– А это те, батюшка, которых вместо вечной ссылки в Сибирь сюда – к нам на завод. До конца своих дней так в цепях им и маяться. Из них многие к тачкам прикованы. Так и спят, так и работают. О Господи!
Нахмурился Хлопуша.
– Эй! – закричал. – Кто здесь вечноотданные, выходи-ка сюда!
Загремели люди цепями, потянулись к Хлопуше. Собралось их человек пятьдесят.
– Люди вечноотданные, – забасил Хлопуша. – Мученики и перемученики. – Голос его сорвался, в глазах проступили слезы. – Люди без роду и племени. Отцы и брательники. – Голос Хлопуши снова окреп, понесся могучим гулом. – Быть вам отныне не вечно униженными, быть вам вечно свободными. На веки веков. Эй, кузнецы! Живо! Немедля оковы – долой!
– Батюшка, избавитель! – бросились колодники в ноги Хлопуше.
Потом Хлопуша устроил суд над управителем Петровского завода. Под одобрительный гул толпы управитель был тут же повешен.
На следующий день Хлопуша стал проверять заводское хозяйство. Приказал показать ему мортиры и пушки.
И вдруг выяснилось: исчезли куда-то мортиры. Обыскали весь завод. Нет их, словно и не было.
– Были, были они! – уверяет дядя Митяй. – Как я в ночь приходил – были. Их, никак, управитель куда-то запрятал.
– Эх ты, рано вздернули управителя! – сокрушался Хлопуша.
А вечером на Хлопушу свалилась вторая беда. Пропал куда-то Гришатка.
– Да был он, был! – разводил руками дядя Митяй. – Туточка все время крутился.
– Не уследил. Не усмотрел! – ревел Хлопуша. – Дитятко! Где же ты, дитятко?
БАДЬЯ
С Гришаткой случилось вот что. Крутился, крутился он возле Хлопуши и дяди Митяя, ходил, ходил по заводу, потом надоело. Пошел он бродить по улицам Авзяна. Тут его и окружили мальчишки.
– Глянь, глянь, шашка висит!
Разговорился Гришатка с ребятами. Шашку достал из ножен. Рубанул залихватски направо, налево. Разинули авзянские ребята рты.
– Настоящая!
Дивятся мальчишки. Это тебе не Галия. Приятно Гришатке.
Принялся Гришатка про шапку хвастать. Рассказал, что шапка с царской головы. Что за меткую стрельбу шапка ему досталась. А верх (пока нового верха у шапки не было, Хлопуша наскоро стянул мерлушковые бока ниткой) это Гришатка прострелил влет, чтобы доказать одной глупой девчонке свое умельство.
Не отстают от Гришатки ребята, ходят за ним по пятам.
– А у нас рудники есть, – вдруг заявил кудлатый, конопатый мальчишка. – Глубо-о-кие!
Побежали они смотреть рудники. На шахтах в этот день и в прошлый работы не было. По случаю приезда посланца от государя прекратил работу Петровский завод. Подошли ребята к одной из шахт. Большая дыра в землю уходит. Над дырой, как над колодцем, на подпорках большое бревно. На бревне веревка намотана. С другой стороны веревки – бадья.
– Это для спуска вовнутрь, – стал объяснять Конопатый. – Руда-то, она под землей. Саженей в полсотни. Там ее добывают, потом на завод.
Заглянул Гришатка в дыру – ничего не видно.
– Хочешь, мы тебя враз! – вдруг предложил Конопатый.
Поколебался Гришатка. Да неудобно отказываться. Где же, скажут, твое геройство.
– Хочу!
Залез он в бадью. Стали ребята его спускать. Раскручивается веревка, что намотана на бревне. Придерживают ребята бревно, чтобы не очень оно вращалось.
Вот спустили Гришатку на треть, на половину, на две трети. Совсем немного осталось. И вдруг не удержали бревно ребята. Завращалось оно быстро-быстро. Не ухватишь, не остановишь. Раскрутилась веревка. Бадья внизу о породу – бах!
Обмерли ребята.
– Вытягивай, вытягивай назад! – завопил Конопатый.
Стали мальчишки выкручивать из шахты бадью. Торопятся. Выкрутили. Пусто в бадье.
– Побился! Побился!
– Эй, эй, отзовись! – кричат ребята в дыру. – Отзовись!
Тихо. Нет никакого ответа. Страшно стало ребятам.
– Перестреляют нас казаки! – закричал Конопатый. – Повесит безносый. Тикай по домам – и молчок!
Поразбежались ребята.
Забылся
Страшную ночь пережил Хлопуша. То казалось ему, что Гришатку убили, то – что ушел, заплутал Гришатка в лесу и там загрызли его волки или медведи, то вдруг чудится Хлопуше Гришаткин голос. Великан срывался со своего места и стремглав выбегал на улицу.
– Найдется, найдется мальчонка, – успокаивал Хлопушу дядя Митяй. – Тута он, тута. Да куда ему деться? Не провалился же он под землю. Жив, помяни мое слово – жив!
Гришатка и вправду остался жив.
При ударе бадьи о грунт мальчик вылетел из нее наружу, стукнулся головой о какой-то камень и на время лишился сознания.
Когда Гришатка пришел в себя, была уже ночь. Мальчик привстал, пощупал руки и ноги. Боли нет. Кости целы. Лишь в голове гул и непонятная тяжесть. Гришатка принялся звать на помощь. Никто призыва его не слышал. Слева и справа от мальчика виднелись какие-то углубления. Это начинались штреки и штольни – специальные ходы, которые вели в глубь шахты. Кругом темно, сыро.
Гришатка подумал и сделал несколько шагов по одному из коридоров: «А вдруг где-то там впереди есть выход?» Коридор то суживался, то расширялся, время от времени его пересекали другие переходы. Гришатка сворачивал то налево, то направо; наконец он уперся в стену. Мальчик устал. От сырого и неприятного воздуха голова стала еще более тяжелой, и Гришатка чувствовал, как кровь ударяет в виски. Дышать становилось трудно.
Гришатка не выдержал и присел. Он машинально провел рукой по земле и вдруг натолкнулся на непонятный предмет – что-то длинное, круглое, отверстие в середине. Рядом второй такой же предмет, чуть в стороне – третий.
«Так это же пушки, это мортиры! – понял Гришатка. – Ах, вот куда запрятал их управитель!»
Мальчик вскочил и помчался назад. Он спотыкался, падал, поднимался, снова бежал. Сколько прошло времени, Гришатка не помнил. Он очумело тыкался то в одну, то в другую сторону. Наскакивал на стены, ударялся о какие-то балки и перекрытия. Наконец, полностью обессилевший, он опять опустился на землю. В нос снова ударил едкий, противный запах. Гришатка зевнул и забылся.
«Тут они, тут!»