10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец
Миланцы спешили посмотреть на молодого человека, который в течение двух месяцев сумел стать в один ряд с величайшими полководцами истории. А он остановился в замке Момбелло, что недалеко от Милана, обосновавшись там в обществе своей жены Жозефины и всего своего штаба, и любимым его занятием стало посещение миланского театра «La Scala», в котором он внимал божественному пению дивной Грассини.
Камердинер Наполеона Констан тогда написал в своем дневнике:
«Мадам Грассини была женщиной наивысшего таланта, и она обладала самым удивительным голосом, который когда-либо можно было услышать в театре. Она и мадам Барилли делили между собой пристрастия публики».
Джузеппина Грассини, помимо очаровательного личика, имела еще и роскошнейшие, даже по итальянским меркам, формы, и перед ее красотой и талантом преклонялась вся Италия. По сути, наряду с генералом Бонапартом она была самой популярной личностью в Милане. Но Наполеон тогда не видел и не замечал никого, кроме своей очаровательной Жозефины. В Джузеппине же он видел лишь театральную красоту и слышал только ее великолепный голос. Но она-то хотела быть не артисткой, а женщиной.
Гертруда Кирхейзен констатирует:
«Ей было двадцать четыре года, она была высока и стройна, с черными волосами и огневыми глазами, настоящий тип красавицы итальянки. Густые черные брови резко выделялись на ее смуглом, матовом лице. Ее взгляд горел любовью и страстью, ее движения были одновременно изящны и величественны. И всего этого не замечал генерал Бонапарт! Он видел только Жозефину с ее пленительной, неподражаемой грацией креолки».
А вот к 1800 году любовь Наполеона к Жозефине, как мы уже знаем, получила значительную трещину, и мадам Фурес в Египте уже дала ему вкусить от древа познания добра и зла.
Фредерик Массон отмечает:
«С мадам Фурес он наслаждался цветом юности, ни с чем не сравнимой свежестью восемнадцати лет, и сравнение это постоянно было у него на уме. Ему понравилось разнообразие, и он уже не хотел и не мог быть верным мужем».
В 1800 году Наполеон во второй раз вступил в Милан, увенчанный лаврами, и только тогда впервые он заметил красоту певицы. Но в то время Джузеппина Грассини была уже далеко не той, что раньше. Она приближалась к критическому для всех южанок тридцатилетнему возрасту.
Послушаем Фредерика Массона:
«Она уже несколько толста и тяжеловата; крупное лицо с резко выраженными чертами, с черными как уголь бровями, с густыми черными волосами, еще более пополнело. Красота, несомненно, еще осталась, но та, которая встречается в Италии на каждом шагу».
* * *Ее полное имя было Джузеппина-Мария-Камилла Грассини, и родилась она 18 апреля 1773 года в Варезе.
Происходила она из средней ломбардской семьи (ее мать играла на скрипке) и сама дебютировала на сцене в шестнадцать лет. А в семнадцать уже пела в миланском театре «La Scala».
В 1800 году она выступила в «La Scala» перед генералом Бонапартом, победителем при Маренго, и так исполнила «Марсельезу», что все французы, находившиеся в зале, едва не сошли с ума.
По сути, к 1800 году Наполеон Бонапарт был настолько знаменит, что любая актриса, стоило ему приказать, тотчас же бросилась бы в его объятия. Вот и Джузеппина Грассини только и ждала момента, чтобы продемонстрировать новоявленному герою всю силу своего южного темперамента. К тому же она была певица, а Наполеон пришел в такое восхищение от ее пения, что на это раз не удержался и позвал ее к себе. Джузеппина не заставила себя долго упрашивать…
Так она стала его любовницей! Наконец-то он отдал ей должное и как женщине тоже.
На следующее утро она завтракала в комнате Первого консула вместе с ним и с преданным генералом Бертье. И Наполеон объявил, что решил взять с собой возлюбленную в Париж. Но, чтобы не дать Жозефине повод для ревнивых подозрений, Луи-Антуан Бурьенн поместил в официальный бюллетень информацию о том, что генерал Бонапарт приглашает в Париж целую группу знаменитых певцов и певиц из Италии.
Так Джузеппина оказалась во французской столице, и там по случаю праздника 14 июля она пела с тенором Бьянки дуэт на итальянском языке. И никому и в голову не приходило, что певица, которая пела гимн на освобождение Италии, была любовницей Первого консула.
Потом она пела на вечерах в Мальмезоне, которые устраивались каждые десять дней, а также на празднестве, устроенном генералом Бертье в Военном министерстве в 1801 году, в день годовщины победы под Маренго. И все это время она была любовницей Наполеона, но следует признать, что она совершенно иначе представляла себе роль возлюбленной главы государства. Она мечтала о могуществе, как это было, например, у маркизы де Помпадур. Она видела себя в толпе льстецов, стремящихся извлечь выгоду из ее влияния на Наполеона, всячески заискивающих перед ней, чтобы она соблаговолила передать их просьбы и прошения своему высокопоставленному возлюбленному. Но ничего этого не было. На самом деле ей приходилось втихомолку наслаждаться своим счастьем в маленьком домике, снятом для нее Наполеоном. И хотя ее возлюбленный и осыпал ее всевозможными щедротами (он, например, назначил ей ренту в 15 000 франков ежемесячно), однако как-то афишировать их связь ей было категорически запрещено.
Все это было не по вкусу знавшей себе цену итальянке. Минутные тайные посещения Первого консула и его всегда торопливая любовь не удовлетворяли ее горячего сердца. Понятно, что ему некогда было тратить много времени на какие-то там любовные прелюдии…
В результате Джузеппина вскоре утешилась с другим. Это был знаменитый молодой скрипач и композитор Пьер Род. Он был очень талантлив и умел гораздо лучше Первого консула «играть на струнах нежной страсти». И в один прекрасный день она сбежала вместе с ним в Германию. Потом – в Англию и Голландию, и повсюду на них сыпались артистические лавры.
Наполеон, конечно же, сразу узнал об этом и сначала резко порвал с ней. Пьер Род тогда натерпелся страху, однако ни он, ни она нисколько не пострадали. Более того, когда Джузеппина со своим возлюбленным снова вернулась во Францию, она была встречена с распростертыми объятиями.
В 1806 году она стала первой певицей Его Императорского Величества. Ей была положена годовая ставка в 36 000 франков, плюс 15 000 франков годовой премии, плюс 15 000 франков пенсии по выходе в отставку. И это все, не считая богатых подарков, которыми Наполеон осыпал Джузеппину. Пьер Род также не был забыт: он давал в Париже концерты, на которых император за свою ложу платил по 1200 франков. По данным Фредерика Массона, с 1807 по 1814 год «Грассини получала от одного только императора 70 000 франков в год – больше, чем она получала с публики». А в 1809 году она вместе с другими артистами сопровождала Наполеона в Германии и получила за эту поездку 10 000 франков вознаграждения…
В обществе, как и на сцене, Джузеппина Грассини имела огромный успех. Все салоны были для нее открыты, хотя манеры ее все еще оставались довольно вульгарными.
Писательница и мемуаристка Маргарита-Луиза Ансело оставила нам такой портрет Джузеппины Грассини:
«Всюду принятая, всюду встречаемая с полным радушием, обладая живой, искренней и оригинальной натурой, мадемуазель Грассини говорила на чем-то вроде жаргона из смеси итальянского и французского языков, свойственного только ей одной, который позволял ей говорить все, что угодно, делать самые смешные замечания и рискованные признания; и если кто-нибудь находил нечто шокирующее и неприличное в ее разговоре, она относила свои тактические ошибки к незнанию языка».
Таким вот образом певица восхищала парижан вплоть до первого отречения Наполеона. Затем она уехала в артистическое турне и снова вернулась во Францию только уже после окончательного падения императора. Вернулась для того, чтобы стать любовницей лорда Веллингтона, победителя в сражении при Ватерлоо. Так одно из самых прекрасных завоеваний Наполеона перешло в руки одного из главных врагов Франции. Только великий Веллингтон далеко не был так щедр, как в свое время Наполеон. Он, конечно, оплачивал ее счета, но делал это «со скрипом». Это и понятно, ведь у него не было под рукой бездонной императорской казны.
Всезнающий Луи-Антуан Бурьенн в связи с этим не без иронии пишет:
«Говорят, что в 1814 году герцог Веллингтон искал милостей у мадам Грассини. Наверняка это он делал для того, чтобы иметь хоть какое-то сходство с генералом Бонапартом».
* * *Относительно оценки Грассини как артистки мнения расходятся. Одни считают ее лучшей певицей своего времени. Например, Фредерик Массон пишет о ней так:
«Ничто не может сравниться с чистотой и выразительностью ее голоса, и ее талант – в полном расцвете. Она не принадлежит к числу хороших знатоков музыки, мало думала о принципах искусства, но она – само искусство. Ее голос, контральто, способный волновать, как ничей другой, одинаково сильный и чистый на всех нотах, сам по себе – гармония».
А вот мнение, выраженное в «Универсальной биографии» Франсуа-Жозефа Фетиса:
«Ее голоса, мощного контральто с выразительным акцентом, хватало на самые высокие звуки, и ее вокал имел легкость, что является весьма редким качеством для звонких голосов».
Наконец, Луи-Мари Кишера в своей книге об оперном певце Адольфе Нурри высказывается об уже пожилой Джузеппине Грассини так:
«Голос у нее был уверенный, идеально точный, с прекрасным тембром, с удивительной гибкостью, мягкостью и силой <…> Она закончила пение смелой и весьма виртуозной трелью, в которой прозвучали все ноты хроматической гаммы».
Другие же видят в ней только красивую, но модную посредственность. В частности, музыкальный критик Поль Скудо отмечает:
«Ее слишком быстрое продвижение, связанное с ее шармом и красотой <…> очень скоро принесло ей признание среди модных дилетантов».
Но тем не менее все сходятся в оценках необычайной подвижности ее голоса, который она могла из контральто превратить в чистое и мягкое сопрано.
* * *Джузеппина Грассини сошла со сцены в 1815 году, то есть в сорок два года. Она была достаточно умна, чтобы закончить свою блестящую карьеру добровольно, не дожидаясь проблем с голосом. Она проживала частично в Париже, частично в Милане, до конца дней сохранив остатки той красоты, которая очаровала когда-то Наполеона.
О своих отношениях с Наполеоном и герцогом Веллингтоном она говорила без всякого стеснения. Она вообще никогда не испытывала чувства неловкости, выбирая себе любовников, среди которых можно отметить маркиза Лондондерри и графа Маунт-Эджкамба.
Однажды в 1838 году в одном парижском обществе, где присутствовала Джузеппина Грассини, речь зашла о Наполеоне и Людовике XVIII. И был поднят шутливый вопрос о том, что сказали бы друг другу оба монарха, если бы они встретились на Елисейских Полях. Каждый делал свое предположение. Вдруг Грассини заявила с ребяческой наивностью:
– Я уверена, что Наполеон сказал бы Людовику XVIII: почему ты не продолжал платить пенсии моей милой Грассини?
Удивительно, но, несмотря на свою расточительность, она не впала в нужду. Ее артистической натуре не чужда была буржуазная бережливость, и она сумела накопить значительное состояние. Джузеппина умерла в Милане 3 января 1850 года, оставив своим наследникам более полумиллиона лир.
Глава 7. Мадемуазель Жорж
В начале XIX века на сцене «Comédie Française» взошла звезда первой величины, и она возбудила внимание Наполеона, который питал особое пристрастие к трагедии и посещал ее чаще, чем оперу или комедию.
Ее звали Маргарита-Жозефина Веймер, и родилась она 24 февраля 1787 года в Байё. Росла она в бедности и нужде, так как была дочерью мелкого антрепренера Жоржа Веймера, который со своей бродячей труппой влачил весьма скудное существование, представляя собой одновременно директора театра, дирижера оркестра и режиссера-постановщика.
Мать будущей любовницы Наполеона, Мари Вертёй, тоже была актрисой. В молодости она считалась звездой труппы Веймера, а теперь потеряла голос, и надо было думать о ее замене. И Жорж Веймер сразу подумал о своей дочери, обещавшей вырасти большой красавицей. Таким вот образом уже в пять лет Маргарита-Жозефина начала появляться на подмостках и приносить отцу деньги.
А вот ее первый настоящий дебют состоялся, когда ей было уже двенадцать, в Амьене, где Веймер устроился со своим театром. Она выступила в пьесе «Поль и Виржини» в главной роли и имела феноменальный успех. Потом было еще много удачных выступлений, а вслед за этим знаменитая трагическая актриса Софи Рокур из «Comédie Française» выбрала ее себе в качестве ученицы и забрала в Париж. Дело было в 1801 году.
Лучшей преподавательницы по сценическому искусству четырнадцатилетняя девушка не могла бы себе найти, но Софи Рокур отнюдь не была для нее примером нравственности. Она вела очень вольный образ жизни, и даже ходили слухи, что прославленная актриса имела больше склонности к своему полу, чем к мужскому.
Как бы то ни было, Маргарита-Жозефина Веймер, называвшаяся теперь своим сценическим псевдонимом Жорж (по имени своего отца), 29 ноября 1802 года выступила в дебютном спектакле в лучшем театре Франции. Она сыграла роль Клитемнестры в трагедии Расина «Ифигения». И опять был успех, но это уже был успех совсем другого уровня.
В рецензии в «Mercure de France» тогда написали:
«Ее красота, ее высокая благородная фигура, дивной посадки голова и прекрасное, правильное и вместе с тем приятное лицо – все это одержало над парижанами бурную победу».
Позднее критика стала менее снисходительна к ней, и ее поклонники и поклонники другой звезды, Катрин-Жозефины Дюшенуа, разделились на два враждующих лагеря. Однако факт остается фактом – 4 августа 1803 года новоявленная «мадемуазель Жорж» получила постоянный ангажемент в «Comédie Française» с жалованьем в 4000 франков в год.
* * *А буквально через несколько дней после своего первого выступления она отпраздновала свой другой дебют, во дворце Сен-Клу, в тайных покоях Первого консула Наполеона Бонапарта.
Гертруда Кирхейзен по этому поводу пишет:
«Несмотря на юный возраст Жозефины-Маргариты, у Наполеона был не один только предшественник в лице его брата Люсьена, а еще и богатый польский князь Сапега. Ей хочется уверить нас, что она упала вполне целомудренной в объятия Цезаря. Однако она пришла в Сен-Клу одетая, как королевская любовница. Ее гардероб не уступал по богатству и элегантности гардеробу любой шикарной парижанки. Рубашки из тончайшего батиста с дорогими вышивками и настоящими валансьеннскими кружевами, юбки из индийского тюля, легкие и благоухающие, как весенний зефир, ночные сорочки из мягкого шелка или из такой тонкой и прозрачной материи, что их можно было продеть сквозь кольцо, английские кружевные шали, стоившие тысячи франков, красные и белые индийские кашемиры, великолепные меха, драгоценнейшие туалеты – все эти предметы роскоши были достойны действительно царственной красоты юной Жорж. И все это оплачивал «бескорыстный» князь Сапега. Он предоставил ей и ее матери, которая позднее тоже приехала в Париж, обставленную со всей роскошью квартиру на улице Сент-Оноре, держал для нее лошадей и экипажи, и за все эти благодеяния он выговорил себе лишь право… иметь второй ключ от этой квартиры. Так, по крайней мере, наивно рассказывает защитник ее добродетели Александр Дюма, а также и сама мадемуазель Жорж».
Короче говоря, мадемуазель Жорж впервые приехала в Сен-Клу в сопровождении камердинера Констана в декабре 1802 года, и Наполеон тогда якобы разыграл сцену ревности, разорвав покрывало, подарок тридцатилетнего князя Франтишека Сапеги, на мелкие куски.
Она рассказала ему историю своей жизни, и он терпеливо выслушал ее рассказ. Называть ее Жозефиной, по понятным соображениям, он не мог, а имя Маргарита ему не нравилось, и тогда Наполеон попросил у нее позволения называть ее Жоржиной. Она, разумеется, согласилась. Равно как и пообещала никогда больше не надевать, приходя к нему, вещей, полученных от других поклонников…
Жоржина была совершенно во вкусе Наполеона. Правда, в первый ее приход он вдруг заявил:
– Ты осталась в чулках, но у тебя безобразные ноги.
Говорят, что не было человека, более чувствительного к красоте ног и рук, чем Наполеон. Его Жоржина была прекрасна, но вот ноги (особенно пальцы ног) она действительно изуродовала башмаками, подметая каждое утро перед домом своего отца. Зато она обладала живым умом и кротким характером, выказывала Наполеону полнейшую преданность, шла навстречу всем его желаниям, никогда не скучала сама и не докучала Первому консулу.
Камердинер Констан потом рассказывал, что он не раз слышал, как Наполеон смеялся от души в то время, как Жоржина бывала у него. Он смеялся над пикантными анекдотами и театральными сплетнями, которые она передавала ему порой в самых откровенных подробностях.
Фредерик Массон пишет о Наполеоне и его Жоржине:
«Он был большим поклонником ее красоты, но ему очень нравился и ее бойкий живой ум. Она рассказывала ему закулисную хронику и все то, что происходило в фойе Французского Театра, где тогда можно было услышать немало интересного».
Она умела играть на самой слабой его струне – на любопытстве – и, может быть, этим самым привязала его к себе на более длительный срок, чем сделала бы это при помощи одной лишь красоты. В обществе Жоржины Наполеон всегда был весел, как ребенок.
Александр Дюма отзывался о ней так, сравнивая ее с другой известной актрисой «Comédie Française»:
«Жорж – хорошая тетка, она хоть и напускает на себя величественность и держится, как императрица, но позволяет любые шутки и смеется от всего сердца, тогда как мадемуазель Марс лишь принужденно улыбается…»
Одним словом, Наполеон чувствовал себя великолепно в ее обществе и спускался со своего пьедестала, чтобы какое-то время побыть просто человеком. В одном из писем к своей приятельнице Марселине Деборд-Вальмор актриса потом так рассказала о своем последнем свидании с Наполеоном перед его отъездом в Булонский лагерь:
«За мной приехали около восьми часов вечера. Я прибыла в Сен-Клу, и на этот раз меня провели в комнату, смежную со спальней. Я видела эту комнату впервые. Это была библиотека. Консул не заставил себя долго ждать.
– Я позвал тебя раньше обыкновенного, милая Жоржина, – сказал он. – Я хотел еще раз видеть тебя перед отъездом.
– Боже мой, вы уезжаете?
– Да, завтра, в пять часов утра, в Булонь. До сих пор никто еще не знает об этом.
Мы сели оба на лежавший на полу ковер.
– Ну, и что же, тебе не грустно от этого? – спросил он.
– Конечно, мне очень грустно.
– Нет, неправда. Тебе нисколько не жалко, что я уезжаю. – С этими словами он положил мне свою руку на грудь и прибавил полусердито-полушутя: – Это сердечко ничего не чувствует ко мне.
Это было для меня очень мучительно, и я дорого дала бы, если бы могла пролить хоть несколько слез. Но я не могла заплакать.
Мы сидели близко около топившегося камина. Я пристально смотрела на огонь и на раскаленную каминную решетку. Так просидела я несколько минут неподвижно, точно мумия. Стало ли больно моим глазам от огня, или я расчувствовалась, если это вам лучше нравится, но только две крупные слезы скатились мне на грудь. С неописуемой нежностью Первый консул выпил поцелуями эти слезы с моей груди. Ах, я лучше не умею выражаться, но это было именно так! И я была до такой степени действительно растрогана этим доказательством любви, что пролила искренние слезы и даже всхлипнула.
Что мне сказать вам? Он прямо опьянел от счастья и радости. Если бы в эту минуту я попросила у него Тюильри, то он не отказал бы мне в моей просьбе. Он смеялся, он играл со мной и бегал по комнате, а я должна была его ловить. Чтобы я не смогла поймать его, он забрался на лестницу, которая служила для того, чтобы доставать книги с верхних полок. Так как эта лестница была на колесиках, то я стала возить его по всей комнате. И он смеялся и кричал: «Ты ушибешься! Перестань, или я рассержусь!»
После этого Наполеон передал своей Жоржине пакет с 40 000 франков. Он не хотел, чтобы она оставалась без денег во время его отсутствия…
Сама она утверждает, что он звал ее к себе два раза в неделю и что они часто оставались вместе до рассвета. Но всезнающий камердинер Констан отрицает это и утверждает, что мадемуазель Жорж никогда не оставалась у Наполеона больше, чем два-три часа. Фредерик Массон считает, что Наполеон «вызывал ее к себе довольно часто», Стендаль же вообще насчитал не больше шестнадцати подобных визитов.
Впрочем, точно известно, что посещения Жоржины продолжились и после возвращения Наполеона в Париж. В Тюильри он принимал ее в том помещении, которое раньше занимал его секретарь Бурьенн.
По словам Фредерика Массона, «после переезда в Париж он продолжал видеться с ней у себя в антресолях, но никогда не бывал у нее; ему ни разу не пришлось поэтому встретиться с Костер де Сен-Виктором или с другими ее любовниками. Это длилось два года, по свидетельству Жорж, которая утверждает, что все это время она была ему верна: этого от нее и не требовали».
* * *Понятно, что Жозефина очень скоро узнала об этом романе своего мужа. Естественно, она начала устраивать Наполеону сцены.
– Она волнуется больше, чем следует, – говорил на это Наполеон. – Она постоянно боится, чтобы я не влюбился серьезно. Она не знает, очевидно, что любовь создана не для меня. Что такое любовь? Страсть, которая заставляет забывать всю Вселенную, чтобы видеть только любимый предмет. Я же, несомненно, не создан для таких крайностей. Какое же значение могут иметь для нее развлечения, не имеющие ничего общего с чувством любви?
Тем не менее он стал аккуратнее, однако Жозефина все равно ревновала, несмотря на все предосторожности.
Однажды она находилась в Тюильри с мадам Клер де Ремюза. Было уже примерно час ночи, и во дворце все давно спали. Однако Жозефина вдруг вскочила на ноги и сказала:
– Я не могу дольше выносить этого. Я уверена, что Жорж здесь, наверху. Но я помешаю им. Пойдемте со мной!
И обе женщины начали подниматься наверх по потайной лестнице, ведшей к покоям Первого консула. Жозефина шла впереди, а мадам де Ремюза – чуть сзади и несла в руках зажженную свечу. Вдруг послышался шум. Мадам де Ремюза так испугалась, что бросилась бежать, оставив Жозефину одну на темной лестнице…
Короче, в тот раз Жозефине так и не удалось «накрыть» любовников. Зато в другой раз ей в этом помог случай. Наполеон был очень занят напряженной работой, а ночь он проводил с Жоржиной. Среди ночи ему вдруг сделалось дурно (видимо, это был эпилептический припадок), и девушка, впервые оказавшаяся в подобной ситуации, растерялась. Не зная, что ей делать, она начала звать на помощь, и на ее крик сбежался весь дворец. Естественно, Жозефина тоже была разбужена этим шумом…
Когда же Наполеон пришел в себя, он был немало удивлен, увидев рядом Жозефину и полураздетую перепуганную Жоржину. Он тогда страшно рассердился на последнюю, и актриса была поспешно удалена восвояси.
Сам же Наполеон, как уже говорилось, никогда не посещал Жоржину на дому. По-видимому, он и в самом деле не хотел подвергать себя опасности встречи с другими ее любовниками. Но главное – он заботился о том, чтобы его любовные похождения не провоцировали лишних разговоров. Поэтому-то его внимание к актрисе не имело официальных доказательств. В частности, она не пользовалась ни большими привилегиями в театре, не получала особых вознаграждений, когда играла при дворе в Сен-Клу. Известно, например, что однажды она осмелилась попросить у Наполеона его портрет, но он в ответ протянул ей наполеондор[3] и сказал:
– Вот возьми. Говорят, я тут очень на себя похож.
И все-таки Жоржина была не внакладе. Наполеон не был скуп. Но подарки, которые он делал ей, носили исключительно частный характер. «Никогда, – рассказывала она сама, – император не передавал мне деньги через посторонние руки. Он всегда давал мне их лично». Только единственный раз, 16 августа 1807 года, ее имя было официально упомянуто в связи с подарком в 10 000 франков. Но за три года до этого она уже прекратила свои визиты в Тюильри…
В самом деле, когда Наполеон стал императором французов, его увлечение Жоржиной утратило свой яркий колорит. Он уже был совсем другим, когда встречался с ней. По словам Гертруды Кирхейзен, «его непринужденность уступила место сдержанной церемонности. Он был император и невольно давал почувствовать возлюбленной свое величие».
И она все прекрасно поняла. Рассказывают, что, когда Александр Дюма спросил ее однажды, почему Наполеон покинул ее, она ответила ему так:
– Он ушел от меня, чтобы стать императором!
* * *Забегая вперед, отметим, что 11 мая 1808 года мадемуазель Жорж тайно покинула Париж в обществе Луи-Антуана Дюпора, танцора из «Оперá», который, боясь быть арестованным у заставы, переоделся женщиной. Этим она явно нарушила имевшийся у нее контракт, а посему подвергала себя крупной неустойке и лишилась всех прав в качестве члена «Comédie Française». По сути, она исчезла, оставив в Париже только воспоминания о своей любви к Наполеону да свои долги. Впрочем, существует версия, согласно которой она поехала в Россию по заданию Талейрана с тайной миссией покорить русского царя Александра I.
