«Я – неиспользованный клад».
Двадцатый век, его средина…
Двадцатый век последних лет…
Мы – точная его картина.
Мы – образный его портрет.
10–12.06.1981
Частушки о перестройке
Захожу в кооператив
За покупкой стелек.
Ухожу ни мертв ни жив
От потери денег.
В магазине все орут
Громко, неучтиво:
То ли мыло там дают,
То ли водку с пивом.
Чебуреки, пирожки…
Как не подкрепиться.
Я попробовал с тоски —
Теперь лежу в больнице.
Вот что нам мечтали дать,
Бухарина читая.
Над Россиею опять —
Нэпманская стая.
Нынче в моде не посев
И не жатва лучшая.
Нынче в прессе нараспев —
СПИД и проституция.
«Я в торговлю не пойду.
Рабочей быть не нравится.
Даст судьба и попаду
В московские красавицы».
«Мой миленок позабыл
Про любовь и сватов.
Дело просто: он купил
Видео по блату».
Забирают всех подряд.
В Ташкенте стало тише.
Но на свободе, говорят,
Медунов и Гришин.
В бузине сидят чижи,
В огороде – дядька.
Эй, Чурбанов, расскажи,
Что такое взятка?
Вдоль по речке по Неве
Плавает телега.
А после Ельцина в Москве
Вновь завалы снега.
«Ты не прав, Борис, не прав», —
Кто-то заявляет.
А Борис, служить устав,
Красиво выступает.
Ванька-встанька, всё живой
Вождь народов Сталин
Снова шумною толпой
С пьедестала свален.
Пьедестал не будет пуст.
Бухарин, Троцкий, Рыков
На него стремятся. Пусть…
Но не надо криков.
Эмигрант, куда ни кинь,
Под ноги попадается.
Солженицын лишь один
На Западе всё мается.
Хозрасчёт да хозрасчёт.
Совершенство полное.
А у нас труба течёт
И все дети голые.
Свежий ветер перемен
Негаданно утроился.
Всех сбивает с ног, кто не…
Кто не перестроился…
Декабрь 1988
Сумбур
В голове сумбур и каша
После чтения газет,
Да, газеты – пища наша,
Только правды что-то нет
На размашистых страницах