости и чуть ли не знамени всей дружины бодричей, любой житель княжества узнавал воеводу издали, когда еще невозможно было из-за расстояния разобрать лица.

– Вещай! – Годослав не повторил, а рявкнул, чувствуя повисшее в воздухе напряжение.

– Ставр! – вместо ответа дал команду немногословный Дражко.

Из-за спины князя-воеводы выступил, стукнув в пол посохом, молодой и чрезвычайно высокий – выше Годослава – человек в простых одеждах волхва с вышитой на груди семилепестковой посолонью, с традиционным волховским орудием знаний и силы – посохом и, как все славянские волхвы, безбородый[15 - Посолонь — свастика. Семилепестковая посолонь — символ волховской магии. Безбородый – славянские ведические волхвы, вопреки мнению современных художников, отличались от остальных жителей своих стран тем, что не носили бороду. Бородатыми были волхвы германские и скандинавские.].

– Мы, княже, на месте уже обсудили с Готфридом все дела, большие и малые… Зачем же понадобилось данам отправлять послов к нам? – Волхв сам задал Годославу и боярам вопрос, хотя они ждали от него пояснений к ситуации. – Их викинги привозят вино такое же густое, как наши викинги привозят нам. Правда, наши женщины варят пиво, мне кажется, более вкусное, чем датские мужчины[16 - В Дании и в Германии, в отличие от славян, профессия пивовара издавна считалась мужским занятием. У славян пиво варили женщины – хозяйки дома.], но я не думаю, что посольство едет сюда только пробовать бодричское пиво.

Годослав задумался едва ли на секунду.

– Зачем же они едут? – спросил он уже более спокойно, подстраиваясь под раздумчивую речь волхва.

– Готфрид, мы с князем-воеводой думаем, будет ставить свои условия.

– Какие?

Ставр оставил вопрос князя без ответа, только в очередной раз стукнул посохом в пол и склонил голову, показывая этим, что он уже сказал все. Волхв, возглавляя собственную подчиненную князю команду разведчиков, имел в посольстве особые тайные наставления от Годослава. Но сейчас, судя по всему, не торопился выложить, что сумел узнать. И только через минуту добавил, вроде бы и не к князю обращаясь, а словно сам с собой в затруднительном раздумье разговаривая:

– Даны стягивают войска не только к саксонской границе, за которой стоят полки Карла, но и к нашей тоже. И не самые захудалые дружины. К чему бы это?..

Годослав задумчиво постучал ладонью по подлокотнику кресла и неторопливо встал. Великан с кошачьими повадками в каждом движении гибкого сильного тела и потому чем-то похожий на величественного царственного льва, сейчас он олицетворял одновременно и озабоченность, и угрозу, хотя и неизвестно было, кому эта угроза предназначается. Вождь с талантами князя, с его умением мыслить нестандартно и совершать поступки, которых никто не ждал от него, сам один из лучших воинов своего народа, родись в другое время, в другом месте и при других обстоятельствах, сумел бы достичь многого. Ему же досталось только маленькое княжество, остатки некогда сильного бодричского союза племен. И в дополнение к этому такие алчные соседи со всех сторон, как Карл Великий и Готфрид Датский, за которых постарались их предки, оставив в наследство немалую силу и власть. Трудно было Годославу проявить себя так, как он хотел бы. Провидение просто не отпустило ему времени, чтобы восстановить, как он думал, прежнюю силу княжества за счет объединения соседних племен. Мешал этому объединению в первую очередь Готфрид, деньгами и войсками помогая противникам объединения. Не отставал от него и Карл, натравливая одно славянское княжество на другое тогда, когда это ему требовалось, как натравливал их же всех на саксов, когда вел войну с саксами. Римский принцип «разделяй и властвуй» два короля применяли на практике умело. Хотя один из них – Карл – был знатоком римской литературы и римского права, а второй – Готфрид – не умел ни читать, ни писать, оба они умели главное – быть принципиальными, когда это было необходимо, и закрывать глаза на принципы, когда это мешало достижению их целей.

Единственную поддержку Годослав чувствовал издалека. Далеко на восходе, за землями ляхов, лежали владения родственных ильменских словен. Там же, по другую сторону озера Ильмень, лежали и владения таких же родственных русов, раньше входивших в союз бодричей. Словене и русы постоянно воевали друг с другом, русы обложили словен данью. Но во времена мира словене оказывали Годославу помощь своими дружинами, а он оказывал давление на русов, потому что они считались младшей ветвью бодричей и обязаны были слушаться его, как своего князя, хотя в действительности слушались не всегда. Но такую помощь, чтобы противостоять Карлу, никто оказать не мог, даже отправив все свои дружины, что невозможно, на закат, к бодричам. Вот если бы у Годослава имелось в запасе еще лет пять, вот если бы Карл ввязался в борьбу с Готфридом, при которой и одному, и другому монарху было бы не до славянских дел, Годослав сумел бы объединить даже против воли братьев-князей несколько славянских племен. Тогда можно было бы говорить на равных и с франками, и с данами.

А сейчас приходилось вертеться, подобно ужу. Неприятно это, не по душе самому князю с его львиным норовом. Однако обстоятельства оказались сильнее желаний. И он искал пути…

* * *

Прием вернувшегося посольства проходил в парадной горнице княжеского терема, или, как называли его германцы и вообще все западные чужеземцы, Дворца Сокола[17 - Рарог, или Рюрик, или Рерик — священный Сокол славянских вед, воплощение Огнебога-Семаргла. Герб Годослава, как и будущего новгородского князя Рюрика, – трезубец: это геральдическое изображение атакующего Сокола. Дворец же Сокола описан средневековым хронистом Адамом Бременским по рассказам других людей, поскольку сам Адам Бременский никогда княжество бодричей не посещал. Впрочем, рассказы с чужих слов постоянно использовались в средневековых хрониках.], и присутствовали на нем почти все бояре. Исключение составляли малочисленные бояре-христиане, которые в последние дни старались вообще не показываться в городе, не то что во дворце, боясь обвинений в связях с Карлом Каролингом. Князь понял, что Ставр, обычно знающий гораздо больше, чем желает показать, не хочет говорить при боярах, откровенно склонных к более тесному союзу с данами. И потому не настаивал. Поняли это же и сами бояре. Легкий недовольный шепоток, подобно шелестящему ветру-сквозняку, пробежал меж сидящими, но задавать вопросы при князе никто не решился.

Князь величественно мотнул крупной головой, отбрасывая за плечи длинные густые волосы.

– Благодарю вас за успешно выполненное дело! – сказал он торжественно и величаво, как умел говорить. – Дух Свентовита[18 - Свентовит, Святовит, Святогор — в ведической троице соответствует христианскому Духу. Свентовит – сын Рода, олицетворяющего Вселенную, хранит ось, вокруг которой вращается Колесо Сварога, то есть Небо.], должно, незримо витал над вами все время переговоров и помогал найти нужные слова, которые дошли до ума и души моего царственного брата Готфрида. А сейчас, – князь широко и светло улыбнулся, резко меняя тембр голоса на обыденный и простой, – прошу ко мне в охотничий дом – попробовать фряжское вино, что только вчера привезли с Буяна. Попросту, без церемоний… Пошли…

И насмешливо-гневно, с вызовом, но и с пренебрежением глянул за спины послов в зал на бояр, сидящих, как им и положено, одесную стену от княжеского кресла, устроенного на покрытом ковром приступе. Такой резкий переход от высоких слов о Свентовите к запанибратскому приглашению выпить не мог не шокировать думных старожилов, и Годослав шел на это откровенно умышленно.

Манера общения с подданными и неуважение к церемониалу раздражали многих верных сподвижников отца Годослава, а именно из них и состояла вся боярская дума. Отец старался подражать европейским владетельным домам. Но молодой князь в общении был прост так же, как бывал необуздан в гневе, и поступать предпочитал тоже не в соответствии с введенным этикетом, а по велению момента, не заботясь, как и сейчас, о мнении, которое оставит.

Князь увел в охотничий дом только Дражко и Ставра.

Сам дом – небольшой пристрой во дворе, где в большой передней горнице содержались клетки с княжескими охотничьими соколами, за которыми князь любил ухаживать сам, а во второй содержались пять быстрых охотничьих пардусов[19 - Пардус — гепард. В славянских княжествах широко применялись для охоты, как самые быстрые звери в животном царстве. Пардусы легко и прекрасно дрессировались и никогда не нападали на человека. Азиатская разновидность гепарда отлавливалась в южнославянских степях. Со временем была полностью истреблена. Последнее упоминание об использовании гепардов на охоте относится ко временам Ивана Грозного. В настоящее время популяция гепардов успешно восстанавливается в заповеднике Аскания-Нова.]. Там же Годослав развешивал по стенам свои охотничьи трофеи и трофейное оружие, добытое в сражениях. Пристрой находился в полуста шагах от парадной горницы.

Главное совещание прошло там…

* * *

Даны отправили к Годославу большое посольство, возглавляемое родственником короля Готфрида и княгини Рогнельды герцогом Трафальбрассом, личностью во всей Северной Европе широко известной, несмотря на молодость. И в самой Дании и за ее пределами герцога обычно звали просто Сигурдом. Сигурд умудрялся успешно совмещать службу у короля с ремеслом удалого и удачливого викинга, за что пользовался уважением в среде самых отчаянных воинов и любовью в простом народе Дании. В городах Англии этим именем пугали непослушных и капризных детей, обещая отдать их пирату Сигурду.

Встречать посольство в недалекую от границы Свентану[20 - Славянский город-крепость Свентана, окруженный каменными стенами, что вообще-то для славянских городов редкость, был расположен приблизительно в районе современного немецкого города Прец. Некоторые историки выдвигают версию, что название город получил от того, что его основали свеи, то есть шведы. Однако более достоверной выглядит версия, что название города связано с известным во всей Прибалтике богатым храмом Свентовита.Свентана имела важное военное значение для княжества бодричей, поскольку перекрывала самую удобную дорогу от Дании на материк. Существовал и другой путь, через Эльбу, но там всегда можно было ожидать столкновения с саксами или с франками. Путь через Эльбу устраивал драккары викингов, но отнюдь не купеческие караваны.] выехал сам князь-воевода Дражко, раз уж он начал первые переговоры и добился в них какого-то успеха. В сопровождение напросилась сиятельная боярская свита, без которой сам князь обошелся бы с большим удовольствием. Но уважить родовитую знать пришлось. И без того они много смуты сеяли в умах рарогчан. А если отстранить их и от этого дела, недовольства прибавится стократ. В тяжелое время лучше обходиться без всякого недоброго брожения умов.

Кроме того, у князя Годослава было основательное опасение, что без Дражко встреча посольства может выглядеть несколько иначе, нежели с ним. У Ставра появились верные данные об определенной подготовке опасных северных соседей к этой поездке. И Дражко, как и положено князю-воеводе, тоже подготовился к мероприятию основательно.

Место встречи выбрали не случайно. В богатом храме Свентаны сакральный огонь поддерживался неугасимым на большом плоском валуне идеального черного цвета, в неизвестные времена привезенном со Святой горы[21 - По приказу Гитлера, немецкие археологи уже в двадцатом веке тщетно пытались разыскать этот камень. Гитлер, как известно, был неравнодушен ко всему ведическому.]. В эту гору превратился Святогор, когда не смог поднять большой черный камень Велеса[22 - Согласно славянским ведам, Святогор не смог поднять черный камень и превратился в гору Арарат. Его дух в это время освободился и стал Святым Духом, третьим лицом Триглава, славянской Троицы, которая обозначалась как «Сварог – Перун – Свентовит». В «Книге Велеса» говорится «Сварог и Перун – есть в то же время Свентовит». То есть ведическая Троица едина точно так же, как христианская. Следовательно, уже невозможно называть славянскую ведическую веру языческой, поскольку она признавала единство Бога, считая всех остальных Богов только проявлением отдельных граней Создателя.]. После этого Святогор стал Свентовитом. Камень-алтарь – часть того самого большого камня. Даны, как и свеи, и норвеги, уважали славянскую святыню, несмотря на то что поклонялись своему Одину. И думские бояре настояли, чтобы Дражко сначала сводил послов в храм Свентовита на поклонение. Пламя священного огня чистит душу паломника – так утверждали волхвы храма. Того, кто не выбросит из головы дурные намерения после свидания с черным камнем, говорили они, ждут большие несчастья.

Вместе с воеводой и боярами отправился навстречу послам и волхв Ставр, однако послы не увидели его высокую фигуру среди встречающих. Очевидно, волхву понадобилось по дороге свернуть куда-то в сторону по своей неведомой надобности. Впрочем, к неожиданным исчезновениям и столь же неожиданным появлениям Ставра все в окружении Годослава давно привыкли, и потому беспокойства никто не высказал. А сам Ставр предпочитал общаться и с Годославом, и с Дражко через своих гонцов, коих всегда слал множество, сообщая каждую новость, чтобы ни одно событие не осталось незамеченным и не привело к внезапным последствиям.

Бодричи встретили посольство перед воротами Свентаны, выстроившись пешими в три ряда поперек дороги. Только один Дражко остался на коне, что позволял ему его княжеский титул. И только он один среди всех встречающих оказался опоясанным мечом, к чему обязывала его должность воеводы. Все остальные, в знак уважения и доверия, вышли к воротам безоружными.

Впрочем, князь-воевода, при всем своем показном характере бесшабашного рубаки, не всегда был прост. Он спрятал в знаменитые усы лукавую улыбку, хотя за такими усами легко спрятать даже гримасу отвращения, и, не поставив в известность встречающих посольство бояр, расположил на привратных башнях и на стенах около сотни готовых к бою стрельцов с осадными тулами[23 - Тул — круглый футляр для стрел. На Руси колчан, вопреки мнению художников, рисующих богатырей, появился только в XVI веке. До этого использовались тулы, сделанные из бересты или из кожи. В обыкновенном туле содержалось около двадцати стрел. В большом походном более пятидесяти, в осадном, который ставили на стенах, до двухсот стрел.]. Стрельцы получили точные указания по поводу своих действий. И приготовились их выполнить. Помимо того, воевода приказал быть в полной готовности и полностью оружной городской дружине, но этим показываться на глаза послам пока запретил.

Вечером, когда в небе намеком начали сгущаться серо-розовые сумерки, обещающие на завтра ветреную неустойчивую погоду, на широкой каменистой дороге, жизненно-важной артерией соединяющей Данию с материком, появилось, наконец, посольство. Даны ехали не торопясь, с чувством собственной значимости. Десяток верховых вельмож во главе с герцогом Трафальбрассом, в сопровождении полусотни скованных броней воинов охраны, что по неспокойным временам было не слишком много. Настолько не много, что просто не могло не навеять опасения, что следом прибудет гораздо большая охрана, возможно, с осадными орудиями вместо арбалетов. Потому что каменные стены небольшой Свентаны крепки, и пробить их можно только стенобитными машинами. Да и вообще, когда рядом неспокойная граница, нет гарантии, что какой-то франкский барон, изголодавшись в многолюдной ставке короля Карла, не пожелает пополнить свои запасы по другую сторону Лабы и не отправится с небольшим отрядом на разбойничий промысел. А уж две повозки, следующие за послами, наверняка привлекли бы внимание падких на чужое добро европейских рыцарей.

Послы данов с Дражко были хорошо и давно знакомы. Герцог Трафальбрасс, среднего роста, но необыкновенно мощный, почти бочкообразный воин лет двадцати пяти, выехал вперед, лениво и со слегка надменной улыбкой поднял руку в общепринятом мирном приветствии. Даже в этом жесте чувствовалась высокомерная сила и уверенность в себе и в королевстве, которое осталось за его спиной. Лицо и продуманная легкая небрежность в одежде полномочного посла показывали однозначно – старший и сильный приехал к младшему и слабому. И от радушия встречи, от простого настроения сильного зависит, пожелает ли он защитить слабого. Даже бояре, чинно стоявшие поперек дороги, прочитали это в ситуации и молча переглянулись с неодобрением, которое они не смели высказать вслух. Большинство из них давно поддерживало прочные родственные и деловые связи с данами и всегда старалось уверить князя в необходимости более тесной дружбы с сильным покровителем. Но характер Годослава они знали достаточно и опасались, что он в собственной гордыне, подбиваемый амбициозными тщеславцами, которыми себя окружил – молодыми, как сам он, и еще мало понимающими в политике и в окружающих людях, может не принять отношений, которые выходят за рамки равных. А иных между маленьким княжеством и вторым, если не равным первому по силам, королевством Европы и быть не может. Третья европейская сила – Византия – настолько далека от северных широт, изъедена внутренними червоточинами и озабочена решением своих немалых внешних проблем, что ее во внимание никто не принимал.

Дражко повторил жест приветствия так же небрежно, словно скопировал манеру поведения герцога, спрыгнул с коня и сделал несколько широких шагов навстречу Сигурду.

– Я сердечно рад приветствовать высокородного герцога на земле бодричей, – усы не мешали воеводе говорить достаточно громко. Сам он выражал спокойствие и достоинство, словно не замечал слегка оттопыренной губы посла и его не до конца застегнутого камзола. Но и излишнего подобострастия не выразил. Равный встретил равного – так однозначно выглядело это. Даже герцог понял ситуацию. Сигурд, сам воин, уважал в князе-воеводе знаменитого бойца, дипломата и полководца. И вынужденно, хотя по-воински вальяжно, покинул седло точно таким же движением, каким это сделал Дражко.

– Оставим церемонии, князь, до приезда в Рарог, – предложил герцог, на ходу меняя явно заранее продуманную линию поведения, показывая свое умение подстроиться под ситуацию. – Мы слишком недавно расстались, чтобы я начал, как подобает при встрече, расспрашивать тебя о здоровье и благополучии твоем и всей княжеской семьи…

Сигурд, при всей массе своего тела, подошел стремительно и, внешне, с искренней радостью, но все же несколько секунд помедлил, ожидая чего-то со стороны воеводы, а потом неохотно протянул руку первым.

Дражко пошевелил в улыбке усами и не сразу ответил на рукопожатие. В иерархической лестнице княжеский титул во всех европейских странах приравнивается к титулу принца, что, естественно, более значительно, чем герцог. Следовательно, Дражко мог принять рукопожатие, а мог и отказаться от него, хотя и представляет он сторону слабого перед сильной стороной. Свое положение он и продемонстрировал паузой, к личному удовлетворению и к неудовольствию бояр, которые пока не смели двинуться навстречу посольству, чтобы чем-то не обидеть Сигурда.

А герцог, не замечая бояр, как не заметил бы простой люд славянского города, взял Дражко под руку и так, вместе, прошли они через мост к городским воротам. Однако нрав и глаз опытного воина Сигурд все же показал.

– Я вижу, ты хорошо подготовился, князь, к нашей встрече, – сказал он, показывая на стены.

Там, уже не заботясь о том, что видны боярам, стояли с луками в руках стрельцы и смотрели на встречу посольства. Не каждый день доводится полюбоваться таким зрелищем в провинциальной Свентане.

Дражко уловил двусмысленность в речи герцога и даже некоторую нотку раздражения – Сигурд и не пытался скрыть свои чувства. Значит, стрельцов на стены воевода поставил не напрасно. И еще это значит, что уже подошло время к выполнению и второй части приказа, опять же тайного от бояр. И тоже приказа с двойной целью.

Князь посмотрел на стену, откуда за ним внимательно следили, и дал отмашку рукой, подавая стрельцам условный сигнал. И тут же остановил Трафальбрасса прямо перед тяжелыми створками ворот, обернулся сам и заставил тем самым обернуться герцога.

– Что? – спросил Сигурд.

– Потерпи! Сейчас! – слегка таинственно ответил воевода, не без успеха силясь изобразить высокую торжественность и естественное простое радушие. – Мы рады приезду высоких гостей и приготовили им праздничную встречу! Смотри!

Стрельцам не требовалось много времени, чтобы поджечь обмотанную паклей стрелу. У каждого из сотни было приготовлено по четыре таких стрелы. Мастерство славянских лучников известно во всей Европе, и все европейские воины восхищаются умением славян выпускать стрелы одну за другой, чего, однако, никто повторить не может, не имея славянского лука[24 - Сложный славянский лук делался по высокой для тех времен технологии и многократно превосходил по своим боевым качествам все европейские луки. Сказки об английских стрелках придуманы английскими романистами. К сожалению, не нашлось романистов, воспевавших русский лук. Однако исторические факты говорят о том, что славянские (впрочем, как и арабские) стрельцы превосходили всех европейцев и по дальности, и по точности выстрелов. Это даже решало судьбу целых сражений и останавливало порой целые нашествия. Так, в 1252 году русские лучники остановили нашествие Миндовга Литовского, перебив наемных немецких арбалетчиков, даже не подпустив их на дистанцию стрельбы из арбалета. А английский лук значительно проигрывал арбалету по дальности стрельбы.].

Вечернее небо вдруг раскрасилось праздничными огнями. Создалось впечатление, будто четыреста стрельцов выпустили стрелы одновременно в какую-то единственную, только им одним видимую в подоблачье цель. Горящие молнии сошлись вверху клином, а затем этот клин распался на веер, уходящий в горизонт, куда-то в сторону Дании. Плохо пришлось бы тому, кто оказался на дороге, когда стрелы начали падать. А упасть на дорогу они должны были обязательно, именно такое наставление давал Дражко своим воинам.

Судя по волнению, которое Сигурд попытался скрыть, прикрываясь восхищением от салюта, и по взглядам, которыми герцог обменялся со своей свитой, опасения воеводы имели под собой верные основания. Трафальбрасс сначала побледнел, а потом и позеленел от злости.

Воевода же был искренно рад, что угодил гостю, усы его топорщились больше, чем обычно, улыбка озаряла широкое скуластое лицо – он снова поднял руку. Новый поток из четырехсот стрел устремился в небо. За ним третий. Выглядело это красиво, эффектно и могло вызвать только одобрение среди послов и в народе, который, принарядившись по-праздничному, вышел понаблюдать за торжественным приемом. Но и Дражко и Сигурд знали, что тремя залпами целенаправленно накрыт большой участок дороги. Конечно, в это время суток в приграничной зоне проезжим делать нечего. И беспокоиться герцогу, стало быть, вовсе не от чего. Однако Трафальбрасс заметно нахмурился.