Я иду

– О кей, тогда там и встретимся, – кивнул ему Айс, – расскажу тогда все, как приду. Помолись, что ли, за меня: может, не вернусь оттуда!

– Договорились! Свечку поставлю! – по-доброму съехидничал Марк и, улыбнувшись пожелтевшими зубами, с натяжным скрипом открыл входную дверь в бар и опять растворился в табачном дыму и пьяном смехе.

Решив не терять времени понапрасну, Айс повернул назад и зашагал к невысокому бетонному зданию, виднеющемуся сразу за стрельбищем, огороженным сетчатым забором, где кроме изрешеченных муляжей морфов никого пока не наблюдалось. Отсалютовав четверым бойцам, несущим тяжеленные металлические контейнеры, – пересек небольшую асфальтированную дорогу с разделительными полосами и пошел мимо вертолетной площадки, с какой-то особенной грустью и болью разглядывая пустующее место. Тяжело вздохнув, Айс обошел разросшиеся вдоль забора жухлые кривые кусты и прибавил шаг, волей-неволей разглядывая большие незапертые ангары с различной военной техникой, томящейся в тамошней духоте.

– Почистить бы их по-хорошему, – сделал вывод Айс, разглядывая гусеницы легкого танка, – да и подварить бы не помешало.

Завернув налево, Айс пропустил грохочущий камуфлированный БТР с Тенеборцем на башне, отдавая тому честь, пересек дорогу с первыми побегами кровавых инопланетных сорняков, буйно пробивающихся из-под асфальта, и вплотную подошел к массивным железным воротам.

– Открывайте, что ли, – негромко огласил он и с тихим звоном похлопал.

Через секунду над ним раздался приветливый голос и пронзительно ухнул электромагнит, отворяя гостю тяжелые створы:

«Добро пожаловать в научный комплекс, сержант Эванс! Как войдете, заходите в главные двери и поднимайтесь ко мне на второй этаж:».

Очутившись внутри, Айс окинул быстрым взглядом территорию научного комплекса и присвистнул, наблюдая то несколько парников с мерзкими растениями, то накрытые под навесом мощные электрогенераторы с ярко-черной вывеской «Опасно: высокое напряжение!», то грузовики с массивной аппаратурой в кузовах.

«Серьезно у них тут», – отметил он и прошел мимо курящих, оживленно ведущих дискуссии ученых.

Зайдя в просторный светлый комплекс и поздоровавшись с вечно куда-то торопящимися сотрудниками, Айс откашлялся и заспешил к просторной лестнице. Почему-то ему здесь резко стало неуютно и неприятно: всевозможные едкие запахи, суета, гвалт – все это как-то угнетало, что ли, не позволяло чувствовать себя свободно. Кругом носились, бегали, сновали и бродили люди в белых халатах, вжикали автоматические двери, шумели вентиляция и кондиционеры, звучали какие-то цифры, распоряжения и обращения.

Несколько раз Айса едва не сшибли телегой, а два других – мчащиеся, словно табун лошадей, ученые, едва не расколотившие об пол капсулы вместе с планшетными компьютерами. Их, а особенно – профессора Эрика Гельдмана, он недолюбливал, но всячески скрывал этот факт, хоть давалось и нелегко: приходилось постоянно натянуто улыбаться и соглашаться с каждым словом чопорного старика. Но как бы ни кривился перед ним, как бы ни презирал и даже, быть может, ненавидел в душе, Айс понимал: без Гельдмана и всех этих тщедушных трусливых слизняков Горизонта-26 не существовало бы. И не было бы Периметра, не было бы их, Тенеборцев, не было бы надежды и веры в завтрашний день. Однако, говоря откровенно, непросто существовать под одной крышей с тем, кто, так или иначе, повинен во всем этом кромешном аде, распространившемся по всему земному шару.

Поднявшись на второй этаж, Айс наспех огляделся и решил заглянуть в первую попавшуюся лабораторию, надеясь застать профессора именно там. И не ошибся – тот, сидя к нему спиной, работал за компьютером. Айс зашел внутрь и пару секунд постоял в нерешительности, разглядывая разнообразное вычислительное оборудование, громоздкие климатические и криогенные камеры, инкубаторы, и робко доложился:

– Старший сержант Айс Эванс по вашему приказанию прибыл, сэр, – и – навытяжку, – какие будут…

– Довольно всей чертовой этой формальности! – с веселостью попросил Гельдман, а сам, допечатав текст, клацнул мышкой, задвинул клавиатуру и не по возрасту озорно крутанулся на стуле, встречая визитера как всегда пытливым, сосредоточенным взглядом. – Капюшон можете снять – помещение отапливается.

Айс даже немного покраснел от такого нелепого замечания, но быстро совладал с собой и скинул темный капюшон, рассматривая вытянутое умное лицо уже немолодого профессора в очках с тонкой оправой. Его незаметно меняло время, подпорчивало морщинами, но своей располагающей к себе притягательности оно от этого не утрачивало, а напротив – даже усилило это впечатление.

– Так гораздо лучше, – профессор удовлетворенно покачал большой головой и в холодной улыбке натянул тонкие губы. Светлые отливающие голубизной глаза отыграли льдом. – Что, вы так и будете стоять в дверях? – кивнул на свободный стул неподалеку от себя, – проходите-проходите, присаживайтесь.

Тот повиновался, ожидающе и грузно взглянул на Гельдмана.

Перехватив его хмурый взгляд, профессор нарочито громко отхлебнул холодный кофе из узорчатой термокружки, оправил посеревший лабораторный халат, голубоватый замызганный воротничок рубашки, галстук в желтый горошек, причесал жиденькие ахроматические волосенки и начал издалека:

– Прежде всего, я хотел бы выразить вам свои глубочайшие соболезнования, – сочувственно вздохнул, глядя в пасмурное уставшее лицо старшего сержанта. – Я скорблю вместе с вами, сержант.

– Спасибо, – сухо ответил Айс и, откинувшись на спинку стула, закончил: – Только словами парней не вернуть.

Гельдман промолчал, допил кофе.

– Понимаю… – скорбно протянул он и тут же, глубоко внутри наплевав на чужое горе, поспешил сменить тему: – Имеются ли повреждения Периметра Горизонта-26, сержант?

Айс секунду подумал и стал загибать пальцы:

– Прорван электрический забор, требуется повторное минирование территории Периметра, осколками посекло стены…

– Понятно, – не дослушав до конца изложение, спокойно произнес профессор и, сняв очки, добавил, потирая глаза: – Все это, конечно, весомо, дорого, но, к нашему счастью, восстановимо. Так что все обязательно починим. Однако я бы с вами хотел поговорить несколько о другом…

– О чем же?

Профессор помедлил, встал, обошел стул.

– О Сумеречной Зоне, – прямо ответил он спустя минуту, неотрывно смотря тому в сероватые покрасневшие глаза. – Скажите, сержант: вы готовы меня выслушать самым внимательнейшим образом?

– Готов.

– Хорошо, – мигом преобразившись, Гельдман хлопнул в ладоши и – сразу к сути: – Как, думаю, вам уже известно, Сумеречная Зона – порождение Порталов, которая, в свою очередь, является, так сказать, нашей с вами злободневной темой и головной болью. Не хочу возвращаться в прошлое и как-то оправдывать свои действия, но могу чистосердечно заявить: ошибки тогда я не допустил никакой. Не мне вам объяснять, сержант, что есть вещи, которые невозможно прогнозировать, подвергнуть анализу или просчитать – это просто-напросто невозможно. Поэтому надо сосредоточиться на, так сказать, следствии…

– Что конкретно от меня требуется? – не дав договорить профессору, напрямую спросил Айс.

Гельдман немного помялся, но все-таки ответил:

– Вопрос с Сумеречной Зоной стоит остро, сержант, поэтому я предлагаю вам работу, которая как раз… – смерил Айса оценивающим взглядом, – … вам по плечу. Я хочу, чтобы вы оказали мне услугу – поймали для меня морфа-стража. Живого, разумеется. Возможно, с его помощью нам удастся приблизиться к вопросу понимания природы этой Зоны и положить ей конец раз и навсегда, – помолчал, наблюдая за реакцией своего визави, – тот слушал предельно внимательно, темнел в лице. – В случае успеха вас ждет существенное материальное вознаграждение в размере пятикратного жалования и повышенные рационы. Что скажете, сержант Эванс? Вы готовы послужить науке?

Айс молчал. Размышлял. Думал.

– Вы согласны? – повторил вопрос пожилой профессор.

Но Тенеборец медлил с ответом, двигал скулами.

– Что ж… – устало вздохнув, раздосадовано протянул Гельдман и даже как-то потерял интерес к своему угрюмому подвыпившему гостю, – в таком случае я вынужден искать…

– Я согласен, – резко оборвал Айс и бросил на Гельдмана какой-то хищный, проникающий взгляд. – Только у меня есть одно условие.

– Слушаю? – с деловым тоном изрек профессор, подвигаясь к сержанту поближе.

– Команду я набираю лично.

* * *

В квартире Майка уюта не чувствовалось. Грязные голые, в трещинах, стены почти не спасали от холодного сквозняка, рвущегося через крупные щели, жутковато гудели. Окна, кое-как заколоченные трухлявыми досками, не внушали ни малейшего доверия, а раздробленный пол под подоконником и вовсе заставлял усомниться в надежности этого убежища. С потолка на кухне, грозящего обвалиться в любой момент, сыпались крупные бетонные крошки, падали тяжелые, свинцовые капли, а в гостиной, прямо над нашими головами, темными проплешинами зияли здоровенные сквозные дыры, за какими виднелись соседские колыхающаяся люстра и фрагмент стены с выцветшими картинами и лохмотьями обоев. Повсюду бардак, грязь, разруха. Мебели нет никакой – все пошло на растопку. Пахло прелью, сыростью, чем-то давно скисшим, прокисшим, протухшим. Иногда ветер приносил снаружи кислый запашок гнилых листьев, а бывало – резко менял направление, и тогда всю квартиру в один миг заполнял отвратительный смрад разложения, от какого кружилась голова и подступала рвота.

– Не обращай внимания, – произнес Майк, как ни в чем не бывало продолжающий начищать ружье, – в квартирке над нами труп в ванне плавает: там, видать, вода застоялась, вот он и подпортился, хотя раньше не вонял. Но ничего: скоро его крысы растащат и помещение проветрится.

– И ты так спокойно об этом говоришь?!.. – пораженный, обескураженный, спросил я и, весь передернувшись душевно от такого вопиющего цинизма, накинул капюшон и поспешил отползти на краешек местами изодранного подмокшего матраца.

– А что? – удивился тот, захлопал глазами и даже положил сияющее от чистоты ружье рядом с небольшим замызганным рюкзаком. – Что тут такого-то?

– А ничего, что это живой человек был когда-то, нет?.. – укоризненно бросил я, но постарался сделать это в мягкой форме, дабы ненароком не спровоцировать на агрессию едва знакомого хозяина укрытия.

Но Майк лишь подавился неприятным смехом, поднял с пола старую спортивную куртку, отряхнул и надел, ближе подвигаясь к кострищу.

– Я тебе даже больше скажу, Сид: он – мой сосед и хороший знакомый, – перестав смеяться, наконец, ответил он и поковырялся ржавой железкой в золе, словно пытался что-то там разыскать, – мы с ним обычно вместе по здешним магазинчикам прогуливались, бывало, даже на морфов пару раз охотились, – и продолжил, понизив голос: – А потом он заразу какую-то подцепил и совсем перестал выходить, – внимательно посмотрел на меня, – тогда я однажды сам к нему наведался. В комнату, значит, прошел, гляжу – нет никого. Звал его, звал – тишина, а как в ванну-то заглянул, так и побледнел весь: лежит мой сосед в ванне без кожи и волос…

– А чего ж не похоронил-то по-человечески? Побрезговал, что ли? – вкрадчиво, но без особого напора спросил я и несколько секунд въедливо посмотрел в его глаза, вдруг ставшие холодными.