Афганский синодик

Все восемнадцать человек были без знаков отличия, в защитной форме песочного цвета, на головах кепки с козырьком, их называли кубинками. Командир поговорил с охраной и представил отряд как группу сопровождения высокого руководства, которое пришло на приём к Якубу. В самое пекло пошли те, кто направлялся к Якубу. Это был командующий 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Иван Фёдорович Рябченко, с ним два его офицера-десантника, четвёртым был офицер КГБ, советник армии Афганистана. Все без знаков отличия.

Группа зенитовцев беспрепятственно проникла в штаб и по два-три человека распределились по зданию. Кому где находиться было обговорено заранее. Виталий с Борисом поднялись по широкой лестнице на последний этаж. Им надлежало держать оборону у министерского буфета.

На площадке стоял боец из охраны генштаба – смуглый верзила. Два не два, но около этого ростом. Охраняли здание в основном пуштуны. Виталий, широко улыбаясь, шагнул к своему «подопечному», протянул пачку сигарет. Сам занял позицию, чтобы просматривался коридор, лестница… Слух ловил все звуки. Площадкой ниже краснодарец Толик Игнатьев усыплял бдительность ещё одному охраннику – громко говорил ему по-английски. Как потом выяснилось – многие афганцы в генштабе знали русский, учились или стажировались в Советском Союзе. «Верзила» взял дружелюбно протянутую Виталием пачку сигарет, это был «Союз-Аполлон», рассматривая рисунок космических кораблей, сказал по-английски «космос», достал сигарету, Виталий чиркнул зажигалкой, подопечный наклонил голову к огоньку, и тут раздался взрыв… Охранник, выхватил револьвер…

В соответствии с планом ровно в половине восьмого группа зенитовцев взорвала в центре города коммутационный узел связи, который обеспечивал секретную телефонную связь с важнейшими военными и гражданскими объектами страны. Он находился в бетонном колодце. Взрыв был сигналом начала операции «Шторм-333», цель которого – свержение правительства Амина.

На следующий день Виталий проезжал с командиром мимо министерства связи, притормозили у воронки – метров десять в диаметре, метров пять глубиной.

Группа выдвинулась к колодцу минут на десять раньше группы Виталия. Как потом рассказывали ребята-подрывники, крышка колодца перед министерством связи была накрепко закрыта. Не канализационный люк – поддел и залазь. Это не смутило зенитовцев. Операция по государственному перевороту прорабатывалась во всех мелочах. Накануне на другом конце города был найден колодец с такой же крышкой. На нём подрывники опробовали специальные щипцы. Не подвёл инструмент и при закладке взрывчатки. Предварительно командир группы подошёл к охраннику, что стоял в будке у министерства. Тот обеспокоено спросил, что за люди у колодца. На это имелась легенда: душманы ночью поставили мину, сапёры приехали обезвредить. В колодец оперативно заложили пятьдесят килограммов тротила, часовой механизм поставили на половину восьмого… Охранника с будкой взрывной волной отбросило метров на сто. Но остался жив бедолага…

«Верзила», подопечный Виталия, услышав взрыв, выхватил револьвер… Взвести курок Виталий не позволил короткой очередью из автомата. «Верзила» рухнул. Борис-барнаулец закричал:

– Сзади!

Виталий, поворачиваясь, нанёс удар в шею нападавшему. Это был китаец-официант, он прыгнул из буфета. От удара китаец сник. Виталий схватил его за шиворот и сунул в ближайший кабинет, захлопнул дверь. Китаец не сопротивлялся, но оказался шустряком, – мгновенно закрылся изнутри. Сознание Виталия отметило: «Замок клацнул, значит, клацнет, когда станет открывать – услышу».

Позже выяснится сущность официанта. Он был вовсе не мелким подавалой – «отнеси-принеси-приготовь» – кадровый китайский разведчик. Таки ухитрился удрать при выводе из генштаба пленных и передаче их нашим военным.

– Вот тебе и кухня, – прокомментирует Борис-барнаулец сей факт, – в генштабе жучара окопался, мотал себе на китайский ус, что болтают за первым-вторым и компотом афганские генералы, при случае мог легко травануть нужного человека!

Кстати, Амина и его окружение за обедом притравили в день штурма в соответствии со спецакцией. Но не совсем как планировалось, яд начал действовать не замедленно, а тут же. Поступила команда: вытащить Амина. То Стёпа, то не Стёпа, то отравить, то таскай назад – реанимировать. Послали двух полковника советской медслужбы. Они привели в чувство Амина, реанимировали кое-как, а тут начался штурм дворца. Один доктор погиб… И реанимированного Амина застрелили…

Это станет известно на следующий день…

Подопечный Бориса был пониже, чем у Виталия, но тоже не слабый афганский парень. На звук взрыва обхватил обеими руками Бориса, мешая тому распорядиться автоматом. Борис отшвырнул охранника на лестницу, пуля достала в полёте…

Виталий затолкал китайца в кабинет, повернулся в сторону лестницы и за спиной раздался выстрел, стрелял полковник кановец – контрразведка Амина. Он выскочил из двери напротив, сделал ещё выстрел из пистолета и бросился от Виталия. Виталий достал его короткой очередью. И тут же над головой засвистели пули. Стреляли из дальнего конца коридора. Виталий прижался спиной к стене, рядом была дверь кабинета, осторожно потянулся к ручке, дёрнул – закрыто.

Борис стоял на лестничной площадке, которая не простреливалась.

– Ко мне! Перебежками! – крикнул Виталию.

– Иду, – ответил тот.

И остался на месте, что-то подсказало: «Не спеши». Это спасло. Услышав русское «иду», афганец, что сидел в шаге от Виталия, за той самой дверью, которую тот только что дёргал, выстрелил вслепую из АК-47, но рассчитал чётко. Как потом вспоминал Виталий: «У меня шерсть на голове дыбом встала, аж кепчонка поднялась! Не притормози я – черепок бы снесло!» Пули прошли у лица, ударили в стену. Подбежал Борис, схватил массивную вешалку на стойке, выбил филёнку у дубовой двери, Виталий швырнул гранату. Кабинет после взрыва огрызнулся очередью. Виталий бросил ещё одну гранату…

Короткое время раздавались выстрелы в разных концах здания, потом всё стихло. Тишина была обманчивой. Явно, где-то затаились афганцы. Но не все, кто-то посчитал благоразумнее поднять руки вверх. Таких оказалось немало, пленных стали направлять к Виталию и Борису, министерский буфет был идеальным местом для них. Внизу оставлять нельзя, охранять такую ораву некому, значит, могут в окна повыскакивать. Операция была продумана до мельчайших деталей, но эта проблема не обсуждалась, инструкций никто не давал. «Обыскивать и связывать», – принял решение Виталий. Чем вязать? Ремни никто не заготовил. Виталий штык-ножом резал ковры и шторы на ленты. Ими связывал. Предварительно обыскивал пленного, затем заводил ему руки назад – несколько быстрых движений и готов. Следующий… Борис с автоматом держал под прицелом несвязанных. Ситуация сверх напряжённая. Пленные, пусть безоружные, и у Виталия автомат на ремне болтается, но если такая масса повалит гурьбой – ничто не поможет. Виталий несколько раз громко, чтобы до пленных дошло, сказал Борису:

– Если начнут – коси очередями! Не жалей меня! Иначе не успеешь!

И на английском повторял.

Через несколько дней Виталий спасёт Бориса. Да и себя. В Кабуле втроём зашли в магазинчик на так называемом Грязном рынке (был ещё Зелёный). Борис с Иваном из Кургана подошёл к прилавку. Виталий предусмотрительно, контролируя ситуацию, остановился чуть сзади. Вдруг клацнул затвор. Виталий ребром ботинка ударил в ногу афганца, тот успел нажать на курок, пуля попала Борису в ягодицу. На этом афганец отстрелялся. Виталий уложил его пулей в голову. Парни потом хохотали:

– Теперь тебе, Борис, выдадут специальную колодку за тяжёлое ранение в задницу!

– Всё путём, парни!

У них, у каждого, было по два патрона для себя. На самый крайний случай. Борис через год попадёт в Афгане в окружение, и эти патроны «для себя» использует по другому назначению – уложит пару духов… А его изрешетят из автоматов…

Виталий вязал пленных, отправлял их в буфет. Наконец поток иссяк. Борис бросил:

– Сядь, посиди!

А у Виталия руки и ноги задеревенели, пальцы не слушаются. Хотел снять автомат, положить на колени, а рука не поднимается, как не своя… Так и сел к стене с автоматом на шее, и только в этот момент пришло осознание факта: в какую переделку они попали. Если что пойдёт не по сценарию, такая заваруха начнётся в Кабуле…

– Что там? – спросил Борис Толика Игнатьева, который держал свой сектор под прицелом. Толик ничего не знал. В штабе вроде как затишье, но надолго ли, что за стенами штаба – неизвестно. И подкрепления нет. Один пленный зашумел в буфете. В чём дело? Оказалось, приспичило по-маленькому. Тут же ещё один выразил аналогичное желание. Виталий повёл их в туалет. Одному руки развязал, а когда тот облегчился, показал дулом автомата: расстёгивай ширинку соплеменнику, который, по-прежнему, оставался связанным. Афганец было возмутился унизительному приказу. На что Виталий, сделав зверскую физиономию, приставил к его груди автомат:

– Быстро!

Дрожащими пальцами афганец расстегнул чужую ширинку, достал прибор… Потом без приказа застегнул штаны…

Виталий вернул облегчившихся в буфет и застал картину: один из пленных сел на пол и начал с безумными глазами распевать восточные песни. Не выдержал у бедолаги рассудок психологической нагрузки – помрачился.

С опозданием минут на сорок к Генштабу подъехала парашютно-десантная рота. Колонна машин БМД в темноте заблудилась в незнакомом городе, пришла не вовремя и в неполном составе.

Десантники дали очередь из пулемёта по верхнему этажу генштаба, вдобавок для острастки жахнули из пушки БМД. Обозначили серьёзность своих намерений. Выстрелили метко, угодили в кабинет, где находился генерал-мойра Рябченко. Десантники едва не убили своего командира. Войдя в здание, десантники начали его зачистку от афганцев, которые решили быть верны присяге до конца. Заговорили автоматы, забухали гранаты.

«Зенит» свою задачу выполнил. Генштаб был нейтрализован, не передал команду в афганские войска на начало боевых действий.

– Насколько знаю, – сказал отец Андрей, – наградами вас особо не отметили.

– Да уж. Дали медаль «За боевые заслуги». Дескать, операция сверхсекретная, нельзя её наградами раскрывать. Будто афганцы сами провернули дело, свергли Амина, а мы здесь ни при чём. Пришли после этого.

«А должны были всем Героя дать за такую операцию», – подумал священник.

– Болезнь привела в храм? – спросил Виталия.

– Да.

Месяц назад у Виталия была обнаружена злокачественная опухоль. В церковь его отправила старшая сестра: «Виталик, надо пойти, ты крещёный, исповедуйся, причастись, надо, дорогой ты мой брат».

Священник прочитал разрешительную молитву, произнёс:

– Целуйте Евангелие и крест, – и добавил про себя: «Спаси, Господи, воина Виталия, исцели его».

Афганский синодик

В Димитриевскую родительскую субботу Николай Сергеев поднялся рано утром и пошёл в церковь. Под плащом был пиджак с орденом Красной Звезды. Собираясь в церковь, почему-то решил: «Надену». Накануне вечером позвонил двоюродной сестре Марии, она сказала, что в одну поминальную записку можно вписать десять-двенадцать имён. У него получилось шесть записок. Одна с родственниками, остальные заполнил однополчанами. В церкви, в свечной лавке подал записки, купил одну большую свечу, семьдесят две маленькие, начал их ставить.

– Вы весь канун займёте! – сделала замечание подошедшая женщина. – Другим не останется.

Николай пропустил замечание мимо ушей. Женщина пожала плечами, свою свечу ставить не стала, положила на канун. Николай ставил свечи одну за другой. Зажигал, поднимал голову к большому Распятию, что стояло за кануном, говорил про себя: «Господи, упокой душу…», – крестился, втыкал свечу, зажигал от неё следующую: «Господи, упокой душу…»

За месяц до этого на похоронах дяди запали в сердце слова священника. Перед отпеванием он сказал, что усопший за гробом уже ничего не сможет сделать для своей души, а мы, здравствующие, молитвами облегчаем его участь. Душа человека, отошедшего от мира земного, чувствует молитвы, возносимые за неё с любовью, благодарна тем, кто произносит их. Души усопших молитвами живых получают утешение и приближаются к Царствию Небесному. У Иисуса Христа нет мёртвых, мы, как клеточки живого организма, взаимосвязаны тысячью невидимых нитей. Живые молятся за усопших, угодившие Богу усопшие пламенеют в молитвах за живых…

За поминальным столом Николай сидел рядом с двоюродной сестрой Машей. Мать Николая про неё говорила: «Маша у нас боголюбивая». И добавляла: «Есть в кого – в мать, сестра моя Варвара такая же была!» Маша на вопрос Николая объяснила: поминая, нужно подавать записки на проскомидию, заказывать панихиды.