Пуля – лучший антидот

– Ну... Где... Где подхватили эту заразу. Как там она...

– Грипп... Его где угодно можно подцепить. Никто не гарантирован, хотя я себе даже прививку делал. И не помогло...

– Грипп гриппу рознь, – проявил ментовский подполковник незаурядный интеллект. – А уж этот-то... Говорят... Как его...

Как каждый истинный мусульманин, он не хотел даже произносить слово «свиной». И ждал, когда капитан сам его произнесет.

– А еще неизвестно, какой... – заметил капитан. Разговорившись, он, кажется, даже чувствовать себя начал лучше. – Анализ крови взяли. Послали утром в Москву. Результат, говорят, через неделю будет. Может, обыкновенный...

– От обыкновенного, сам говоришь, у тебя прививка была, – подполковник быстро перешел на «ты». – Да и не мрут от него так...

– А я еще, кажется, жив, – заметил Валтузин с легкой обидой.

– А четверых, что с тобой поступили, уже нет...

У капитана глаза раскрылись шире и, кажется, краснее стали.

– То есть... Вы о чем, товарищ подполковник? – Он опять стал задыхаться, но это, видимо, произошло от волнения.

– Ты что, не знаешь?

– Ничего не знаю...

– Вас вчера вечером пятерых привезли. Двух парней из следственного комитета, и вас, троих «краповых». Они все уже того... К Аллаху отправились. Ночью еще. Ты один остался... Выжил. А говоришь, простой...

– Следственный комитет, говорите... – Валтузин на несколько секунд задумался. – Ну у нас я еще понимаю, один от другого заразиться могли. А следственный комитет... Мы с ними вчера утром встречались. Ликвидировали часть банды эмира Везирхана Дашаева в поселке Первомайский. Потом помогали им осмотр проводить.

– Так! – Подполковник Андарбеков сразу понял, что ухватился за хвост вопроса. А уж если он хватался, то держался обычно, пока зубы терпели. – А кто там с вами был? Фамилии...

– Да разве ж я знаю? Целая следственная бригада приехала. Мы с ними не знакомились. Разговаривали по ходу дела, и все...

«Краповый» тяжко перевел дыхание и помотал головой, прогоняя болезнь.

– Больные там были? Сморкался кто-то? – продолжал подполковник тащить хвост вопроса.

– Я разве смотрел? Это у них следует спрашивать.

– А у ваших?

– У наших – не видел. Но у нас на легкий насморк внимания не обращают. Не принято.

– А ты сам, стало быть...

– Вообще никаких признаков. Как навалилось, и за два часа – как труп. А другие, выходит, – трупы настоящие...

– Ладно, спасибо, капитан. Поскачу в следственный комитет. А ты-то как сейчас себя чувствуешь?

– Похоже, завтра еще отлеживаться придется. Послезавтра – хоть в бой. Если только без марш-бросков...

Андарбеков пожал плечами. Он никогда не понимал «краповых», для которых бой является нормальным состоянием, а кабинетная работа кажется каторгой.

– Поправляйся. Если что-то вспомнишь, позвони мне. Вот номер... – он положил на тумбочку визитную карточку с дописанным от руки номером сотового телефона.

– И вы не болейте...

Подполковник сухо кашлянул и поправил на лице повязку.

* * *

Ждать результатов анализов заболевших предстояло целую неделю, и только после этого можно было бы сделать какие-то выводы. Но прежде подполковник Андарбеков хотел бы собрать данные, иначе и выводы делать будет не из чего. Выйдя из больницы, он не снял марлевую повязку, потому что увидел, как многие люди ходят по территории больницы в таком же виде.

Подполковник сел в машину. Сообразив, что в машину он посторонних не пускал, Андарбеков повязку не снял полностью, но сдвинул ее на горло, включил зажигание и уже положил руку на рычаг коробки переключения передач, когда в чехле на поясе зазвонил мобильник. Недовольно вытащив трубку, поскольку за первую половину дня он уже получил месячную норму звонков с вопросами и ответами на свои незаданные вопросы, подполковник посмотрел на определитель номера. Звонил начальник горотдела полковник Бексолтанов. Из своего кабинета, и с прямого телефона, не через секретаршу. Это был редкий случай, и что-то за собой обязательно влек.

– Здравствуй. Что там в комиссии? Ты уже закончил? – Голос полковника Бексолтанова, напротив, был весьма вял и слаб.

– Здравия желаю. Я уже после вводного заседания одно поручение почти выполнил, сейчас его необходимо завершить. Был в больнице у единственного из этих... У оставшегося в живых. Сейчас в следственный комитет наведаюсь, потом надо будет доложить результат в комиссию. После этого, надо полагать, буду свободен...

– Чувствуешь себя как?

– Жив, здоров и бодр, товарищ полковник. Я к болезням не склонен... – кажется, не к месту бодрился подполковник.

– И хорошо, хорошо, побереги себя... Это сейчас необходимо. А я вот что-то неважно себя чувствую, – голос Бексолтанова полностью подтверждал сказанное, и это звучало укором бодрому тону заместителя. – Как только освободишься, заезжай в управление, я тебе печать передам. Приказ я написал, что оставляю тебя исполняющим обязанности. А сам в поликлинику поеду. Знобит что-то... Температура, похоже, поднялась, сопли, как из водопроводного крана, слезы, как у безнадежно влюбленной девки, и голова гудит... Так что, поторопись...

– Понял, товарищ полковник. Я потороплюсь...

Оставаться исполняющим обязанности начальника горотдела подполковник Андарбеков любил, хотя обычно такое выпадало ему только раз в год во время отпуска начальника. При этом он наполовину чувствовал себя истинным начальником, и это ощущение казалось ему сладким, как настоящая власть. А к власти его всегда тянуло.

Ехать до следственного комитета было не долго. Когда следственный комитет выделяли из прокуратуры, сначала ему отвели здание в другом конце города, и это доставляло много неудобств. Потом пересажали каких-то бизнесменов, то ли виновных, то ли собравшихся стать виновными, и заняли их здание буквально с обратной стороны двора прокуратуры. Единственно, подъезд для транспорта с другой улицы. Но перейти двор, чтобы машину в объезд квартала не гонять, было не сложно. Это не через весь город добираться, как прежде.

В следственном комитете стояла суета, и это было заметно сразу...

В холле, сразу за лестницей в четыре широких ступени, висели уже большие фотографии двух сотрудников, по углам обвязанные черной лентой. Правда, одна фотография была цветная, вторая черно-белая, но такая дискриминация никого не смущала, как не смущала и повязка на лице пришедшего ментовского подполковника, – в следственном комитете все ходили в разномастных повязках. Умершие сотрудники были прикомандированными, как половина следователей следственного комитета, но руководил всеми следователями человек местный и даже родственник подполковника Андарбекова – полковник Мовлатов. И Андарбеков сразу двинулся на второй этаж к нему в кабинет.

Рассказ Андарбекова заставил руководителя следственного комитета задуматься и после этого позвонить куда-то в отдел, с требованием принести ему все материалы по вчерашнему мероприятию в поселке Первомайский. Раньше, чем материалы, принесли чай, но чай остывал на столе, поскольку ни полковник, ни подполковник не решались снять с лица марлевую повязку.

– А другие сотрудники, что там были... Как? – задал подполковник естественный вопрос.

Полковник поднял палец в виде восклицательного знака, и тут же снова набрал номер, по которому только что звонил, чтобы выяснить ситуацию. И побледнел, когда услышал ответ. И даже передать его ментовскому подполковнику сразу не смог.

– Что там? – пришлось Андарбекову поинтересоваться дополнительно.

– Началось... Ой, началось... Три человека отпросились домой... Двое то есть в общежитие, один домой – местный, наш... Плохо себя чувствуют... Чихают... Температура...

Мовлатов поправил на лице маску и плотнее прижал ее к носу – воздух следственного комитета для людей, как стало ясно, опасен. В это время постучали в дверь, вошел следователь с нетолстой папкой документов, и одновременно зазвонил мобильник у Андарбекова. Полковник Мовлатов стал разговаривать со следователем, а подполковник ответил на звонок с незнакомого номера:

– Слушаю, подполковник Андарбеков.

– Товарищ подполковник, это капитан Валтузин... – Голос говорившего был по-прежнему слаб, хотя и тверд. Может быть, связь была такой, что голос слабым показался. Но Андарбеков даже узнал его не сразу. Наверное, потому, что это уже был намного более деловой голос, чем тот, которым больной говорил в палате.