Жилище это было более чем скромным. Большая, почти пустая комната без малейших следов роскоши. Вдоль голых бревенчатых стен несколько сундуков разной величины, которые одновременно служат и скамейками и кроватями. Во всех четырёх стенах прорезаны окна, чтобы не выходя отсюда можно было обозревать окрестности во всех направлениях. В углу стойка с оружием – несколько луков и копий, шлем, кольчуга, щит с изображением солнца и два меча.
– Я прикажу зажарить барашка, – сказал Борух.
– Да, я не прочь перекусить, – кивнул Рафаил.
Вино было действительно превосходное, но чересчур сладкое. Он подошёл к окну и наблюдал как отряд конницы, подобно змее, медленно втягивается в крепостные ворота.
– Торговля идёт? – Спросил Рафаил, отхлебнув вина.
– Какая тут может быть торговля, – скривился Борух. – Наши привозят вино и шёлк, выменивают у местных на меха. Румейские купцы сюда не доходят, боятся плавать через пороги. Часто в последнее время приплывают русии, но у них всё тот же товар – меха и рабы. А покупать некому.
– Русии сильно продвинулись на юг. Это меня беспокоит.
– Они обосновались совсем недалеко, до этого места дней десять пути вверх по реке. В хорошую погоду даже меньше. Раньше они там только зимовали, теперь живут постоянно. Построили что-то вроде крепости на горе. Мои шпионы сообщают, что там уже несколько десятков домов и полтысячи людей, в том числе женщины и дети. А раз привезли женщин, значит, решили обосноваться надолго.
– И что они?
– Пока сидят тихо. Приплывают сюда торговать. Попутно грабят местных. Но мы с этим ничего поделать не можем… Нет, не здесь, дальше, на севере. Здесь сакалибы под нашей защитой. Они снабжают нас продовольствием, мы защищаем их от врагов.
– Полагаю, им пока что никто особо не угрожает.
– Всё так. Мадьяры сюда не суются. А русии… Их слишком мало. Они приходят отрядами по двадцать-тридцать человек, продают, покупают, потом уходят обратно. На зиму они в Шамбате не остаются.
– Да, но их значительно больше в Булгаре и Атиле. Я бы даже сказал слишком много.
– Но они ведь и там только торгуют.
– Пока торгуют. Но ты ведь знаешь, однажды русии едва не захватили главный город румеев.
– То были другие русии. Говорят, они пришли с запада. И их было много. Хотя румеи наверняка преувеличили масштабы угрозы. Но в целом я разделяю твои опасения. Будь их здесь не десятки, а сотни или тысячи, нам стоило бы начать всерьёз волноваться. А пока…
– Это только начало. Они придут, Борух. И их будет много.
– Расскажи и об этом правителю.
– Непременно.
– Будет возможность, спроси его и обо мне.
– Ты же знаешь, я бы рад, но повлиять на решение твоего дела я не в силах. Но я буду стараться. Сделаю, что смогу.
Борух вздохнул и вновь наполнил опустевшие кубки.
– А где твой переводчик? – спросил он. – Весёлый такой парень… Не помню как его имя.
– Умер, – равнодушно отвечал Рафаил. – Тот парень, что пытался меня убить, воткнул ему кол прямо в глотку.
– Вот как! – Борух скривился. – Впрочем, туда ему и дорога.
– Именно так, – сказал Рафаил, подняв кубок.
– Ты его всегда недолюбливал.
– А кто любит предателей? Хоть в Книге Книг и сказано: «Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои, и цари их – служить тебе»[1 - Исаия, 60.10]. Однако сегодня они служат тебе против своих, а завтра кто знает, кому продадут твою голову.
– Всё так. Потому и я не люблю наёмников.
– Главное правильно их использовать. Муслимов против язычников. Язычников против румеев и муслимов.
– Было бы всё так просто, – Борух вздохнул. – А так, когда в одном месте сходятся наёмники из множества народов….
– Тогда беда.
– Да, беда.
Борух присел на крышку сундука, из которого он прежде достал кубки.
– Мир меняется, Борух, – сказал Рафаил. – В Атиле думают, что благоденствие будет длиться вечно, что можно вечно пить вино в тени шелковиц у журчащего фонтана, смотреть на танцующих рабынь и вечно пересчитывать золотые дирхемы, которые никогда не заканчиваются. Но племена вокруг нас шевелятся, как перезревший сыр. И стоит нам где-то дать слабину, как это брожение охватит все наши земли и положит конец нашему благополучию.
– У тебя мрачные мысли, друг мой. Выпей-ка лучше ещё вина.
Пока происходил этот разговор, люди Рафаила и его пленники скучали в тени сруба во дворе крепости. Сруб занимал всю центральную часть не слишком обширного пространства внутри частокола. С одной стороны вдоль него тянулись коновязи под сплошным длинным навесом, с другой – небольшие постройки, полу-шатры, полу-шалаши, служившие, видимо, жилищами для обслуги.
Когда только отряд въехал в ворота, Радомир, в жизни своей не видавший подобных сооружений, спросил:
– Мы что, уже добрались? Это что уже Хазаран?
– Вот дурак человек, – сокрушённо покачал головой Гудим. – Мы в пути только третий день. До Хазарана дойдём, когда луна дважды сменится.
– Так долго? – поразился Радомир. – Это же на краю земли!
Рябой хмыкнул.
– До края земли топать и топать. Смешной ты, право слово.
Теперь они сидели на земле, у колеса телеги, поджав под себя ноги. Им выдали по кружке воды и по куску чёрствого хлеба. Видно, это и вся еда на сегодня.
– Ты откуда про Хазаран знаешь? – спросил Радомир, размачивая в воде горбушку.
– Знаю, – Рябой, щурясь, смотрел, как солнце опускается за острые колья частокола. Где-то стучали топоры, натужно хрипела пила. – Был тут один бродяга, шёл через нашу деревню позапрошлым летом. Говорит, забрали его хазары, и он там у них десять лет овец пас. А потом сбежал и домой пошёл, куда-то на север.
– Значит можно сбежать даже из самого Хазарана! – оживился Радомир. – А ты всё сгинем, сгинем…
– Как пить дать сгинем. Нас же не овец пасти волокут.
– А куда?
– Слышал я, – Рябой высыпал в рот последние крошки и наклонился к Радомиру, словно хотел поведать тому великую тайну, – что дадут нам рубахи железные, вон чисто как у печенегов, да копья и отправят воевать за ихнего хазарского владыку.