Ном - читать онлайн бесплатно, автор Сергей Раджабов, ЛитПортал
bannerbanner
На страницу:
5 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Скукота! Как я их заработаю? Кто меня куда возьмёт без опыта? Ты знаешь, сколько денег надо на процедуры для Алисы? Мама уже не может работать. Себя-то я ещё как-то прокормлю, но этого мало. А тут и дело всей жизни и деньги, два в одном. Если бы тебе предложили достойное дело твоей жизни, ты разве отказался бы?

Даниель посмотрел себе на ботинки и кивнул. Лиза потрепала его по шевелюре, повернулась и размашисто зашагала дальше.

– Тогда на спор. Моё дело жизни против твоего.

– Да, как скажешь.

Если бы сейчас кто-нибудь спросил Даниеля, о чём это он, он бы не ответил, потому что сам бы не знал, что сказать. Созрел не план, созрела решимость. Ощущение, что он не только выбрал себе достойную задачу, но и что способен её решить. Может не хватить времени, но эту мысль он решил отбросить, как камушек из ботинка, иначе она займёт всё его внимание и парализует волю. Решение ещё только предстоит нащупать. Он зажмурился, поднял голову и понял, что то, к чему он стремился исключительно по причине неуловимого внутреннего зуда, теперь обрело понятный внешний смысл.


Они прошли по узкому тротуару вдоль древней стены и свернули в арку. Шум улицы остался позади. Дорожка шла вниз, Лиза то и дело поскальзывалась на каблуках. Вскрикивая, она вскидывала руки, и Даниель спасал её от падения, прихватывая за талию. По сторонам от дорожки возвышались сырые заросли. Совсем неподалёку кто-то разразился нечеловеческим истеричным смехом. Лиза впилась ногтями в руку Даниеля и замерла. Тут же раздался точно такой же хохот в зарослях по другую сторону дорожки.

– Как они всё-таки противно вопят, – сказала она почти шёпотом и, нервно передёрнувшись, выдохнула.

– Кто?

– Да, павлины эти сраные. Пошли.

Они прошли мимо палатки со сверкающими на солнце надувными зверятами, парящими над сахарной ватой цвета фламинго. Рядом с помпезным центральным входом в зоопарк сновали малыши. Над колясками пузырились шары, а в маленьких ручонках дёргались чёрные флажки с Весёлым Роджером, у которого вместо человеческого черепа была нарисована слоновья голова. Такие же флажки торчали из металлической банки рядом с одиноким бородачом, присевшим в тени дерева на камень. Перед собой он придерживал картонку с надписями «Зоопарк – концлагерь для зверей!» и «Свободу слонам!»

– Первый лозунг да. Над вторым бы ещё поработать, – пробурчал Даниель, – Почему только слонам?

Лиза глянула на него с хитрой миной и потащила за руку вдоль ограды мимо центрального входа и касс. Они прошли метров сто по аллее вдоль густых зарослей олеандра и остановились напротив места, где решётка ограды не страховалась металлической сеткой. Даниель почувствовал толчок в плечо:

– Лезь.

– Как? Туда? А вдруг там волки?

– Скукота, – засмеялась Лиза, – Здесь живут козлики, я их с детства кормлю через эту решётку. А ты трус, оказывается?

– Ничего и не трус. Но ты лезешь первая.

– Оно и видно!

– Так я смогу тебя подсадить.

– А-а-а, вот оно что!

Даниель присел и подставил ладони. Лиза просунула босоножки за ограду, босиком забралась ему на плечи и по очереди перекинула ноги за решётку. Даниель справился сам. Они поднялись по скату и притаились за навесом, перед которым был разворошен стог сена и топталось несколько винторогих козлов. Запах нагретой на солнце мочи бил в нос и выедал глаза. Убедившись, что поблизости нет посетителей, они перемахнули через низенький деревянный загон. Лиза обулась и выдернула из-под ступни пару прилипших соломинок.

– Пойдём, покажу тебе, зачем жирафу длинная шея.

Они забрались на помост перед вольером. Прямо перед ними оказалась голова животного, которое длиннющим языком обвевало ветки дерева и сгребало с них листья. Там же, на дереве висело подобие птичьей клетки, набитой сеном.

– Да…, точно. Зачем? Так люди объясняют отличие животных друг от друга. Через «зачем». И отвечают: «Чтобы…». Длинная шея нужна, чтобы доставать до верхних листочков. Эдакие отношения между конструктором и изделием. «А для чего изделию вот это? А вот для того-то». Или, как будто где-то есть склад шей, меха, ног, жабр, а звери туда приходят, обосновывают свои потребности и забирают то, что им нужно. На сборнике сказок написали «учебник биологии». Бред.

Лиза засмеялась:

– А как правильно?

– Правильно – почему. Это подразумевает некую стороннюю причину, неподконтрольную человеку. Нет конструктора со своим пониманием, кому что нужно, нет никакого склада… А есть…

– Скукота. Пойдём дальше, а то закипишь.

Они прошли по указателю к слоновнику. Даниель на ходу записывал в блокнот какие-то схемы, иногда присаживался на корточки, чтобы было удобнее. Лиза ждала, нависая над ним грозной тенью.

В то время, когда слон в сторонке жевал свою солому, слониха подошла поближе к закрытым решётчатым воротам, возле которых собралась шумная ватага малышни и принялась изливаться так, что поток хлынул под воротами за вольер. Это была не струя, а настоящий водопад, после окончания которого слониха уменьшилась вдвое, а Даниель готов был поспорить с кем угодно, что, пока не стих напор, она улыбалась.

Он посмотрел на Лизу, красную и с распахнутыми глазами, и сказал:

– У меня когда-то в её ситуации хотя бы было ведро. Пойдём отсюда.

В вольере с кошачьими лемурами как раз наступило время кормления. Сотрудники доставали из ведёрок морковку и первым делом одаривали самок с висящими на брюхе малышами. Чтобы пронырливые самцы не мешали мамашам питаться, их отвлекали, отбрасывая морковку подальше. Сотрудница с надетой на ухо гарнитурой, не отвлекаясь от работы, рассказывала умилявшимся зрителям о повадках лемуров и характере наиболее ярких персонажей вольера.

При виде детёныша, который своей человеческой пятернёй хватался за плотный материнский мех и перебирался повыше на загривок, Лиза так растаяла, что, казалось, вот-вот полезет через вольер, чтобы его потискать.

Даниель огляделся, нашёл неподалёку лавочку и бросился к ней чуть ли не бегом, развернул на коленях блокнот и принялся строчить, выбрасывая росчерки, беспокоясь только об одном, как бы мысль, оформленная и цельная не распалась на дырявые лоскуты.


Зоопарк – отличный пример тупого человеческого высокомерия. Сначала животных ограничивают, отнимают у них возможность действовать, охотиться, осваивать территорию, справляться с опасностями, искать и выбирать партнёра, а потом подменяют всё это обслуживанием, без которого животное погибнет. Человек навязывает зависимость от себя, а потом сам себе рассказывает, какой он благодетель.

С животными поступают так, как будто они неживые, как с какой-нибудь техникой. Ремонт и обслуживание техники – это замена регенерации, того, на что способны живые, перенос на неживое свойств живого. Человек тратит собственную жизнь, чтобы оживить то, что ему нужно, но при этом сохранять контроль. С животными на ферме это понятно, человек получает концентрацию подконтрольных ресурсов для собственного выживания. Но в случае с зоопарком – это чистый эгоизм.


Возле других вольеров он что-то бормотал про себя, делал пометки. Лиза старалась обратить его внимание то на одно, то на другое, но, казалось, он видел совсем не то, что она, и отвечал невпопад. Если бы она время от времени его не одёргивала, Даниель не раз бы наступил на хвост павлину из тех, что свободно разгуливали по территории.

В зоне для приматов за толстым голубоватым стеклом сидел орангутанг. Высоты бетонного основания едва хватало, чтобы он мог опереться на него подбородком. Он сидел неподвижно, устало приникнув к стеклу, и двигал одними глазами, то поднимая их, чтобы поймать взгляд человека, то устало опуская и глядя то ли в бесконечность, то ли в себя. Даниель присел рядом, и они долго смотрели друг на друга. Затем Даниель поднялся, огляделся на указатели и зашагал к выходу. Лиза поторопилась за ним. Только за территорией, пройдя центральные ворота, Даниель остановился и вздохнул. Лиза состроила брови домиком и скривила губы.

– Я думала, тебе понравится. Ты ведь раньше тут никогда не был?

– Не был. Спасибо тебе. Теперь я точно знаю, что ненавижу зоопарки. Ненавижу саму идею зоопарка. И лицемеров, которые делают вид, что о ком-то заботятся, а на самом деле забирают живых существ из дома, запирают в вольерах, лишают возможности заботиться о себе самим, и не забывают продавать билеты на входе.

– Эспозито, почему ты не можешь просто расслабиться?

Даниель пожал плечами.

– Дыши глубже, наслаждайся свободой, ты теперь учёный, и даже бумажку тебе выдадут. Кстати, сегодня на чердаке отмечаем.

– Хорошо. Мне только в кампус, переодеться.

001010

Даниель уже был на чердаке, когда Лиза, Вито и Карл, ввалились туда с пакетами. Лиза и Карл захлопотали вокруг стола, который сначала пришлось освободить от вечных куч из тряпок, кистей, огрызков бумаги, пустых бутылок и тарелок с присохшей едой.

Карл застыл перед чистой столешницей, увидев её снова через долгое время, как будто стараясь освежить в памяти впечатление от первой встречи. Лиза прервала его мечтания, быстренько уставив стол всем съедобным, что было добыто.

Даниель вдруг заметил, как все изменились. Карл стал каким-то потрёпанным, его шляпа засалилась на изгибах, а из каждой морщины на лице проглядывала тоска. Лиза сменила вечные джинсы с ободранными коленями на милое платьице, да ещё распустила волосы. Вито, постоянно занятый в больнице, впадал в сон, стоило ему к чему-нибудь прислониться.

Суета стихла, Лиза разлила вино по стаканам, подошла к Даниелю с двумя, отдала ему один, звякнула стеклом и задумалась над тостом.

– За непонятное устройство, прошедшее тест на интеллект, – опередил её Карл, развалившись в кресле и глядя на присутствующих вполглаза.

– Расскажите хотя бы, как это выглядело, – попросил Вито.

Лиза отхлебнула из стакана.

– Даниель устроил цирк роботов. Весь элегантный такой, в галстуке, представляете?

Она присела у стола, закинула ногу на ногу.

– Я слышал, как один из первого ряда сказал, что они как живые. Интересно, почему?

– А что непонятного? Они так забавно выплясывали, только музыки не хватало!

– Но, это же нормально, когда происходит адаптация… То, как они адаптировались, когда условия изменились, сделали их похожими …

Даниель защёлкал пальцами, пытаясь ухватить мысль.

– А мы сегодня в биопарк зашли. Оказывается, Даниеля тошнит от зверей.

– Не от зверей, а от того, что люди подменяют им то, что есть у них в природе своей дурацкой заботой. Даже если условия идеальные, это мешает им… адаптироваться, потому что адаптироваться не к чему.

Вито хмыкнул:

– Цирк ещё хуже. Там их даже в покое не оставляют, учат выделывать бесполезные трюки за еду.

– … А если бы роботы сами определяли длину и количество ног…, но как они узнают…?

– Что ты там бормочешь? – спросил Вито.

– Мы с ним кое о чём поспорили, теперь он не может остановиться. Я сейчас.

Лиза встала, подмигнула Даниелю и вышла за дверь.

– Да, конечно… Генетический алгоритм. Он может определить оптимальный набор параметров для какой-то целевой функции, выкинув все неоптимальные…

– Выкинув. Вообще-то это то, что мы называем смертью. Но ты продолжай, – заметил Вито.

Лиза вбежала в комнату, подскочила к столу и схватила свой стакан.

– С днём рождения, Вито!

Карл выполз из кресла, сгрёб Вито в охапку и потискал. Вито, видя, что объятий не избежать, решил просто потерпеть, пока всё не закончится. Лиза чмокнула Вито в щёку и достала из-за пазухи белый пуховой комок, который полностью поместился бы у неё на ладони, если бы не свисающие лапы.

– Это тебе.

Вито отпрянул.

– Где ты его взяла? И что мне с ним делать?

– Вообще-то это она, – Лиза развернула котёнка мордочкой к Вито, – Алиса притащила, а у мамы аллергия. Правда хорошенькая? Для начала можешь придумать ей имя.

– У меня фантазии нет.

– Посмотри, на что она похожа?

– На кусок ваты.

– Ассоциации врача! – захохотал Карл.

– Привет, Ватка. Отлично. Ты справился.

Лиза передала комок Вито. Тот подержал зверька на вытянутых руках и поставил на пол. Котёнок вздумал наползти ему на ботинок и подремать, но Вито дернул ногой, освобождаясь из плена и отошёл подальше. В задумчивости, покачивая вином в стакане, он заходил по комнате.

– Я не согласен с тем, что смерть необходимая часть алгоритма. Жизнь – вот необходимая его часть! Как врач, тем более не согласен. Медицина была придумана именно для того, чтобы победить смерть. Кто станет утверждать, что все эти вакцины, препараты, хирургия… что сама медицина, поскольку она что-то внешнее для тела, вмешивается в него, появилась зря? Что в ней плохого?

– Наверное ничего, если она не подавляет адаптацию, а помогает ей, скажем…, вакцинами.

– Я рад, что ты не полностью на стороне тех фанатиков, которые отказываются от вакцинации своих детей.

– Нет, не полностью.

– Так вот, я подумал и решил, что мне нужна своя клиника, которая будет заниматься продлением жизни человеку до бесконечности. Я пока не знаю, каким образом. Может быть, создать индивидуальный банк тканей на замену, использовать генную терапию или как-то ещё… Не знаю пока.

– Денег, наверное, нужна уйма, – заметила Лиза, – На саму клинику, на исследования…

– Деньги… Разве что на первое время. После первых удачных экспериментов деньги будет некуда девать. – Вито глянул на Ватку, которая задремала у Карла на колене, – Спасибо за кошку, кстати. Очень может быть, что кошка тоже скажет тебе спасибо, когда станет первой в истории бессмертной кошкой.

– Ох, как мы самоуверенны! – буркнула Лиза.

– Я уверен в том, что никто из влиятельных людей не откажется вложиться в собственное бессмертие, когда я предложу им купить то, что обычно за деньги не продаётся. Время.

Даниель покачал головой:

– Ты не понимаешь, Вито. Это иллюзия.

– Иллюзия? Страх смерти – иллюзия? Желание бессмертия – это иллюзия? Или что за него любой отдаст всё, что у него есть?

– Не желание, Вито, и не страх. Бессмертие – вот иллюзия. Генетический алгоритм не будет работать, если…

– Да, ты говорил. Но это всего лишь твои слова. Я не вижу препятствий для бессмертия, и не надо мне их выдумывать. В любом случае, лучше заниматься избавлением человека от смерти, чем впустую философствовать о том, что такое жизнь. Вы мне друзья, или кто? «Да, Вито, молодец, отличная идея, вперёд!»

– Конечно, я тебе друг. Именно поэтому я хочу, чтобы ты увидел, что ошибаешься, как вижу это я, – сказал Даниель.

Вито резко повернулся в сторону тёмного угла, где Даниель развалился на мешке, заложив руки за голову.

– Я понял. Я тебя услышал. Мысль у тебя складная, и только. Кстати, раз ты мне друг, с тебя подарок.

Даниель потупился и почувствовал прилив на лице. Он достал из-за пазухи ручку, подошёл и вручил её Вито. Лиза закатила глаза и покачала головой.

Вито повертел подарок в руках, посмотрел напросвет, покрутил, перекатывая жёлтый блеск по изгибу пера.

– А чернила?

Даниель протянул ему флакон.

Вито сел за стол, огляделся, – ни одного подходящего клочка бумаги, – посмотрел на блокнот Даниеля.

Даниель, выдернул из блокнота лист и положил его перед Вито. Вито выглядел жалко, ручка торчала у него меж пальцев, как прутик в руке шимпанзе. Он старательно вывел фразу на латыни и откинулся назад, оценивая результат.

– Шикарная вещь, – Вито завинтил колпачок и положил ручку перед собой. – Незабываемые ощущения. Будто выписываешь рецепт собственной кровью. Спасибо, что дал попробовать. Я тебе её возвращаю. Но, если хочешь, можешь, например, оставить мне её в наследство.

Лиза подскочила к Вито сзади, обняла за шею и чмокнула в щёку.

– Если Даниель намекает, что всё живое действует по одному алгоритму, то идея мне нравится, – вздохнул Карл, выдернул листы из альбома и выстроил их на мольберте, сложил руки на груди и залихватски выставил вперёд левую ногу. – Я думаю, проект сделаю. Ну? Кто догадается, о чём это?

Первым тишину прервал Вито:

– Похоже на конец света.

– Одного света конец другого начало. Но работа не об этом.

– А о чём? – спросила Лиза.

– Разве непонятно?

– Здесь какие-то животные, их части, из которых складываются другие животные. Вот эти мифические…

– Уже близко, – Карл потёр ладони.

– Ты же не задумал написать вторую «Гернику»? – хихикнула Лиза.

– Пфф… – отмахнулся Карл. – Это действительно животные, бактерии, в общем, все организмы на Земле, как на ковчеге. И все они спариваются, делятся своими чертами друг с другом. Всё происходит в высших сферах. Потому что все они – часть единого организма, они все одного происхождения. Они черпают свои души из одного источника. Все они личности, наделённые сознанием, как доказывал Даниель.

Вито протяжно заныл.

– Хорошо хорошо, не доказывал, а приводил разумное объяснение этой гипотезы. А мифические животные, разве они не результат смешения свойств разных существ в одном? Вот, тут у меня человек спаривается с конём, – Карл оглянулся на Лизу, – … ну, в метафизическом смысле, а вот, у них получается кентавр и человек с головой коня…

– Единство всего живого, – заключил Даниель.

– Точно! – Карл хлопнул Даниеля по плечу.

Лиза поставила на стол стакан, который уже давно держала в руке пустым и вздохнула:

– У всех родились стоящие идеи. Только я одна ничего не родила, и даже не беременна. Скукота. Давайте о любви что ли? – вздохнула Лиза.

– Она везде…

– Отлично, стоп! Больше ни слова, я услышала всё, что нужно, – засмеялась Лиза, а Даниель продолжил:

– Она заложена в делении на два пола. Проявляется в способности привлечь партнёра к общему делу размножения. И вокруг нас полно того, что мы можем прочитать, посмотреть, услышать об отношении полов.

– Скукота, – Лиза допила вино залпом и звякнула пустым бокалом об стол. – А ты, Вито, что ты думаешь о любви?

– Ничего особенного не думаю. Она должна быть уух и на всю жизнь. Любить всю жизнь до старости, чтобы потом укрывать друг друга пледом, и всё такое.

– А если не на всю жизнь? – спросил Даниель.

– А если не на всю, то для этого есть бордели.

Лиза, свесила одну руку, будто она у неё лишняя, второй елозила стаканом по столу.

Вито встрепенулся, не давая себе уснуть во время долгой паузы.

– А что насчёт души?

– Хмм… Пока не знаю.

– «Пока». И это я ещё самоуверенный?

– Если всё живое только и делает, что приспосабливается. Жизнь как-то… механистично, что ли, выглядит, – пробурчал Карл, едва приоткрыв хмельные глаза и поддерживая голову одной рукой. Второй он водил карандашом по бумаге. – А с другой стороны, если механизмы понять, то та вечная человеческая страсть к сотворению себе подобных силой разума может всё-таки взять и увенчаться успехом. Но скажите, друзья, вот, допустим, в какой-то момент человек возьмёт нечто неживое и заставит его вести себя как живое. Как тогда живое от неживого отличать?

– Да… Именно. Никак. Тогда оно всё живое. И назвать что-то из этого неживым было бы дискриминацией по происхождению, – заключил Даниель.

Когда Лиза и Вито пошли к себе, а Карл уснул в своём кресле, Даниель ещё долго делал пометки в блокноте, утопая в мешке под рассеянным светом карловых светильников в том углу, где раньше располагался его матрас.


Если бы тело робота не поставляло обратную связь от каждого привода, контроллеру не с чем было бы работать. Так что, нельзя считать, что интеллект робота содержится только в контроллере. Интеллект – это способность приспосабливаться, меняться в определённом направлении, в зависимости от того, что происходит вокруг. Пока что изменения касались только настроек контроллера.

Эта Лизина убеждённость, что нельзя создать живое из неживого… Чужая слепота раздражает. Если бы я мог передать ей своё ощущение, что достаточно вложить в конструкцию принципы устройства живых, и всё получится.

Я пока не увидел разницы между живым и неживым, кроме как в способности к непрерывной адаптации к среде. А что, если это вообще единственное, что их отличает? Вот такая гипотеза. Что из неё следует? Что возможно создать живое из неживого, если заставить сущность меняться под действием окружающей среды. Конечно, камень нагревается на солнце – меняется под действием окружающей среды, но это не делает его живым.

Значит, не всякое изменение – это адаптация. Изменения должны быть целенаправленными. Если бы камень был живой, а солнечный свет стремился бы нарушить его структуру, то адаптация заключалась бы в таких изменениях, которые такому воздействию либо препятствуют, если они вредные (камень отрастил бы защитный слой), либо используют такое воздействие, как растения используют свет для фотосинтеза.

Получается, в живом скрывается базовое противоречие. Любая мышь, пока она жива, стремится одновременно к двум противоречивым состояниям: стабильность (динамическая стабильность, равновесное состояние, Вито как-то назвал его «гомеостаз») и одновременно подвижность, способность меняться, подстраиваясь под изменения вокруг, то есть адаптироваться, чтобы сохранять ту самую стабильность в новых условиях. Жёсткость и гибкость одновременно. Какой-то гироскоп получается.

Если баланс этих противоречивых состояний нарушится, мышь перестанет быть живой. Например, от голода, если не приспособилась к уменьшению еды в окружающем её месте обитания. Это как гироскоп остановился бы и упал. Или от перегрева, если организм не запас достаточно воды, чтобы сработал механизм термостабилизации (представил потную мышь), или от инфекции, если иммунитет не смог или не успел выработать антитела, и так далее.

Ещё гипотеза. Всё, что происходит с мышью в её жизни – это только проявление механизмов адаптации. Тут нужно искать исключения, то есть, если в поведении живого я увижу что-то, что выходит за рамки адаптации, значит, эту гипотезу можно отбросить.

Я вижу, что адаптация живых происходит через некие механизмы (алгоритмы?). Т.е. происходят вычисления, оптимизация. Механизмы можно разделить на уровни, в зависимости от того, как они соотносятся со временем жизни.

Первый уровень касается параметров тела (генетический). У этого механизма такая особенность, что в течение жизни организм имеет тот код, который заложен в него изначально. Чтобы проверить другой код, нужно создать новый организм. Генетический алгоритм отбирает гены по одному критерию – значению целевой функции, – сумел ли организм дать потомство. Не дожил до половозрелости – вычеркнут. Не смог найти партнёра – вычеркнут. И так далее. Получается, что смерть – это просто способ сменить набор генов в популяции в процессе поиска оптимального. Но тогда зачем живым нужен страх смерти, если она такая полезная? Возможно, этот страх работает на увеличение продолжительности жизни. А то, ведь можно не успеть дать потомство.

Второй уровень – прижизненные изменения, обучение. Тело целенаправленно меняется, пока живёт. Это его способность обучаться и меняться под нагрузкой. (Растущие под нагрузкой мышцы и обучение – это одно и то же? Не знаю. Похоже, это где-то рядом, но не совсем одно и то же). Чтобы разобраться в механизмах этого уровня, хорошо бы изучить мозг. Там все алгоритмы.

Ещё гипотеза. Сознание – это обратная связь для поступающих сигналов. Направленные изменения не могут происходить без обратной связи. Из этой гипотезы следует, что всё живое обладает сознанием.

Изначальный набор параметров тела и изменения в течение жизни (то, что происходит на первом и втором уровнях), порождают личность. Получается, каждое живое существо – это личность! Самый мелкий червяк со своей историей, опытом… какой у червяка может быть опыт?… а, ну, от птицы увернулся, заработал шрамы, считай, яркая личность. Я бы всё-таки имел ввиду больше историю изменений в нервной системе, но, учитывая, что ткани червя поставляют информацию о своём состоянии в нервный центр, то, наверное, шрамы тоже считаются. А, если, например, организм потеряет конечность, это же не может не отразиться на настройках нервного центра (что и происходило с контроллером робопаука).

Третий уровень. В него помещается результат прижизненного обучения особей, их память и переработанный опыт, чтобы сохранить его для других. Чтобы другие могли сэкономить, взяв готовый результат чужих усилий. Это культура, ноосфера, как ни назови. Этот уровень существует во времени большей протяжённости, чем время жизни каждой особи. Когда лисица, волчица или кто-то другой учит детёнышей охотиться, и так происходит каждое поколение. Когда дельфины или луговые собачки не изобретают язык заново с каждым поколением, а передают его дальше. Пока жизненные циклы в популяции перекрывают друг друга, этот механизм возможен. Ну, или используется хранилище опыта на материальных носителях, доступное органам чувств.

На страницу:
5 из 6

Другие электронные книги автора Сергей Раджабов