Шло все нормально, но вдруг Илонов остановился:
– Дима, бежевая, говоришь, с табличкой золотистой?
– Да, а что?
– Такая? —Илонов протянул фото, на котором на заднем плане в буфете у стенки была хорошо видна бежевая коробка с металлической желтоватой пластинкой.
– Ну ка. —Семенов взял фото в руки, рассмотрел подробней, да, действительно, коробка стояла именно там, где сегодня показала мать Заманцева. -Вот так-так. —Семенов усмехнулся, -И как же это понимать? Знаешь, Саша, а ведь, похоже, что друг пострадавшего в лидеры по подозреваемым выходит. Хотя… Разве что кто-то прихватил эти ложки или сама хозяйка припрятала.
– А зачем?
– Хороший, Саша, вопрос. Вот именно: ей-то это зачем? Друга сына подставить? Знаешь, давай пока не будем ей это показывать, пусть считает, что украли. Ну, или что задумка удалась.
И друзья продолжили собирать дело.
***
Сегодня был вторник, и в 18.00 должно было состояться заседание литобъединения «Признание». Семенов решил воспользоваться этим, чтобы поговорить со всеми членами объединения и его руководителем. Авось, что-то удастся узнать еще о Заманцеве. Хотя, пожалуй, было бы и лучше расспросить их поодиночке.
Весна все разгоралась, когда Семенов, шел по набережным до здания клуба, где должно было состояться заседание. На входе он предъявил удостоверение и спросил, где будут заседать сегодня поэты.
– На втором этаже должны бы. Там, – охранник указал на лист бумаги у зеркала, -расписание посмотрите.
Семенов поблагодарил его, посмотрел расписание и отправился на второй этаж, но пока аудитория была закрыта и он сел в одно из больших мягких кресел в холле неподалеку.
Вскоре в соседнее кресло, подергав ручку двери той же аудитории, села высокая девушка в клетчатой юбке, берете и джинсовом жакете. На шее ее было надето большое кожаное кольцо со стразом.
Семенов не стал терять время и перешел к разговору:
– Вы на «Признание»?
– Да, а я вас что-то не помню, вы тоже стихи пишете? —Семенов рассмеялся:
– Сейчас нет. Я – следователь, расследую нападение на Заманцева, хочу вот расспросить тех, кто его знал: не было ли у него каких либо врагов, конфликтов?
Она задумалась:
– Нет, не припомню, он хорошие стихи писал, нравилось всем. Мне бы так писать, на каждое заседание новые. Ведь его Тарас Игнатьевич останавливал даже, говорил: «Не торопитесь, Заманцев, отшлифовывайте стихи», а потом то слова показывал как переставить, то какое слово подсказывал на замену и действительно лучше было.
А мне говорил: «Ну что у вас за ахматовщина Аня, эпигонство какое-то! Будьте собой! Да еще из ритма выбиваетесь постоянно, стихи неясно о чем», -Она засмеялась, -А у меня как пишется, так пишется и ничего не поделать!
Этот поток надо было направить в нужное русло
– Погодите, давайте представимся. —он достал удостоверение, -Дмитрий Семенов, следователь.
– Анна Крякина. Это в миру, а в поэзии – Алевтина Томская.
«Вот так вот, -мысленно улыбнулся Семенов, -что делать, если фамилией не вышел? Хотя бы необычную взяла», но вслух он сказал:
– А вы не знаете, почему Петр решил уйти?
– Да там случай вышел дурацкий: после того, как их с Володей на конкурс выдвинули, мы ждали пока Тарас Игнатьевич подойдет, скучно было и Петр начал изображать сперва поэтов разных, Пушкина, Маяковского, а потом взял и Тараса Игнатьевича изобразил, ну как он стихи разбирает.
– И что?
– И тут сам Тарас Игнатьевич и пришел!
– Да-а, Семенов не смог сдержать смех, -неудобно вышло.
– Вот он и ушел. Так еще там так было: Тарас Игнатьевич вот тут стоит и говорит ему, -она порылась в телефоне и зачитала: «Заманцев, вы когда-нибудь слышали: «Мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери?». А Петя и отвечает: «Да, это Сальери Моцарту говорит». Ну, тут Тарас Игнатьевич уже совсем красный такой мимо него прошел. После этого Петя и не ходил.
«Ну что ж, -подумал Семенов, -конфликт налицо. Только не Петр зарезал руководителя объединения. Или сам руководитель не отравил, так хоть зарезал? Неделю ждал? Странно»
Тем временем, подошло еще несколько человек, и наконец, между креслами, звеня ключами, быстро прошел седой сутулый человек в сером пальто и открыл аудиторию. Вот и преставилась отличная возможность поговорить с таинственным Тарасом Игнатьевичем.
Пока он еще не вошел в аудиторию, Семенов окликнул его:
– Тарас Игнатьевич, можно с Вами поговорить? —тот повернулся:
– Да, конечно, а вы стихи принесли?
– Нет, я следователь Семенов, вы слышали, что было нападение на члена вашего объединения?
– Нет, пока не слышал, а на кого именно?
– На Петра Заманцева, он сейчас в больнице, мы проверяем все его связи. Извините, а Ваша фамилия как?
– Заходский. Давайте поговорим не здесь, пойдемте на улицу, все равно я курю перед заседанием минут десять.
– Давайте. -они вышли на теплую вечернюю улицу, руководитель выбил сигарету из пачки, закурил, -Спрашивайте.
– Видите ли, пока мы выявили у него только один конфликт – с вами. Хотя просто непонятно, как он мог к этому преступлению привести, но вы не расскажете своими словами, что там произошло?
– Ничего там не произошло. —Тарас Игнатьевич раздраженно бросил в урну недокуренную сигарету, -Видимо, после подачи заявки, Петр решил, что теперь ему сам черт не брат и решил посмеяться и надо мной, и над тем, что для меня было свято. Если бы он просто спародировал меня, это бы я ему простил, но он решил показать, как я будто бы с презрением разбираю стихотворение Мандельштама «Ленинград». У меня к Мандельштаму отношение святое, я все о нем знаю. Его пародию я повторять не стану.
И сравнение его меня тогда тоже крепко задело. Я ему не Сальери просто потому, что я знаю, что я не поэт, и не пытаюсь поэтом казаться. Я литературовед, и с мнением моим считаются. —он вздохнул и продолжил, -Через дня два я успокоился уже, но он больше не пришел. Заявку на него пришлось снять. А на самом деле я сам же и виноват – вылез со своей фанаберией. И с чего я решил, что только я Пушкина и читал? Вот и вышло, что ученик превзошел учителя, а потом я уж и вовсе нехорошо поступил – сказал охраннику – пусть передаст Петру, что тот здесь не угоден. Извините, я старомодно выражаюсь.
– Ничего, а вот вы говорите все: «конкурс», «заявка», а это что за конкурс?
– А, да, я не заметил, что и не объяснил. В Литературке был объявлен поэтический конкурс с призами от десяти до ста пятидесяти тысяч и отдыхом творческим в санатории. А посылать можно только от литобъединений.
– И вы Заманцева на конкурс направили?
– Не только, еще Меркулова. —«Опять Меркулов, -подумал Семенов, -да что ж такое!», -У него тоже стихи неплохие, хотя какие-то грустные и нежные. Немужские какие-то стихи, даже странно.
– Ну, всяко бывает… -после этих слов Тарас Игнатьевич посмотрел косо:
– Это вы на декаданс намекаете? У него так-то девушка имеется. Просто как-то он так раскрывает все с женской стороны хорошо… Немногие женщины так сумеют. Детские у него тоже часто получаются.