Шишкин и Суворов

И тут сбегаются все ученые археологи, и ловко так встали в круг, и руки друг друга замком сцепили. И физрук с ними.

– Как ты там, Шишкин? – закричал Абливин.

– Лечу я, Юрий Сергеевич! – и свалился вниз.

Поймали его ученые целого и невредимого и долго потом по плечам хлопали и приговаривали:

– Ну, Шишкин, ну и орел!

Вот так вот мы и стали орлятами, правда, полетал только один Генка.

Четверка на двоих

Вот незадача так незадача! Как же я забыл, и Генка тоже! У нас же литра сегодня первая… То есть литература, конечно. Просто мы между собой звали литературу и физкультуру литрой и физрой. Это когда в табличку в дневнике предметы вписываешь, а ни та, ни другая не влезают. Вот и приходиться писать через черточку – «лит-ра», «физ-ра». Да и в разговоре удобнее, короче получается, и почти все понимают. Правда, каждый по-своему.

У нас с Генкой даже как-то конфуз вышел. Идем мы однажды из школы мимо нашего гастронома «Снежинка» и расписание занятий обсуждаем. Генка и говорит:

– А на следующей неделе у нас две литры будет.

А на крылечке местный алкоголик Фисюк стоит. Отпетый бичара. Он Генку услышал и сразу:

– Две литры? О, пацаны, а можно я с вами!

Псих какой-то. На Салтыкова со Щедриным его потянуло. Но это давно было, месяц назад. А вот сегодня…

Мы с Генкой сидели на третьей парте в среднем ряду, и прятаться нам было некуда. Ни он, ни я домашнее задание не только ни сделали, а даже не узнали, какого писателя проходим. Я два дня проболел и забыл про литературу. Всё книжки читал, поэтому-то про литературу и забыл. А Генка археологам в спортзале все это время помогал экспонаты по столам раскладывать, и у него тоже все уроки из головы вылетели. Там же, в спортзале-то, Мангазея кругом. Вот мы и приплыли оба.

Генка туда-сюда повертелся на парте, и ребята ему шепнули, что Горький у нас сегодня. И действительно, несладко нам пришлось. Альбина Михайловна, наша литераторша, пошла по рядам и стала раскладывать бумажные полоски. Это у нее манера такая, домашнее задание проверять – лит разминка называется.

– Сегодня, ребята, в качестве разбега на весь урок разминка-пятиминутка, – Альбина прошуршала юбками мимо нас, оставив на парте две белых и тревожных, как из телеграммы, ленточки. – Вспомните, какие крылатые выражения встретились вам в домашнем задании.

Мы разом схватили бумажки, прочитали каждый свою, а затем чужую и уставились друг на друга. На Генкиной было написано: «Рожденный ползать – … (закончить предложение), а на моей: «Безумству храбрых – … (закончить предложение). Мы, взглянув друг на друга и не говоря ни слова, поменялись полосками. Легче не стало. Поменялись опять – то же самое. И мы начали тихо-тихо обсуждать варианты.

– Я свой знаю, я в телике видел, один мужик говорил, Райкин, кажется: «Рожденный ползать – везде пролезет!» – возбужденно проговорил Шишкин.

– Этот мужик, он хоть и Райкин, но точно не Горький, тот помер уже, – нахмурился я. – Как-то не похоже совсем…

– А может, это про летчика Маресьева, он же тоже ползал тогда очень долго? Рожденный ползать – ползет с гранатой, например. Или так: рожденный ползать – ползет с наганом! – Генка уставился на меня. – Это разве не Горький написал?

– Про Маресьева Полевой написал, – шепнул я.

– Какая разница – горький, полевой, – скривился мой приятель. – И тот и другой – прилагательный. Ладно, спрошу Раскина.

Женя Раскин – и пацан хороший, и хорошист к тому же, вот только сидит далеко. Расслышать-то Генку он расслышал, а как подсказать? Он начал махать ладошками, как птичка крылышками, сначала медленно, затем быстрее, еще быстрее, а затем рожу плаксивую сделал и лбом об парту – хлоп. Не получается вроде как. Генка быстро записал увиденное на бумажку и повернулся ко мне.

– Ну, а ты как?

– Не знаю, скажу честно, что болел… – промямлил я. – Безумству храбрых, а что дальше?

– А может, безумству храбрых – легко в психушке? – неуверенно предложил Шишкин. – Ведь если храбрый безумствует, то его любой псих испугается!

– Ладно, может, и не спросит, – тихо, со слабой надеждой сказал я.

Только так не бывает. Вот скажите мне, пожалуйста, откуда учителя знают, что ты домашнюю работу не сделал? Всегда делал, и не спрашивали, а тут один раз пропустил, и все – давай отвечай! Так и в этот раз было. Альбина, задрав подбородок, обратилась ко всему классу:

– Ну, как, готовы?

И сразу лес рук. Наши руки тоже там, чтобы из толпы не выделяться. Но у литераторши глаз наметанный и нюх тоже. Хотя разве бывает нюх наметанный? Это просто мы с Генкой так волнуемся. Короче, то ли нюхом, то ли глазом она нашу парочку выцепила.

– Давайте, третья парта, отвечайте, – Альбина, вздернув голову и чуть выпятив нижнюю губу, со снисходительной печалью посмотрела на нас. – Кто первый?

Я, виновато склонив голову, начал вставать.

– Нет-нет, пусть лучше Шишкин, – вдруг прервала мое вставание учительница.

– А вот почему, как только первый, – вскочил Генка, хлопнув крышкой, – Так сразу Шишкин, а не он?

Литераторша сразу выгнула бровь коромыслом и стянула губы в точку. А затем сощурилась на Генку:

– Потому что он, как ты говоришь, может быть, и знает крылатое выражение, а вот ты, Шишкин, почти наверняка – нет.

Она, лихо развернувшись, пошла к учительскому столу.

– А вот и знаю! – радостно объявил мой приятель ей вдогонку.

– Да?! – обернувшись, неподдельно удивилась Альбина.

– Да! – гордо ответил Шишкин и сразу с места в карьер: – Рожденный ползать!..

– Стоп-стоп-стоп, – прервала его литераторша. – Сначала скажи название произведения, затем кто автор и само крылатое выражение.

Генка не ожидал такого подвоха. Со всех сторон сразу сдавленными голосами покатилась лавина подсказок, в которых отчетливо можно было разобрать слово «песня». Генка тряхнул головой и, кашлянув для порядка, выдал:

– Песня! – Пауза. – Горького!

– Ну, допустим, – кивнула Альбина. – А о ком?

– О свободе! – наугад долбанул Шишкин и почти попал.

– Хороший ответ, но я спросила о ком, а не о чем!

– Значит, равенство и братство тоже не подходят… – пробормотал Генка, насупился и замолчал.

– Не подходят, Шишкин, – литераторша подошла к учительскому столу и стала раскладывать какие-то книжки. – Ладно, а крылатое выражение? Если скажешь правильно, поставлю четыре, а если нет – два, не обессудь.

Настал момент истины для Генки. Он выразительно оглянулся на Раскина и тот в ответ энергично закивал головой. Затем почему-то толкнул меня ногой, типа, ну, я готов, и провозгласил:

– Рожденный ползать – летит и плачет!