След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Не спеши, княже, – сделал Войномир знак рукой, и повернулся к стрельцу Квашне. – Что там случилось?

– В засаде не меньше двух сотен стрельцов. У нас пол десятка убитых, много раненых.

– Какие стрельцы? – удивился Дражко. – Откуда здесь стрельцам взяться? Может, простые лучники?

Десятник проявил силу воли, приподнял голову над шеей лошади, и показал князю-воеводе стрелу. Стрела была длинная. Такими только из сложного славянского лука стреляют.

– Они что, преследуют? – спросил князь Войномир.

– Пошли на нас из тумана. Тучи стрел обрушили. Мне плечо пробило, – объяснил десятник.

Стрельцы-бодричи один за другим выезжали из тумана, но, даже находясь рядом с князьями, постоянно оборачивались, готовые стрелять за спину. Однако оттуда не доносилось ударов тетивы в защитные щитки. Да и стрелы на дорогу не летели. В засаде посчитали, что противник в лес ушел. Стрелять вслепую никто не стал – берегли стрелы.

– Где же они? – Дражко, забыв, что только что хотел увести всех в лес, выхватил меч, словно готов был в атаку ринуться. Конные вои за его спиной сомкнули края щитов, и опустили копья, готовые последовать за Дражко.

– Тумана, княже, кажется, испугались. Бояться сами в засаду попасть, – предположил один из стрельцов.

– Там ничего не видно, но мне показалось, они среди убитых кого-то искали. Там, на поляне. Если нашли, могли и отойти, – добавил другой. – Но почти ничего не видно. Только ветер иногда налетит, тогда хоть что-то промелькнет, но быстро. Только стрелу успеваешь пустить, и все. Но я не видел, чтобы они дальше продвигались. Только оттуда отстреливались. Но стрельцов у них много. Слышно было, как стреляют…

– Нужно посмотреть, – сказал стрелец Квашня. – Пока туман густой, я могу съездить.

– Застрелят… – подняв голову, предупредил десятник Светичест.

– У меня на носу факелом не написано, кто я… – усмехнулся Квашня, наклонился, поднял с земли рогатый скандинавский шлем, и надел его на голову, взамен своего остроконечного. – А так вообще не поймут. Свои бы за рогатый шлем по возвращению не пристрелили! А там… Я в туман нырну сразу, как кого услышу. Ускользну, как змея…

– Попробуй, – предложил Дражко. – Мы в лесу будем ждать. Там… – он показал рукой.

И это послужило словно приказом. Все вои и стрельцы княжеского сопровождения двинулись в сторону леса. А стрелец Квашня резко развернулся, одновременно засовывая лук в налучье, и погнал коня в туман…

Ждали его долго. Уже думали, что сгинул в разведке, как это, порой, бывает, и не вернется, когда послышалось чавканье копыт по грязи. Туман по-прежнему хорошо разносил все звуки. Потом чавканье прекратилось – копыта лошади перестали месить грязь, и вошли в высокую траву. А еще через несколько мгновений сам верховой стрелец вынырнул из тумана среди деревьев. Он чуть-чуть ошибся направлением, и вышел не на двух князей, а на верховых воев отряда сопровождения, но те быстро показали, где ждут разведчика князи. И Квашня подъехал к ним сбоку, сбросил рогатый шлем прямо в траву так, что один рог, покрашенный краской под цвет свежей крови, в грязи увяз, и водрузил на голову свой шлем, до этого подвешенный за ремешок к луке седла.

– Да, правильно десятник сказал. Они кого-то там искали среди убитых, унесли, и сами уехали. Даже раненых забирать не стали. Только одного человека. Тело человека. Сами друг с другом ругались, я слышал. Я близко подобрался. Разговаривают по-славянски, но с акцентом. Акцент непонятный. Не знаю, кто такие. Не понял. Коня я в лесу оставил, пешим в тумане легче незамеченным остаться. Потом слышу, двое прямо на меня скачут. Я лег лицом вниз. Они подъехали, видят на голове шлем рогатый, на рукаве кровь – это я кровью десятника Светичеста испачкался, объехали по кругу, видят, я не шевелюсь, и назад поехали. На каком языке эти говорили, я не знаю. Я вообще только по-славянски говорю, и данский язык слегка понимаю. Уехали они, их уже звали со стороны, торопили. Все уехали. Я прошелся потом по поляне, посмотрел кусты, в которых они засаду выставляли. Но дальше уже не пошел. В тумане они мои шаги услышать могли.

– Значит, не даны? – утвердительно спросил князь-воевода. – Точно?

– Точно.

– Гора с плеч! Я уж боялся, что герцог Сигурд нашествие начал. Только не понимал, откуда у него так много наших стрельцов. Так, кто же мог на нас засаду устроить? Новая задача!

– Не могу, княже, сказать. Но это не даны. И не франки. Одеты не так. Порядка нет. Движутся не ровной колонной, а вразнобой, хотя чуть-чуть колонну составить хотят.

– Порядка нет, но засаду организовали по всем правилам, – между делом заметил Войномир. – Ладно, мы вовремя хватились, филина услышав. А то полегли бы все там, на поляне, и никто нам помочь не сумел бы.

– А где ты, Квашня, мог франков видеть? – с легким удивлением в голосе спросил князь-воевода Дражко.

– Я, княже, с тобой в поход в Баварию ходил. Иль забыл? Ты мне сам там гривну[40 - Гривна на шею – женщинами-славянками носилась, как украшение или как наговоренный оберег, как магическая защита, мужчинами, как награда за воинскую или иную службу. Этот обычай – награждать гривной воинов – был введен в Древнем Риме. Гривна известна у многих народов Европы и Ближнего Востока. Различались гривны на шею, и в виде браслета. Только позже гривна стала денежной единицей.] на шею подарил. После боя с аварами…

– Про гривну сказал, вспомнил сразу. Я тогда еще подумывал тебя десятником поставить, несмотря на молодость. Думал подобрать тебе в подчинение таких же молодых стрельцов. Но теперь, как вернемся, я уж точно тебя не забуду. А если оставлю тебя с князем Войномиром, он мой наказ выполнит.

Молодой стрелец благодарно склонил голову.

– Говоришь раненых подбирать не стали. Много ли раненых?

– Мало. Несколько человек. Все тяжелые. Не выживут. Может, кто легко ранен был, того и забрали, рассмотреть в тумане было нельзя, а тяжелых оставили. Одного, как я видел, добили. И копье в животе у него оставили. У него и без того в груди стрела торчала. Он кричал что-то, потому, думаю, и добили.

– Еще последний вопрос. Раненых допросить можно? Соображают еще что-то?

– Едва ли. Только глазами шевелят, смотрят в небо сквозь туман, Семаргла[41 - Семаргл – в верованиях славян, Огнебог, глава небесного воинства, являлся в образе дракона или крылатого волка, уносил души погибших в бою воинов. Сопоставим с индуистским Агни. По Б.А. Рыбакову – покровитель семян и корней, охранитель растительности. Иногда отождествляется с древнеиранским Симургом. Во времена правления династии Сасанидов в III–VII веках Симург был государственной эмблемой Ирана. Точное значение культа Семаргла до сих пор не известно. Иногда даже само название божества писалось по-разному, в том числе, и в два слова – Сим и Регл. Возможно, эти слова заимствованы славянами от культуры Киммерийского Боспора. Сим и Регл известны по древнегреческой надписи в могильнике Понтийской царицы Комоссарии (II или III век до Р.Х.), раскопанной в Тмутаракани на Таманском полуострове. Иногда Семаргла трактуют, как Семи Ярило – имеется ввиду семиголовый истукан языческого бога Ярилы.] ждут. Ничего не скажут…

– Ладно, поезжай в строй…

Квашня еще раз поклонился одной головой, и отъехал…

* * *

Князь-воевода Дражко, хотя лучше многих знал убойную силу стрел, выпущенных из сложного славянского лука, тем не менее, понадеявшись на случайность, решил попытать счастья, и поискать среди раненых того, кто сможет ответить хотя бы на один из многих интересующих его вопросов.

Оставив два десятка стрельцов и десяток воев похоронить в большом общем костре погибших товарищей, Дражко с полусотней конников и остальными стрельцами выехал на поляну. Вои выслушали команду князя-воеводы, и разъехались в разные стороны – искали раненых. Князя-воеводу подзывали шесть раз. Он подъезжал на зов вместе с князем Войномиром, но ни разу князьям не удалось услышать ответ. Четверо из раненых вообще не могли говорить, и даже не видели тех, кто их о чем-то спрашивал. Глаза их были открыты, но никого не видели. Еще один говорить, наверное, смог бы, но он не понимал ни одного языка, на которых с ним пытались говорить. И только последний из раненых, как князь-воевода догадался по его взгляду, славянский язык знал, но смотрел с такой ненавистью и на Дражко, и на Войномира, и на других воев-бодричей, словно они дергали за стрелу, торчащую у него в животе, и шевелили наконечником стрелы внутренности. И ни слова сказать не пожелал. Сам он был, скорее всего, не славянином, хотя за это ручаться тоже было сложно. Шлем на голове такой, какие часто носили саксы, еще ничего не говорил. Меч вой где-то потерял. Должно быть, выронил на скаку, когда получил в живот стрелу. Тогда же, скорее всего, и щит обронил, не имея силы держать такую тяжесть. А ножны меча были простыми деревянными, какими пользуются и славяне, и все их близкие и дальние соседи. И даже никак не изузорены, не обшиты тканью, и имели только простую медную окантовку в виде поперечных полос.

– Толку никакого. Едем дальше, – решил князь-воевода, когда к нему приблизились стрельцы, занятые до этого сооружением погребального костра. Устраивать такой же костер для убитых врагов Дражко был не намерен. Их, в основном, перебили свои же из сильной засады. Они же костер устраивать не пожелали. Пусть духи погибших со своими и разбираются.

Отряд сопровождения выстроился в привычную колонну. Войномир распорядился выслать вперед разведку из пяти стрельцов и пяти конников. Предосторожность теперь не выглядела излишней, и Дражко не возразил, хотя привык к тому, что он распоряжается действиями подчиненных ему воев обычно сам. Но и князь Войномир был не простой человек, он тоже имел право распоряжаться, и Дражко с этим был согласен. До полабского поселения Штржелово[42 - Штржелово – полабское название, впоследствии немецкий город Штральзунд, расположенный на берегу пролива Штрелазунд, называемый «воротами острова Рюген», ныне входит в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.], откуда обычно на пароме переправлялись на Руян все приезжие, осталось полдня пути…