Москва против Орды. Дюжина ножей в спину евразийству

Хотя житие и не касается непосредственно отношений Руси с Ордой, косвенно оно всё-таки затрагивает интересующий нас вопрос, описывая деятельность Петра после поставления его в митрополиты: «И пришедъ [митрополит Петр] во свою митрополью, и нача учити заблудшаа крестьяны, ослабевшаа нужа ради поганыхъ иноверець, протолкуя Евангельскаа писаниа и апостольскаа, якоже великий Василей, Иоанъ Златоустый, Григорей, та ученья излагаа и къ семоу свое смирение являя, и темъ утверждая истинную веру во крестьянехъ, преходя Волыньскую землю и Киевьскую, и Суздальскую землю, уча везде вся»[93 - Цит. по: Макарий. История русской церкви. СПб., 1866. Т. IV. С. 309—310.]. Татарская власть над Русью для автора жития – «нужа (т.е. насилие) поганых иноверец». Автор был приближённым московского князя, и высказанное им мнение несомненно отражает точку зрения самого Калиты.

Ещё более определённо эта точка зрения выражена в описании татарского карательного похода против Твери, содержащемся в московской летописи: « [Татары] шедъ ратью, плениша Тферь и Кашинъ и прочия городы и волости, и села, и все княжение Тферское взяша и пусто сътвориша, и бысть тогда земли великая тягость и много томлениа, множества ради грехъ нашихъ, кровь хрестианская проливаема бываше отъ поганыхъ Татаръ, овыхъ въ полонъ поведоша, а другиа мечи изсекоша, а иныа стрелами истреляше и всякимъ оружиемъ погубиша и смерти предаша, а князь Александръ побежалъ съ Тфери въ Псковъ. Того же лета убиша князя Ивана Ярославичя Рязанскаго. Великии же Спасъ милостивыи человеколюбецъ Господь своею милостию заступилъ благовернаго князя нашего Ивана Даниловичя и его ради Москву и всю его отчину отъ иноплеменникъ, отъ поганыхъ Татаръ»[94 - Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 90.]. Вспомним, что речь идёт о военных действиях против княжества, бывшего тогда злейшим врагом Москвы. Тем не менее, симпатии московской княжеской летописи здесь целиком на стороне страдающих тверичей, а отношение к татарам целиком враждебное, хотя они, как казалось бы, действуют в интересах московского князя. Однако его собственное положение и положение его княжества при этом оказывается чрезвычайно шатким, несмотря на внешнюю лояльность по отношению к татарам, – летописец приписывает спасение Москвы от татарского погрома только божьей милости.

Об отношении Ивана Калиты к Орде можно судить не только по памятникам московской письменности. Показательно строительство им в Кремле собора Архангела Михаила, ставшего усыпальницей московских князей, и прежде всего дата его освящения: «Дата закладки Архангельского собора неизвестна. Освящен он был 20 сентября 1333 г. Это единственный случай, когда, по сведениям летописи, новый каменный храм в московском Кремле освятил сам митрополит Феогност. 20 сентября отмечалась память князя Михаила Черниговского, убитого в Орде в 1246 г. за отказ поклониться местным святыням. Имя этого князя символизировало готовность к самопожертвованию, непокорность Орде. Особой популярностью пользовался Михаил Черниговский в ростовской и брянско-черниговской землях, то есть как раз в тех районах, откуда шел основной поток переселенцев в московское княжество. Освящение Архангельского собора в день памяти Михаила Черниговского означало поминовение погибших от рук ордынцев и обещание отомстить за них. Этот образ прочно вошел в московский „пантеон“ и московское искусство. Михаил Черниговский и погибший вместе с ним боярин Федор представлены в росписи московского Благовещенского собора 1508 г., многие сюжеты которой восходят к росписи 1405 г. (Интересна композиционная деталь этой росписи: композиция „Чудо Георгия о змие“, символизировавшая победу над вековым врагом Руси – Золотой Ордой, зрительно как бы опирается на фигуры Михаила Черниговского и его боярина Федора. Это сочетание самостоятельных композиций создает своеобразный живописный диптих, выражающий мысль о подвиге и самопожертвовании как подлинной основе торжества Руси над врагом.)»[95 - Борисов Н. С. Русская церковь в политической борьбе XIV – XV веков. М., 1986. С. 62, 77.].

Александр Михайлович не оказал сопротивления татарам, а ещё до прихода ордынской рати бежал из Твери. Сначала он попытался закрепиться в Новгороде, однако новгородцы, следуя своей традиционной вражде с тверскими князьями, отказались его принять. Тверских наместников в Новгороде сменили московские: «И присла князь Олександръ послы к новгородцемъ, хотя бечи в Новъгород, и не прияша его. Того же лета присла князь Иванъ Даниловичь наместникы своя в Новъгород…»[96 - Новгородская I летопись. ПСРЛ. Т. 3. С. 98.]. В отличие от Новгорода, Псков согласился дать убежище тверскому князю: «Великий же князь Александрь Михайловичь, не трьпя безбожныхъ крамолы, оставль княжение Руское и вся отечества своа, и иде въ Пъсковъ съ княгынею и съ детми своими, и пребысть въ Пьскове»[97 - Тверская летопись. ПСРЛ. Т. 15. С. 415—416.].

В отношении великого княжения хан Узбек принял необычное решение, разделив его между Суздалем и Москвой. Владимир с великокняжеским титулом и Поволжье достались суздальскому князю, который также участвовал в походе на Тверь, а Великий Новгород и Кострома – московскому: «Озбякъ поделилъ княжение имъ: князю Ивану Даниловичю Новъгородъ и Кострому, половина княжения; а Суждальскому князю Александру Васильевичю далъ Володимеръ и Поволжье»[98 - Археографический список Новгородской I летописи. ПСРЛ. Т. 3. С. 469.]. В этом очевидно проявилось желание Орды ослабить власть великих князей владимирских, чтобы не допустить с их стороны неповиновения, которое случалось в предыдущие годы.

Только в 1331 г., после смерти Александра Васильевича Суздальского, Ивану Калите удалось добиться в Орде передачи ему всего великого княжения и вдобавок к нему половины Ростова. Принять это решение, явно противоречащее интересам ордынской власти, татар побудили обильные дары московского князя. Для покрытия своих долгов Калита в 1332 г. потребовал от Новгорода выплаты закамского серебра, что привело к первому в истории московско-новгородских отношений конфликту: «Великыи князь Иванъ приде изъ Орды и възверже гневъ на Новъгородъ, прося у нихъ серебра закамьского, и в томъ взя Торжекъ и Бежичьскыи верхъ за новгородскую измену»[99 - Новгородская I летопись. ПСРЛ. Т. 3. С. 98.]. Отношения Калиты с Новгородом были восстановлены в 1334 г.

Видимо, именно с долговыми вопросами была связана поездка московского князя в Орду зимой 1332—1333 гг. Следующая поездка Ивана Даниловича к хану состоялась зимой 1336—1337 гг. Тогда он «прииде изо Орды съ пожалованиемъ въ свою отчину»[100 - Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 47.]. По всей видимости, Калите удалось добиться присоединения к великому княжению выморочного Галицкого княжества, последний князь которого Фёдор умер в 1335 г.

В это время Ивану Даниловичу пришлось вновь столкнуться с Александром Михайловичем Тверским. Ещё в 1328 г. московские и новгородские послы ездили в Псков, чтобы передать бежавшему туда тверскому князю приказ хана Узбека явиться в Орду: «Ходи князь великыи Иванъ Данилович и Костянтинъ Михаилович, а новгородци от себе послаша Федора Колесницю, въ Орду кь цесареви; и отпусти я цесарь, повелевъ искати князя Александра. И посла князь Иванъ свои послы, а новгородци от себе владыку Моисия и Аврама тысячьского къ князю Олександру въ Пльсковъ, веляче ему, абы пошелъ въ Орду, и не послуша»[101 - Новгородская I летопись. ПСРЛ. Т. 3. С. 98.].

В следующем году Калита лично явился в Новгород вместе с другими низовскими князьями и возглавил поход на Псков, который вынудил псковичей изгнать от себя Александра Михайловича Тверского: «Приде в Новъгород на столъ князь великыи Иванъ Даниловичь, внукъ Олександровъ, марта 26, на сборъ архангела Гаврила; бяху же с ним и тферьскыи князи Костянтинъ и Василии, и Олександръ Суждальскыи, и иныхъ много русскыхъ князии… Того же лета поиде князь Иванъ со всеми князи и с Новымьгородомь къ Пльскову ратью; и уведавше пльсковичи, выпровадиша князя Олександра от себе, а къ князю Ивану и к новгородцемъ прислаша послы с поклономь въ Опоку, и докончаша миръ»[102 - Там же. С. 98—99.]. Александр бежал в Литву, но в 1331 г. вернулся и сел в Пскове в качестве вассала великого князя литовского Гедимина: «…плесковици изменили крестьное целование к Новуграду, посадиле собе князя Александра из литовъскыя рукы»[103 - Новгородская I летопись младшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 344.]. С этого момента Литва становится постоянным фактором ордынской политики Москвы, поэтому необходимо вкратце разобрать её собственные отношения с татарами.

Самое раннее свидетельство о подобных отношениях датируется 1319 годом. В этом году состоялось сражение между войсками Литвы и Тевтонского ордена, в котором, согласно сообщению Мацея Стрыйковского, передовой отряд великого князя Гедимина составляли татары[104 - Stryjkowski M. Kronika polska, litewska, zmodska i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. T. 1. S. 360—361.]. Это свидетельствует о союзных отношениях между Литвой и Ордой, включавших оказание военной поддержки. Кроме того, татары уже тогда начали селиться на землях Великого княжества Литовского. Под 1324 г. анналист Францисканского ордена сообщает: «Наши братья, отправленные для обращения в христианскую веру литовских земель, нашли весь народ погружённый в язычестве, поклоняющийся огню, и между ними скифов, пришельцев из владений какого-то хана (Chani), и которые в своих молитвах употребляют азиатский язык»[105 - Lucae Wadingi Annales ordinis Minorum ab anno 1208 ad an. 1540. Lugduni 1672. Т. 1. С. 459.].

Перемену в дружественные литовско-татарские отношения внесли события 1323 г. В этом году погибли последние галицко-волынские князья Лев и Андрей Юрьевичи. В их землях образовался политический вакуум, которым не преминул воспользоваться великий князь Литвы Гедимин, чтобы подчинить их своей власти. В 1323 г. он захватил Волынскую землю (Галицкая земля ещё до этого была захвачена поляками и венграми), а в 1324 г. – Киевское княжество. Подобные действия не могли не вызвать реакции со стороны Орды, обладавшей верховной властью над Галицко-Волынским и Киевским княжествами. По сообщению Мацея Стрыйковского, в составе волынских и киевских полков во время войны с Литвою находились татарские отряды[106 - Stryjkowski M. Op. cit. S. 363, 365.]. Русское летописание также сообщает о войне между Ордой и Литвой в 1324 г.: «царь Азбяк посылал князей Литвы воевати; и много зла сотвориша Литве, и со многим полоном приидоша во Орду»[107 - Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. Х. С. 189.].

Однако уже в ноябре того же года в Вильну прибыли послы хана Узбека, о которых мы знаем благодаря сообщению посланников папских легатов и архиепископа Риги, посетивших Гедимина одновременно с ними: «И на следующий день король [Гедимин] прислал [к нам] того же самого своего уполномоченного с некоторыми другими из [людей] своего совета, чтобы они поговорили с нами наедине, потому что сам король не мог говорить с нами лично, так как был занят с татарами»[108 - Послания Гедимина. Вильнюс, 1966. №14. С. 136.]. Стороны заключили компромиссное соглашение, по которому завоёванные Гедимином Волынская и Киевская земли продолжали признавать верховную власть Орды, но должны были непосредственно управляться литовскими князьями при участии татар.

Некоторые подробности этого мы знаем благодаря сообщению русских летописей о том, как в 1331 г. новгородский епископ Василий, возвращавшийся из Владимира-Волынского, где он был возведён в сан митрополитом Феогностом, подвергся нападению киевского князя Фёдора и баскака: «Поиха Василии владыка от митрополита; яко прииха под Черниговъ, и ту научениемъ дияволимъ пригнася князь Федоръ Киевьскыи со баскакомъ в пятидесят человекъ розбоемъ, и новгородци остерегошася и сташа доспевъ противу себе, мало ся зло не учинило промежю ими; а князь въсприимъ срамъ и отъиха, нь от бога казни не убежа: помроша коне у его. И оттоле поиха владыка на Брянескъ и прииха в Торжокъ, на память святого священномученика Акепсимы, и ради быша новоторжьци своему владыце; а в Новегороде печалне быша, занеже не бяше вести, нь сица весть промчеся, яко владыку Литва яле, а детеи его избиша»[109 - Новгородская I летопись младшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 344.]. Правивший в Киеве князь Фёдор был братом Гедимина. Наличие при нём татарского баскака указывает на литовско-татарское двоевластие, установленное в Киевском княжестве соглашением 1324 г.

Этим соглашением Литва и Орда также возобновили свой военный союз, направленный теперь против Польши и Венгрии, захвативших Галицкую землю. В 1325 г. папа Иоанн XXII в своих буллах в лагере противников польско-венгерских войск называл «схизматиков (т.е. русь), татар, язычников (т.е. литву) и другие неверующие народы»[110 - Vetera Monumenta Poloniae et Lithuaniae. Romae, 1860. T. I. P. 215, 216.]. Война закончилась компромиссом, по которому с санкции хана Узбека правителем Галицко-Волынского княжества стал Болеслав-Юрий Тройденович.

Отношения между Литвой и Ордой вновь испортились в начале 1330-х гг. По всей видимости, причиной этому стало стремление Гедимина вопреки договоренности с Узбеком установить свою власть над русскими княжествами, признававшими верховную власть Орды. В 1331 г. великий князь литовский посадил в Пскове «из своей руки» Александра Михайловича Тверского. В 1333 г. татары вместе с брянским князем Дмитрием Романовичем совершили поход на Смоленск, закончившийся заключением мира со смоленским князем Иваном Александровичем: «прииде ратью Дмитреи князь Бряньскыи на Смоленескъ съ татары Калънтаи и Чирича съ многымы воеводами и взяша миръ с Ываном»[111 - Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 47.]. В договоре, заключённом с Ригой ок. 1340 г., Иван Александрович Смоленский именовал себя «младшим братом» Гедимина: «Се язъ князь великии смоленьскыи Иванъ Олександровичь оунукъ Глебовъ… докончалъ есмь по деда своего докончанью и по старымъ грамотам докончалъ есмь и по тому докончанью како то брат мои стареишии Кедименъ докончалъ и его дети Глебъ и Алкерд»[112 - Смоленские грамоты XIII – XIV веков. М., 1963. С. 69—70.]. Очевидно, в 1333 г. смоленский князь уже признавал себя вассалом Гедимина, что и послужило причиной похода брянских войск и татар.

В подобной напряжённой обстановке литовско-татарской вражды сидевший в Пскове Александр Михайлович начал предпринимать попытки вернуться на княжение в родную Тверь. В 1335 г. он отправил из Пскова в Орду своего сына Фёдора. В том же году Иван Калита собирался идти на Псков ратью, но отказался от этого замысла после переговоров с новгородцами: «Того же лета князь великыи Иванъ хоте ити на Плесковъ с новгородци и со всею Низовьскою землею, и бысть ему по любви речь с новгородци, и отложиша ездъ; а плесковицемъ миру не даша»[113 - Новгородская I летопись младшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 344.]. В следующем году Александр Михайлович лично приехал в Тверь за своим сыном, вернувшимся из Орды. Исход переговоров, проведённых там Фёдором Александровичем, оказался положительным, судя по тому, что в 1337 г. тверской князь лично отправился в Орду и получил обратно от Узбека своё княжество: «Князь Александръ поиде во Орду изо Опьскова и обишедши всю землю Роусскую прииде къ безаконному царю Озбяку и рече ему: господине царю, аще много зло сътворихъ ти, во се есмь предъ тобою, готовъ есмь на смерть. И отвеща ему царь, аще тако еси сотворилъ, то имаши животъ полоучити, многы бо послы слахъ, не приведоша тя. И приатъ пожалование отъ царя, въсприимъ отчину свою… На ту же зимоу прииде князь великии Александръ изъ Орды во Тферь, а съ нимъ послы силны Киндякъ и Авдулъ, беяше въ годину осеннюю и много сътворишеться тягости христианомъ»[114 - Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 48.].

При этом, как сообщает московская летопись, договориться с Калитой ему не удалось: «Князь Александръ Михаиловичь Тферьскии поиде въ орду, а не укончавъ съ княземъ съ великимъ с Ываномъ съ Даниловичемъ»[115 - Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 92.]. В самой Твери имелось значительное количество сторонников московского князя: «А бояре мнози отъеха на Москву къ великому князю Ивану»[116 - Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 49.]. Вероятно, Иван Данилович почувствовал опасность того, что Узбек станет использовать тверского князя как противовес чрезмерно усилившемуся великому князю владимирскому. Зимой 1338—1339 гг., видимо, чтобы заручиться поддержкой Узбека в противостоянии с Александром Михайловичем, Калита поехал в Орду со своими старшими сыновьями Семёном и Иваном, а младшего сына Андрея отправил в Новгород. Из Орды он вернулся «въ свою отчину, пожалованъ Богомъ и царемъ»[117 - Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 92.].

В 1339 г. Узбек вызвал в Орду Александра Тверского (его сын Фёдор ещё ранее отправился туда вместе с татарским послом Авдулом). Согласно рассказу тверской летописи, судьба их долгое время была неясна: «и пребысть единъ месяць въ Орде, много льсти приатъ отъ безаконныхъ Татаръ, и инии глаголахоу: княжение ти великое даетъ царь, а инии глаголахоу: оубиту ти быти»[118 - Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 49.]. Нет оснований считать, что слова о возможности передачи Александру Михайловичу великого княжения были лишь татарской «лестью». Весь период своего правления хан Узбек проводил сознательную политику, направленную на удержание Великого княжества Владимирского под своим контролем. Чрезмерное усиление Калиты, каким бы внешне послушным он ни был, не отвечало его интересам. В этом свете возможность передачи великокняжеского стола тверскому князю не выглядит невероятной. Это было понятно и московскому князю, который вслед Александру послал в Орду всех троих своих сыновей, видимо, чтобы показать в столь критической ситуации свою лояльность хану.

28 октября 1339 г. Александр Михайлович Тверской и его сын Фёдор были казнены в Орде. Зачастую казнь тверских князей приписывают интригам Ивана Калиты, однако с подобной точкой зрения невозможно согласиться. Борьба между двумя русскими княжествами не могла послужить для татар основанием для уничтожения правителей одного из них. Тем более, что это существенно усиливало другое, что противоречило политике ослабления русской великокняжеской власти, проводившейся Узбеком. Александр Михайлович проявил свою полную лояльность хану – сначала отправил к нему своего сына, потом явился лично, вернулся в Тверь с татарскими послами, собрал дань, отправил с нею в Орду своего сына, а затем приехал сам. Причину казни тверских князей необходимо видеть в другом, а именно во вновь обострившейся вражде Орды с Литвой. В 1338 г. состоялся поход татарских войск на Литву: «Того же лета Татарове воеваше Литву»[119 - Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. Х. С. 208.]. Именно литовские связи Александра Михайловича должны были сыграть роковую роль в его судьбе.

Это подтверждается и тем, что сразу же вслед за казнью тверских князей, зимой 1339—1340 гг., состоялся поход на Смоленск, который, как мы уже говорили выше, в это время признавал верховную власть Гедимина. Во главе похода стоял придворный Узбека Товлубий, руководивший казнью Александра Михайловича Тверского и его сына: «Тое же зимы выиде изъ орды посолъ, именемъ Товлубии, егоже царь послалъ ратью къ городу къ Смоленьску, а съ нимъ князь Иванъ Коротополъ Рязанскии»[120 - Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 92—93.]. По приказу хана Иван Калита отправил в поход своё войско вместе с рядом подчинённых ему князей: «Князь великии Иванъ Даниловичь послалъ же свою рать съ Товлубьемъ къ Смоленску по цареву повелению, а отпустилъ князя Констянтина Суждальскаго, князя Констянтина Ростовскаго, князя Ивана Ярославичя Юрьевскаго, князя Ивана Дрютскаго, Федора Фоминскаго, а съ ними воеводу Александра Ивановичя, Феодора Акинфовичя. И стоявши рать у Смоленьска немного днеи, и отступивъ поиде прочь, а города не взяша; милостию же Божиею съблюдена бысть рать вся Русская и ничимъ же не врежена бысть»[121 - Там же. С. 93.].

Необходимо отметить, что в течение длительного времени Смоленск подчинялся власти великих князей владимирских. Ещё в 1239 г. Ярослав II выбил из Смоленска литовцев и посадил в нём своего ставленника: «Ярославъ иде Смолиньску на Литву, и Литву победи, и князя ихъ ялъ, а Смольняны оурядивъ князя Всеволода посади на столе, а сам со множеством полона с великою честью отиде в своя си»[122 - Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 469.]. В 1269 г. смоленский князь Глеб Ростиславович участвовал в походе на Новгород Ярослава III. В 1294 г. великий князь Андрей Александрович послал смоленского князя Романа Глебовича (видимо, бывшего его наместником в Новгороде) в поход на шведов. В 1311 г. смоленский князь Дмитрий Романович возглавлял новгородскую рать в походе на емь[123 - Новгородская I летопись младшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 92—93.]. Новгородским князем тогда был великий князь Михаил Ярославич, а Дмитрий, видимо, также был его наместником в Новгороде. Таким образом, признание Смоленском верховной власти Литвы стало прямым вызовом Ивану Калите, который был лично заинтересован в его возвращении в свою сферу влияния. Однако, судя по сообщению летописи о том, что русская рать стояла под Смоленском «немного днеи» и «ничимъ же не врежена бысть», особенно активных действий осаждающие не предпринимали. Вскоре после окончания смоленского похода, 31 марта 1340 г., Иван Данилович скончался «въ чернцехъ и въ скиме»[124 - Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 93.].

Основное обвинение, которое обычно звучит в адрес Ивана Калиты, заключается в том, что он был послушным проводником татарской политики на Руси. Действительно, в отличие от своего отца и старшего брата он ни разу не выступил против Орды. Однако необходимо иметь в виду, что в период его правления положение резко отличалось от того, что существовало при его предшественниках. В конце XIII в. Золотую Орду раздирала борьба между Ногаем и сарайскими ханами. Это давало антиордынской коалиции русских князей определённую возможность для манёвра. Некоторая неустойчивость политической ситуации сохранялась в Орде и в начале XIV в. Однако в годы правления хана Узбека, на период которого пришлось целиком и правление Ивана Даниловича, Золотая Орда достигла вершины своего могущества. Её военная мощь была несравнима с силами Московского княжества. Узбек проводил активную политику вмешательства во внутренние дела Руси, направленную на ослабление великокняжеской власти путём сталкивания тверских, московских и суздальских князей. Вспомним раздел Великого княжества Владимирского между суздальским и московским князьями в 1328 г. и возвращение тверского стола Александру Михайловичу в 1337 г. с возможностью передачи ему великого княжения.

В подобной ситуации попытки военного противодействия Орде были обречены на поражение. Таких попыток не предпринимал в годы правления Узбека никто из русских князей. Восстание в Твери в 1327 г. вспыхнуло вопреки княжеской воле, а, когда на город двинулись татарские отряды, тверской князь бежал, не оказав никакого сопротивления.

Однако внешняя лояльность Ивана Калиты по отношению к Орде отнюдь не означала признания Москвой естественности или неизбежности её власти. Выше мы уже цитировали два ранних памятника московской письменности, в которых татарское господство над Русью характеризуется крайне отрицательно. Ещё более показательна в этом отношении запись в Евангелии Антониева Сийского монастыря с похвалой Ивану Калите. Запись была сделана в 1339 г. по указанию самого московского князя, принявшего к тому времени монашеский постриг под именем Анании, и является своего рода завещанием, отражающим официальную идеологию правления Калиты. Ввиду чрезвычайной важности этого документа приведём его полностью:

«В лето 6847 инидикта 12 миротворенаго и солнечьного кроуга в 4-е лето висикосное, Жидовь сего и рук въ 1-е лето, епакта 18 лето, въ 5-и каландъ месяца марта, Жидовьскы нисана, написано бысть си еуангелие въ граде Москове на Двину къ Святеи Богородици повелениемь рабомь Божиимь Ананиею черньцемь. О семь бо князи великомь Иване пророкъ Езекий глаголеть: „В последнее время въ запустевший земли на западъ въстанеть цесарь правду любяй, соудъ не по мзде судяй, ни в поношение поганымъ странам. При семь будетъ тишина велья в Роускои земли и въсияеть въ дни его правда“, яко же и бысть при его цесарстве. Хвалить Римьская земля Петра и Павла, Асия Иоана Богословеца, Индийская Фому, Иераполь Филипа, Руская земле первозванаго апостола Андрея, Гречьская земля цесаря Констянтина. Сему благородному князю великому Ивану створшему дела подобна в Рускои земли правоверному цесарю Костянтину. О семь бо песнословьць глаголеть: „Постави, Господи, законодавца над ними, да разоумеють языци, яко человеци суть“. То же рек: „Боже, судъ цесареви дай же правду сынови цесареву“. Сии бо князь великой Иоанн имевше правый суд паче меры. Поминая божественнае писания, исправльния святыхъ и преподобны (хъ) отец, по правиломь монокануньнымъ ревнуя правоверному цесарю Оустияну. В того время благочестию велию восиявши, многимъ святымъ церквамъ съзидаемымъ, оучьнию божественных словесъ от оустъ его яко источникоу велию текущю, напаяющи благочестивыхъ святитель сердца и христолюбивыхъ въ его державе людии. Безбожнымъ ересамъ преставшимъ при его державе, многимъ книгамъ написанымъ его повелениемь, ревнуя правоверному цесарю Гречьскому Мануилу. Любяй святительский санъ, постничьское житье любя и оудержая правоверную святую вероу. Сирымъ в бедахъ помощьникъ, вдовци от насильникъ изимая яко от оустъ лвовъ. Всей Роускои земли поминая велегласно державу его цесарства. Сий бо великий рабъ Божий Анания чернць, поминая его святительскый санъ, горя духовною мыслию къ Богови, хотяй видети вышний Ерусалимъ, поминая душею первыхъ правоверныхъ цесарий, всехъ святыхъ и молитвою прародитель своих. А писали многогрешнии дьяци Мелентий да Прокоша, благословите ихъ, а не клените»[125 - Цит. по: Срезневский И. И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках. СПб., 1879. С. 145—148.].

Прежде всего, обращает на себя внимание неоднократное косвенное именование Ивана Даниловича цесарем (т.е. царём), преемником греческих императоров Константина, Юстиниана и Мануила. Ввиду того, что царём на Руси тогда именовали также хана Золотой Орды, применение подобного титула к московскому князю и великому князю владимирскому означает фактически провозглашение его независимости от татарской власти и прямого преемства от императоров Второго Рима. Это свидетельствует о том, что идеологическая концепция Руси и конкретно Москвы как Третьего Рима начала складываться уже не позже эпохи Калиты. Однако он, по всей видимости, не был первым великим князем владимирским, именовавшим себя царём. Судя по сообщению Максима Плануды, уже Михаил Ярославич Тверской в своём послании греческому императору Андронику II Палеологу прямо именовал себя «царём Руси» (???????? ??? ???)[126 - Цит. по: Haupt H. Neue Beitraege zu den Fragmenten des Dio Cassius // Hermes. Zeitschrift fuer klassische Philologie. 1879. Bd. XIV. S. 445.].

Михаил также неоднократно прямо или косвенно именуется царём в современных ему памятниках тверской литературы. Так, в «Написании» монаха тверской лавры св. Богородицы Акиндина к тверскому князю (ок. 1311 г.) читаем: «Богомъ съхраненому и благочестивому и благочестия держателю великому князю Михаилу и честному самодержьцю рускаго настолования», и далее: «царь еси, господине княже, въ своеи земли»[127 - Русская историческая библиотека. Т. VI, изд. 2. СПб, 1908. Стб. 154.]. Также и в Повести об убиении Михаила Ярославича в Орде, написанной его духовником игуменом Александром ок. 1319—1320 гг., говорится: «Яко же сей крепкий умомъ и терпеливый душею блаженныи и христолюбивый великий князь Михаило Ярославичь свое царство, уметы вменивъ, остави…»[128 - Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. СПб, 1999. С. 68.]. В уста одного из людей, собравшихся вокруг тверского князя, приведёенного в оковах на торг, игумен Александр вкладывает слова о его прежней царской власти: «Господине княже, видиши ли, селико множество народа стоятъ, видящи тя в таковой укоризне, а преже тя слышахом царствующаго въ своей земли»[129 - Там же. С. 84.].

Кроме того, Михаил Ярославич первым из великих князей владимирских официально принял титул «великого князя всея Руси»: «В послании к Михаилу константинопольского патриарха Нифонта адресат титуловался „великим князем всея Руси“. К князю Северо-Восточной Руси такой титул прилагался впервые. М. А. Дьяконов полагал, что титул „великий князь всея Руси“ был принят самим Михаилом. Нифонт лишь признавал новый титул русского князя. Точка зрения М. А. Дьяконова может быть отчасти подкреплена указанием на то, что Михаил первый ввел титул „великий князь“ в договорных грамотах с Новгородом Великим. В договорах, заключенных с Новгородом отцом Михаила Ярославом, и в ранних грамотах самого Михаила сохранялся титул „князь“, хотя грамоты были составлены от имени великих князей Владимирских»[130 - Кучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. М., 1974. С. 261.]. Таким образом, официально принимая на себя титул великого князя всея Руси и неофициально именуя себя царём, Калита следовал по стопам своего тверского предшественника.

Похвала Ивану Даниловичу называет в числе его основных достоинств правосудие, благочестие, благотворительность, а также то, что в годы его правления в «запустевшей Русской земле» установилась «тишина велия». О том же самом говорит и московская летопись: «седе князь великии Иванъ Даниловичь на великомъ княжении всеа Русии, и бысть оттоле тишина велика на 40 летъ и престаша погании воевати Русскую землю и закалати христианъ, и отдохнуша и починуша христиане отъ великиа истомы и многыа тягости, отъ насилиа Татарскаго, и бысть оттоле тишина велика по всеи земли»[131 - Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 90.]. Действительно, четыре с половиной десятилетия между 1281 г., когда началась вражда между Дмитрием и Андреем Александровичами, и 1328 г., когда была разгромлена Тверь, оказались отмечены почти непрерывными междоусобными войнами русских князей, сопровождавшимися татарскими вторжениями. Напротив, в годы княжения Калиты на Руси не было крупных междоусобных войн и татарских вторжений, хотя за это и приходилось платить внешней лояльностью хану и тяжёлыми поборами в ордынскую казну. «Тишина велия» продлилась и в правление его сыновей и захватила первые годы правления его внука. 40 спокойных лет между Щелкановщиной в 1327—1328 гг. и первой Литовщиной в 1368 г. дали Руси возможность собраться с силами, благодаря чему при Дмитрии Ивановиче она смогла выстоять в ожесточённой борьбе на два фронта – с Ордой и Литвой.

Семён Иванович Гордый (1340—1353)

В момент смерти Ивана Калиты его старший сын Семён находился в Нижнем Новгороде. 2 мая 1340 г. он вместе со своими братьями Иваном и Андреем отправился в Орду за подтверждением своих владельческих прав. Если верить сообщению Воскресенской летописи, претензии на великокняжеский титул выдвинули ещё трое русских князей: «И по немъ (т. е. Иване Калите) сопрошася князи Русстии о великомъ княжении: князь Костянтинъ Михаиловичь Тверьский, князь Василей Давыдовичь Ярославьской и князь Костянтинъ Васильевичь Суздальской, поидоста о великомъ княжении во орду»[132 - Воскресенская летопись. ПСРЛ. Т. 7. С. 237.]. Узбек дал ярлык на великое княжение Семёну Ивановичу, который 1 октября 1340 г. взошёл на владимирский стол. Однако его владения были существенно урезаны по сравнению с владениями Калиты – Нижегородское княжество было выделено из состава Великого княжества Владимирского и передано суздальскому князю Константину Васильевичу, брату Александра Васильевича, который владел Нижним Новгородом в 1328—1331 гг. как великий князь владимирский: «Того же лета седе въ Новегороде въ Нижнемь на Городце на княжении на великомъ Костянтинъ Васильевич [ь] Суждальскы»[133 - Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 54.]. Из этого можно заключить, что, несмотря на внешнюю лояльность московских князей, хан не доверял им и стремился не допустить их усиления.

Даже за урезанное великое княжение Семёну Ивановичу пришлось, по всей видимости, дорого заплатить. После возвращения из Орды он попытался собрать с новгородской Новоторжской волости чрезвычайную подать, но это вызвало возмущение новоторжцев, которые призвали к себе на помощь новгородцев: «В то же лето прииде князь Семеон из Орды и насла на Торжокъ дани брати, и почаша силно деяти. Новоторжьци же прислаша с поклономъ в Новъгород; и послаша Матфея Валфромеевича, и Терентия Даниловича с братомъ, и Валфромея посадница сына Остафьева, и Федора Авраамова с полкы; и ехавши, изгониша Торжокъ безъ вести, и изимаша наместьниковъ Михаила князя Давыдовиця, Ивана Рыбкина сына, и борцовъ, Бориса Сменова сына, и жены их и дети, и сковаша я»[134 - Новгородская I летопись младшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 352—353.].

В это же время в Брянске вспыхнуло восстание против ставленника Москвы князя Глеба Святославича, по-видимому, также вызванное дополнительными поборами в пользу Семёна Ивановича: «Тое же зимы злые коромолници, сшедшеся вечемъ, Брянци оубиша князя Глеба Святославича месяца дек [абря] въ 6 день, на память святаго отца Николы»[135 - Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 53.]. По сообщению новгородской летописи, возмутившихся брянцев безуспешно пытался успокоить митрополит Феогност, явно действовавший в московских интересах: «Тои же зиме месяца декабря въ 6 на Николинъ день убиша брянци князя Глеба Святъславица; и в то время и митрополит ту бяше, и не возможе уняти их, нь вышедше изъ церкви святого Николы»[136 - Новгородская I летопись младшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 353.].

Если в Брянске вмешательство митрополита закончилось ничем, то в Новгороде Семёну Ивановичу с его помощью удалось добиться признания себя князем и выплаты дополнительной дани: «Тои же зиме прииде князь Семеонъ с полкы в Торжокъ со всею землею Низовьскою; новгородци же почаша копити волость всю в город, а ко князю послаша владыку и Авраама тысячкого съ иными бояры, и доконцаша миръ по старымъ грамотамъ, на всеи воли новгородчкои, и крестъ целоваша; а князю даша боръ по волости, а на новоторжцех 1000 рублевъ; бяше же ту и митрополит; и присла князь наместьникъ в Новъгород»[137 - Там же.]. Однако Брянск всё-таки вышел из-под власти великого князя владимирского, вернувшись в зависимость от Смоленска, а тем самым и от Литвы. Таким образом, восхождение Семёна Ивановича на владимирский стол ознаменовалось потерей для великого княжения двух важных земель – Нижегородской и Брянской.

В конце 1341 г. умер хан Узбек, на ордынский престол вступил его сын Джанибек. В мае 1342 г. Семён Данилович отправился за подтверждением своих полномочий в Орду, куда уже до него выехали суздальский, тверской и ярославский князья. Джанибек оставил в силе решение своего отца о передаче Нижнего Новгорода суздальскому князю. Однако в следующем году Семён Данилович предпринял неудачную попытку вернуть Нижегородское княжество под свою власть: «Въ лето 6851 князь великии Семенъ Иванович [ь] сперъся съ княземъ Костянтиномъ Василиевичемъ Суждальскымъ о княжении Новагорода Нижняго и поидоша во Орду и яшася бояре Новогородскыи и Городечьскыи за князя Семена Ивановича, да съ нимъ и въ Орду поидоша. И бысть имъ въ Орде судъ крепокъ и достася княжение Новогородское князю Костянтину и выдаша ему бояръ, и приведени быша въ Новъгородъ въ хомолстехъ и имение ихъ взя, а самехъ повеле казнити по торгу водя»[138 - Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 55.]. Таким образом, Джанибек продолжил проводить политику своего отца по ослаблению власти великих князей владимирских.

Семён Данилович совершил ещё три поездки в Орду – в 1344, 1347—1348 и 1350 гг. Поездки 1344 и 1350 гг., по всей видимости, преследовали цель утверждения за Москвой рязанских владений на левом берегу Оки, которые были получены в обмен на московские владения на окском правобережье (в духовной грамоте младшего брата Семёна Ивана Ивановича они упоминаются как «отъменьныя места Рязаньская»). Целью поездки зимой 1347—1348 гг., видимо, было присоединение к Великому княжеству Владимирскому Юрьева Польского.

Существенную роль в ордынской политике Семёна Ивановича играла Литва. От своего отца он унаследовал враждебные отношения с литовскими князьями. Осенью 1341 г. Ольгерд, бывший тогда ещё только правителем Витебска, совершил поход на Можайск: «Тое же осени месяца ок [тября] въ 1 день, въ Покровъ святыя Богородица, пришедше Олгердъ съ литовьскою ратию къ городу къ Можаиску посадъ пожьгли, а города не взяли»[139 - Там же. Стб. 53—54.]. Эта акция определённо явилась ответом на русско-татарский поход на Смоленск зимой 1339—1340 гг. Цель похода также была выбрана не случайно – Можайск изначально входил в состав Смоленского княжества, но был захвачен, по всей видимости, Даниилом Московским в 1291 г.

Вскоре после похода Ольгерда на Можайск в Литве произошла смена власти – в конце 1341 г. умер Гедимин, назначивший преемником своего сына Евнутия в обход старших сыновей Ольгерда и Кейстута. Между Гедиминовичами началась борьба за власть, которая на некоторое время отвлекла их от внешнеполитических вопросов. В 1345 г. Ольгерд и Кейстут свергли Евнутия, который бежал в Москву, в то время как его брат и союзник Наримонт бежал в Орду: «Того же лета створися в Литве замятня велика: изгони город Вилно Алгердъ с братом Кестутиемъ, и князь великыи Евнутии перевержеся чресь стену и бежа въ Смолнескъ, а Наримонтъ бежа в Орду къ цесарю. Прибежа князь Евнутии въ Смолнескъ, побывъ ту мало, и поиха к великому князю Семеону на Москву, и ту его крести князь Семеонъ въ имя Отца и Сына и святого Духа, и наречено бысть имя ему Иоанъ»[140 - Новгородская I летопись младшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 358.].

Уже в 1346 г. Ольгерд совершил крупный поход на новгородские владения: «Того же лета прииха князь Литовьскыи Олгердъ съ своею братьею съ князи и со всею Литовьскою землею, и ста в Шелоне, на усть Пшаги рекы, а позывая новгородцовъ: „хочю с вами видетися; лаялъ ми посадникъ вашь Остафеи Дворяниць, назвал мя псомъ“. И взя Шелону и Лугу на щитъ, а с Порховьского городка и съ Опоки взя окуп»[141 - Там же. С. 358—359.]. Хотя сам Ольгерд назвал причиной своего похода оскорбление от новгородского посадника, его действия были определённо направлены против Семёна Ивановича Московского, который незадолго до этого посетил Новгород в качестве его князя: «Поиха владыка Василии на Москву къ князю и к митрополиту зватъ князя великаго в Новъгород, и тамо митрополит Фегнастъ благослови архиепископа новгородчкого Василья и дасть ему ризы хрестьцаты. Тои же зимы прииха князь Семеонъ в Новъгород на столъ, на Федорове недели, на Зборъ, седе на столе своем, правнукъ храбраго князя Александра; побывъ 3 недели в Новегороде, и поеха на Низъ о цесареве орудьи»[142 - Там же. С. 358.]. Пребывание в Москве Евнутия, которого как претендента на литовский престол Семён Гордый мог в любой момент использовать для борьбы с Ольгердом, должно было сильно беспокоить великого князя Литвы. Однако события, которые разворачивались в это время в юго-западной Руси, вскоре заставили Ольгерда решительно изменить свою позицию в отношении Москвы.

В 1340 г. Болеслав-Юрий Тройденович за свою прозападную политику был отравлен галицко-волынскими боярами. После этого литовский князь Любарт захватил Волынь, а польский король Казимир III – Галицкую землю. Однако, как только Казимир со своим войском вернулся в Польшу, галицкая знать во главе с боярином Дмитрием Дядько и князем Даниилом Острожским обратилась за помощью к хану Узбеку, обвинив Казимира в невыплате Орде дани с захваченной им Галицкой земли. Узбек выделил сорокатысячное татарское войско, которое вместе с галицкими отрядами вторглось в Польшу. По просьбе польского короля римский папа Бенедикт XII призвал правителей Чехии, Венгрии и Германии к крестовому походу. Войска под началом Казимира III в июле 1340 г. заняли оборону на правом берегу Вислы. Татарско-галицкие отряды в течение месяца разоряли привисленский край, но после неудачной осады Люблина вынуждены были отступить. Тем не менее, польскому королю на время пришлось отказаться от своих претензий на Галицкое княжество. Там стал править Дмитрий Дядько в качестве вассала литовского князя Волыни Дмитрия-Любарта.

Однако вскоре борьба за галицко-волынские земли между Польшей и Литвой вспыхнула с новой силой. В 1343—1344 гг. Казимир III захватил Санок и Перемышль. Дмитрий Дядько в последний раз упоминается в качестве правителя Галицкой земли в документе 1344 г. Из письма, написанного в 1347 г. греческим императором Иоанном Кантакузином Дмитрию-Любарту Волынскому, ясно, что к тому времени Галич уже находился под контролем этого литовского князя. Смиряться с этим польский король не собирался. Ещё в 1343 г. он заключил мирный договор с Тевтонским орденом, который развязал крестоносцам руки для войны с Литвой. В 1348 г. они нанесли крупное поражение литовским войскам на реке Стреве.

Наученный предыдущим горьким опытом, Казимир III также принял меры для привлечения на свою сторону Орды. В 1349 г. он заключил военный союз против Литвы с ханом Джанибеком. Ценой союза стало признание Польшей верховной власти Орды над галицко-волынскими землями и обязательство продолжать выплату дани с них в ханскую казну. В своей булле от февраля 1357 г. папа Иннокентий VI упрекал Казимира III за то, что тот выплачивает татарскому хану ежегодную дань за земли, завоёванные у «русских схизматиков»: «Магистру и братьям [Тевтонского ордена] стало известно, что ты заключил договор и союз с врагами веры татарами…, обязавшись платить хану татар ежегодную дань за определённую часть земли русских схизматиков, которую ты завоевал ценой крови множества христиан…»[143 - Vetera Monumenta Poloniae et Lithuaniae. Romae, 1860. №776. P. 581.].

Заручившись поддержкой крестоносцев и татар, польский король перешёл в решительное наступление против Литвы. В 1349 г. ему удалось захватить почти всю Галицко-волынскую землю за исключением Луцка: «Прииде король краковьскыи со многою силою, и взяша лестью землю Волыньскую и много зло крестианомъ створиша, а церкви святыя претвориша на латыньское богумерзъское служение»[144 - Новгородская I летопись младшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 358.]. Потерпев крупные поражения от крестоносцев и поляков, Ольгерд решил наладить отношения с Ордой. В 1349 г. он направил к хану Джанибеку посольство во главе со своим братом Кориатом с просьбой о военной помощи: «Того же лета помысли Олгердъ, князь Литовскии, послалъ въ орду къ царю Чанибеку брата своего Корольяда и просилъ рати у царя себе в помочь»[145 - Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 96.].

Русские летописные своды второй половины XV в. утверждают, что Ольгерд просил у хана войска «на князя великого на Семена», но это явный домысел их составителей. В тот момент основным врагом Литвы была Польша, и именно помощь против неё рассчитывал получить литовский великий князь, помня о союзнических отношениях между Литвой и Ордой, существовавших до 1331 г. Однако затруднительным положением противника решил воспользоваться Семён Иванович. Вслед посольству Ольгерда он направил в Орду своё собственное посольство, которое напомнило хану о недавнем разорении литовцами Новгородской земли, обязанной данью ордынцам. В ответ на это Джанибек выдал литовских послов представителям московского князя: «И то слышавъ князь великии Семенъ, погадавъ съ своею братьею, съ княземъ с Ываномъ и съ Андреемъ, и съ бояры, и посла въ орду Федора Глебовичя, да Аминя, да Федора Шюбачеева къ царю жаловатися на Олгерда. И слышавъ царь жалобу князя великаго, оже Олгердъ съ своею братьею царевъ улусъ, а князя великаго отчину испустошилъ, и выдалъ царь Корольяда, Михаила, и Семена Свислочьскаго, и Аикша киличеемъ князя великаго, и его дружину Литву; и далъ посла своего Тотуя, и велелъ выдати Корольяда и его дружину Литву князю великому Семену»[146 - Там же.].

В подобной ситуации Ольгерду пришлось пойти на нормализацию отношений с Москвой. В следующем году он прислал к Семёну Ивановичу послов с дарами, прося отпустить Кориата и его спутников. Просьба была выполнена, и в том же году примирение между Москвой и Литвой было скреплено браками Ольгерда и Любарта с русскими княжнами, родственницами московского князя: «Олгердъ, князь Литовскыи, прислалъ послы своя къ князю великому Семену Ивановичю за своего брата за Корольяда и за бояръ, и за его дружину, за Литву съ многими дары, просяще мира и живота своеи братье, и много сребро отложилъ. Князь великии Семенъ приа любовь и миръ многъ вземъ, и отпусти Корьяда и его дружину Литву въ свояси. Того же лета прислалъ князь Любортъ изъ Велыня своихъ бояръ къ князю великому Семену бити челомъ о любви и испросити сестричну его за себе у князя Костянтина Ростовскаго, и князь великии приялъ въ любовь его челобитье, пожаловалъ и выдалъ свою сестричну въ Велынь. Того же лета князь Литовскыи Олгердъ прислалъ свои послы бити челомъ князю великому Семену, просити за себе свести княжи Семеновы, княжны Ульяны, княжи дщери Александровы Михаиловичя Тферского, и князь великии Семенъ Ивановичь, доложа Феогноста митрополита, и выдалъ свою свесть за Олгерда князя»[147 - Там же. С. 96—97.].

Мир с Москвой позволил Ольгерду перейти в контрнаступление на поляков. Уже в 1350 г. литовцы отвоевали всю Волынь и Берестейскую землю, но большая часть Галицкой земли осталась под властью Польши. В 1351 г. поляки совершили поход на Берестейщину, а в 1352 г. – на Белз и Владимир, но в обоих случаях успеха не добились. Решающую роль в этой борьбе сыграл переход татар со стороны Польши на сторону Литвы. По сообщению Яна Длугоша, в 1352 г. большая татарская орда, приглашённая Ольгердом, напала на «подчинённое Польскому королевству Подолье»[148 - Dlugosz J. Roczniki czyli kroniki slawnego Krolewstwa Polskiego. Warszawa, l975. T. 5, ks. 9. S. 337—338.].

В том же году стороны заключили компромиссный мир, по которому Польша получила Галицкую землю и часть Подолья, а Литва – Волынь и Берестейщину: «Открытый переход Орды на сторону Ольгерда существенным образом изменил соотношение борющихся сил. Осознав бесперспективность продолжения борьбы при таком обороте дел, Казимир в 1352 г. пошел на компромисс с Ольгердом. В силу достигнутого соглашения Галицко-Волынская Русь была разделена между польским королем и литовским князем. Казимир получил земли Люблинскую и Галицкую, Ольгерд оказался обладателем Владимира, Луцка, Белза, Холма, Берестья. Нетрудно видеть, что в подготовке этого соглашения активную роль сыграла ордынская дипломатия, что условия компромисса были не только во многом подготовлены ордынской державой, но, возможно, и дипломатически санкционированы самим ханом Джанибеком в 1352 г.»[149 - Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975. С. 53.]. Подтверждением данной точке зрения служит сам текст договора, который содержит, в частности, следующее условие: «Аже поидуть та [та] рове на ляхы, тогды руси неволя поити ис татары»[150 - Пам’ятки украiнськоi мови. Грамоти XIV ст. Киiв, 1974. №14. С. 30.]. Польша и Литва признают русское население волынских земель, перешедших под литовский контроль, военнообязанным перед татарами, то есть верховная власть над юго-западной Русью остаётся у Орды.

Занятостью Ольгерда войной с Польшей и разгоревшейся между ним и его братом Кейстутом враждой решил воспользоваться московский князь. В 1352 г. он совершил крупный поход на Смоленское княжество: «Въ лето 6860 князь великии Семенъ Ивановичь, събравъ воя многи, и поиде ратью къ Смоленску въ силе тяжце и велице, а съ нимъ братья его князь Иванъ, князь Андреи и вси князи съ ними, и дошедше Вышегорода на Поротве, ту усретоша его послове отъ князя Литовскаго, отъ Олгерда съ многими дары о миру. Князь же великии Семенъ, не оставя Олгердова слова, миръ взялъ, а послы отпустилъ съ миромъ, а самъ подвижеся еще къ Угре, хотя ити къ Смоленьску, и ту приехаша къ нему послове Смоленскыя. Князь великии стоялъ на Угре недель 10, оттоле своя послы посла въ Смоленескъ, и миръ взяша, а самъ увернулъся на утре и поиде къ Москве и рати розпусти, и разъехашася»[151 - Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 97—98.].

Этот поход стал кульминацией усилий Семёна Гордого по возвращению под власть Великого княжества Владимирского смоленско-брянских земель, перешедших под контроль Литвы. Уже в 1341 г., сразу же после похода Ольгерда на Можайск, его младший брат Иван Иванович «оженися у князя Дмитрея у Брянскаго»[152 - Там же. С. 94.]. В 1345 г. сам Семён Иванович женился на дочери младшего члена смоленской династии Фёдора Святославича, княжившего в Вязьме и Дорогобуже: «князь великии Семенъ Ивановичь женился въдругие у князя Феодора у Святославичя, поялъ княгиню Еупраксию»[153 - Там же. С. 95.]. Видимо, положение союзника московского князя в Смоленской земле, верховный правитель которой признавал власть Литвы, было неустойчивым, и именно поэтому Семён Иванович перезвал тестя к себе на службу и дал ему во владение Волок. В 1348 г. смоленская рать участвовала на стороне Литвы в битве с крестоносцами на Стреве, закончившейся катастрофой для литовских войск.

Поход 1352 г. привёл к возвращению Смоленска и Брянска под власть великого князя владимирского. Летопись не говорит об этом прямо, но такой вывод можно сделать из сообщений о русско-литовских переговорах 1494 г. Тогда представители Ивана III предложили литовскому послу Петру Яновичу заключить мир, «как было при наших прадедах при великом князе Семене Ивановиче, и при великом князе Иване Ивановиче, и при его (т.е. литовского великого князя Александра) прадеде при великом князе Олгерде», «чтоб [литовский посол] кончял по великого князя Семенову докончянью и по великого князя Иванову». Однако представитель великого князя Александра «отговаривал те докончания стариною да незгодою Ольгердовою с Кестутьем»[154 - Сборник Русского исторического общества. СПб, 1882. Т. 35. С. 114, 115.]. Дополнительные сведения об интересующих нас событиях содержит наказ Литовской рады послам, отправленным в Москву в 1503 г., в котором говорилось: «А будут ли мовити о записы…, которыми ж великии княз Олькгирд поступил и записал земли великому князю московъскому, ино отказати, иже тот княз был нят и был прынужон на все дозволити, как то нятыи и досветъчать, как ся им видело, у которых он был у моцы»[155 - Акты, относящиеся к истории Западной России. СПб., 1848. Т. 1. №203. С. 349.].