– Ты другой.
– О чем ты?
– Ты выше, у тебя другие черты лица, не такие грубые, ты похож на аристократа. И у тебя другие мышцы.
Я молча улыбнулся ей, а она продолжала:
– Вот так посмотришь на тебя и подумаешь, что ты дохляк, увидишь в деле и поражаешься, как ты можешь вытворять такое.
– Про какое дело ты сейчас говоришь, про то самое, чем мы сейчас занимались?
Она хихикнула и опять ущипнула меня:
– Да нет же, хотя в этом деле ты тоже такое вытворяешь…
– Кошка, перестань щипаться, у меня уже тело за неделю синяками покрылось.
Она никак не прокомментировала мою уже неоднократно выраженную просьбу и еще раз ущипнула меня:
– Знаешь, это словно сравнить большую деревянную дубину и меч. Дубина выглядит устрашающе, массивно, может даже приложить хорошо, но она тяжелая, медлительная и неповоротливая. И уступает мечу. А ты, словно меч, сухопарый, со стремительными движениями, и я бы не сказала, что ты слабее тех, кто по утрам в моем лагере таскает огромные мешки, хотя тренировки твои кажутся для меня довольно странными. То встанешь между двух деревьев, упрешься в них руками, словно пытаешься сломать, то висишь вниз головой.
– Перетаскивание тяжестей увеличивает мышцы, но несмотря на свой размер, они все же мягкие и если сильно ударить по такой мышце она отказывает. И человек не может даже поднять руку.
– Никогда про такое не слышала.
– Такому мало где учат. А меня тренировали таким образом, чтобы мышцы росли минимально. Я не таскал мешки, меня запирали в стальной ящик метр на метр, и я упирался в его стенки.
– Метр? – Ларна удивленно подняла бровь
Я отвел руку в сторону и коснулся рядом со своим плечом другой рукой:
– Метр – это вот примерно отсюда и до кончиков пальцев.
– И долго там тебя держали?
– Это уже зависело только от меня, они замеряли силу, с какой я давлю на стенки, и как только я выполнял норму, выпускали. Иногда приходилось сидеть там целый день.
– Странные какие-то тренировки.
– Ты даже не представляешь, сколько всего другого странного было еще.
– Удиви меня уже.
– Ходил по натянутым между деревьями веревкам, спал на битом стекле, висел подвешенным за ноги, и прочее, прочее, прочее.
– Интересно тебя тренировали, как ассасина какого-то.
– Мне уже тоже кажется, что из меня делали убийцу.
Опять щипок… я не выдержал, скрутил ей руки, подобрался снизу и укусил за попку. Она взвизгнула:
– Синяк же останется!
Я нежно погладил укушенное место:
– Ну, сколько уже можно щипаться безнаказанно?
– Никто не имел такой наглости, чтобы кусать меня за зад. Ты не боишься лишиться моей благосклонности и, возможно, жизни?
Я улыбнулся:
– Не боюсь
– Почему?
– Потому что это – не благосклонность.
– И что же это?
– Ты – моя женщина.
– Ну раньше я тоже была чьей-то другой женщиной. Вот сейчас он слоняется по лагерю, бросая злые взгляды на тебя.
– Неа.
– Я тебя не понимаю.
– Ты просто с ним спала. А теперь ты – моя женщина. Не проходящая, не на недельку. Я никуда от тебя не уеду, если я решу уехать, то заберу тебя с собой.
– Мое мнение по данному вопросу тебя не интересует?
– Неа.
Ларна слегка прикусила меня где-то в районе ребер, опуская голову так, что были видны лишь одни хитрые глаза:
– Уверен, что ты мне не надоешь?
– Всем нутром чувствую, что это судьба. А если ты решишь меня бросить, я тебя убью.
Она громко рассмеялась и очередной раз ущипнула меня:
– Буду иметь ввиду, чтобы первой тебе всадить нож, пока ты спишь.
Теперь мы уже смеялись вместе. Она легким движением скользнула выше и прошептала, кусая мочку уха:
– Ненавижу тебя. Если ты меня бросишь, убью.
Я взял ее за подбородок, поцеловал в кончик носа и прошептал: