Дом у реки

Надвигался Новый год. Новый год – это мой самый любимый праздник. Тридцать первого декабря мы с папочкой утром отправились в тайгу искать нашу красавицу.

– Папочка, смотри, какая пушистая пихточка, так и просится к нам в избу на Новый год, – сказала я, увидав лесную красавицу.

– А и правда, наш размерчик, – ответил папа, подошел к лесной красавице и чуть-чуть ударил её по стволу.

В следующую секунду с мохнатых лап пихты стали опадать миллионы снежинок, искрящихся в лучах солнца. Через час эта лесная красавица стояла у нас в горнице.

Мама управлялась на кухне. Она запекала в духовке утку с черносливом. Я умело помогала крошить ей московский салат.

– Мамочка, а мы грибы со сметаной сделаем? – спросила я.

– Да, конечно, Дуся. Полезай в погреб и найди там литровую банку. Смотри, там в литровых есть маслята и белые. Ты какие больше хочешь? – спросила мать Полина.

– Конечно же, белые, – ответила я и устремилась в погреб.

На обратном пути я споткнулась о половицу и грохнулась. Стеклянная банка с грибами разлетелась вдребезги.

– Вот и поели грибочков. Дуська, ты чего такая безрукая? – спросила мать.

– Мама, я нечаянно, – ответила я.

– Нечаянно, под ноги смотреть надо, – сказала мать. – Давай бери совок и тряпку и прибирай за собой.

– Дусенька, ты не поранилась? – спросил папа.

– Нет, папочка, все нормально, только грибы жалко, – ответила я.

– Да чего их жалеть, у нас их полпогреба, – ответил папа и поцеловал меня в лоб, ласково потрепав по голове…

Уже через час я наряжала нашу лесную красавицу. В доме царил запах свежей хвои и мандаринов, которые по блату папа привез из Покровки. Я встала на табуретку и стала устанавливать красную пластмассовую звезду на голову нашей лесной красавицы. Затем я развешивала разноцветные шары и игрушки на пышные лапы пихты, ещё утром растущей в заснеженной тайге. В дополнение я разбросала по веткам белую вату, которая была похожа на снег.

– Папа, мама, идите смотреть, наша елочка наряжена! – позвала я родителей.

Через пару секунд они заглянули в горницу.

– Ух и красиво ты пихточку украсила! Правда, мама? – спросил отец.

– Да, красиво, – ответила мать и пошла дальше готовить праздничный ужин.

Вечером вся моя семья сидела за праздничным столом. На столе громоздилась огромная запеченная утка, московский салат, белые грибы в сметане и вареники с картошкой.

– Дусенька, а ты под елку заглядывала? – ласково спросил папочка.

– Нет, – ответила я.

– Ты знаешь, когда ты ходила переодеваться в свою комнату, мне показалось, что в избу кто-то заходил. Может, и Дед Мороз, я не разглядел, – сказал папа и улыбнулся.

Я вскочила со своего стула и побежала к нашей лесной красавице. Под пихтой я увидела небольшую коробку, перевязанную красной тесьмой в виде банта. Я с любовью посмотрела на родителей и принялась развязывать тесьму. Через несколько секунд моему взору предстала удивительная кукла, одетая в вечернее синее платье, с роскошными белыми волосами и длинными черными ресницами. Именно о такой я давно мечтала.

– Папочка, мамочка, спасибо вам, это самый лучший день в моей жизни. Именно о такой кукле я давно мечтала, – закричала я и повисла на шее родителей.

– Дуська, ты меня сейчас задушишь, – сказала мать.

– Мама, большое вам спасибо, я вас люблю, – сказала я и поцеловала в щеки мать и папочку.

Весь вечер мы сидели за праздничным столом и болтали на различные темы.

– Полина, утка просто божественная, – сказал папа, закидывая в рот очередной кусок птицы.

– Да, мамочка, просто пальчики оближешь, – сказала я.

– Ну вот, я рада, что вам понравилось, – ответила мать.

– Так, доченька, бери свой стакан с соком и говори тост, – говорит папа и улыбается.

Я беру свой стакан с малиновым соком, вытягиваю руку вперед и говорю:

– Я хочу выпить за то, чтобы в нашей семье никто не болел, чтобы мы были дружными и счастливыми, чтобы мама почаще улыбалась, чтобы всё, что мы задумаем, – сбывалось.

– Ай, спасибо, – говорит папа, и мы чокаемся стаканами.

– С Новым годом, – говорит папа…

Прошло несколько дней.

– Полина, я завтра на два дня уйду на дальнюю заимку. Надо обновить корм для оленей и зубров в кормушке. А то морозы совсем лютые, и животина в такие морозы без еды не выживет.

На следующее утро отец отправился на дальнюю заимку. День пролетел очень быстро, я весь день помогала матери по дому, вязала шерстяные носки, перебирала в погребе картошку и овощи, помогала убирать избу и готовить. Уставшая от домашней работы, добравшись до своей кровати, я быстро провалилась в сон. Мне снилось, что мы с папой и с мамой идем по лугу. Я собираю разноцветные цветы и делаю из них венки. Первый венок я одеваю на голову папе, второй – маме, ну а третий – себе. Светит солнышко, вокруг парят разноцветные бабочки и стрекозы, слышится пение соловушки. На душе от этого так тепло и хорошо.

Какой-то посторонний шум отрывает меня ото сна. Я открываю глаза: в избе темно. Из соседней горницы доносится легкий скрип. Глаза постепенно привыкают к темноте, и я уже могу разглядеть очертания мебели в своей комнате. Я потихонечку вылезаю из-под одеяла и на цыпочках крадусь по своей комнате. Я потихоньку отодвигаю покрывало, висящее у меня вместо двери, и крадусь к покрывалу, прикрывающему вход в папину и мамину комнату. В полумраке ночи я слышу, как кто-то стонет. Я потихоньку отодвигаю край покрывала в сторону и через маленькую щелку смотрю. В полумраке ночи я вижу на стуле форменный китель милиционера и фуражку. Дальше в полумраке ночи я вижу, как моя мать сидит на дяде Коле, милиционере, сверху, и она полностью раздетая. В этот момент я вижу, как мать смотрит в мою сторону. Быстро отпустив покрывало, я бегу в свою кровать и укрываюсь с головой. Через несколько секунд чья-то рука поднимает одеяло, и я вижу мать Полину, которая смотрит на меня в полумраке ночи.

– Скажешь отцу, что видела, придушу, – говорит зло мать. – Ещё раз будешь подсматривать за мной, придушу, ты меня знаешь.

Я просто лежу и молчу. На моих глазах начинают выступать слезы. Мать разворачивается и выходит из моей комнаты. Через некоторое время я снова слышу скрипы и стоны, которые продолжаются всю ночь. Я не хочу и не могу слышать эти звуки, я закрываю уши своими ладошками и плачу. Подушка от моих слез полностью промокла. Утром я слышу, как мать провожает милиционера дядю Колю и закрывает за ним дверь. Затем она проходит в мою комнату. Я притворяюсь, что я сплю. Мать подходит к кровати и трясет меня за плечо. Я открываю глаза и смотрю на неё.

– Ты меня поняла, Дуська? Если отец что-нибудь узнает, я отведу тебя на реку, привяжу к ногам камень и сброшу с обрыва, и ты потонешь, как твой дед, – зло говорит мать. – Ты меня поняла?

– Да, мамочка. Я поняла, – говорю я и начинаю целовать ей руки. Мне сейчас очень страшно. А что если мать передумает и сейчас привяжет камень к моим ногам и сбросит меня с обрыва в речку?

– Запомни, хоть одно слово, и тогда ты знаешь, что я сделаю с тобой, – говорит мать и выходит из комнаты.

Весь день я боюсь попасться матери на глаза. Мне страшно от того, что мать может со мной сделать. Я знаю её характер. Быстрее бы пришел папа. Но он придет лишь завтра. Сердце, мне кажется, вот-вот выскочит из моей груди. Несколько раз я встречалась взглядом с глазами матери. Она зло смотрит на меня, и от этого моё сердце то замирает, то бешено стучит. После обеда мать идет в сарай доить корову Зорьку. Я боюсь оставаться дома на ночь и принимаю для себя единственно правильное решение – идти на дальнюю заимку к отцу. Папа не даст меня в обиду. Он не позволит матери привязать мне на ноги камень и бросить в реку. Я быстро надеваю теплые вещи, сверху надеваю свой маленький овчинный тулуп, валенки, а голову повязываю теплым платком и выхожу из избы. Погода на удивление солнечная, но мороз крепчает. Если идти быстро, то через четыре часа я буду на дальней заимке. Кинув прощальный взгляд на избу, я, ускоряя шаг, устремляюсь в тайгу. Лучи яркого солнца, отсвечивая от снега, слепят мне глаза, и приходится жмуриться. От быстрой ходьбы мне становится жарко. Постепенно мое волнение успокаивается, и я теперь знаю, что папа всё поймет и защитит. Дорога на дальнюю заимку для меня знакома, и я без особого труда прокладываю свой путь к отцу. Высокие сосны грациозно красуются по обе стороны убегающей вдаль заснеженной дорожки. Вот на одной из заснеженных лап сосны мелькнула рыжая белка. Немного посидев, она с силой оттолкнулась и, словно заправский гимнаст, взвилась в воздух по направлению к соседней сосне. Легкий шлейф снега указал направление удаляющегося зверька.

– Привет, Аленка, – крикнула я и радостно помахала рукой рыжей подружке. Она на минуту замерла на снежной лапе величественной сосны. Снежные искринки, переливаясь в лучах солнца, посыпались на землю.

Я подошла к сосне, на которой сидела Аленка. Достав из кармана краюшку хлеба, я раскрошила его на свою ладонь, а второй рукой постучала по огромному стволу исполина. Белка, опустив голову, стала внимательно смотреть на меня. Затем она в несколько прыжков спустилась чуть ниже. Лежащий на лапах сосны снег облаком полетел на меня и попал мне за шиворот.

– Аленка, ну что ты делаешь? Можешь поаккуратней спускаться? Давай, скорее иди ко мне. Смотри, я тебе хлеба накрошила, – сказала я рыжей подружке.