В поисках высших истин

И тут в номер входит наша коллега, очаровательная художница и обращается ко мне: «Пойдём, радость моя, я открою тебе блаженство». Видимо, её сразила наповал одна из моих картин, и она решила, что я её достоин.

Сосед мой сразу заскучал, а я хоть и джентльмен, но вот так уйти, оставив нового друга, тоже не мог. – Сейчас, – мычу я ей, – на посошок выпьем и прямо в твои объятья.

Выпили, и я пошёл, запинаясь о гостиничные ковры, навстречу блаженству. Блаженство началось с приказа: «Быстро в ванну».

В ванну я лез точно так же, как солдат лезет через бруствер. На дне ванны я ощупал себя и с тоской убедился, что мой «шахтёр» абсолютно ничего не чувствует, а значит ни на какой подвиг не способен. Я включил какую-то воду, видимо, тёплую и уснул.

Какой может быть бой, если оружие без патронов. Долго ли я спал, не знаю, но ощутил, как меня кто-то растирает полотенцем. Именно ощутил, а значит сознание стало возвращаться. Я отстранил всякую помощь и пошёл к гостиничной кровати обречённо, неуверенно, мутно. С каждым шагом я внушал себе, что никак нельзя уронить ни честь гимна, ни честь флага, ни тяжесть булавы, ни величие державы. Я чувствовал, как двуглавый орёл даёт мне волю к победе.

Она уже лежала и лукаво повторяла: «Ну, иди же ко мне». И вот я лежу. Я лежу, и «шахтёр» мой лежит, как после обвала, прибитый, обожжённый и совсем задохнувшийся. А голова моя уговаривает его: «Смотри, какая женщина, горячая, нежная, с сияющими глазами». «Шахтёр», у тебя одна задача, подняться в свой полный рост, может к тебе карандаш привязать». Вспомни, как твои братья долбят дыру в Америку на Манежной площади в Москве.

Засыпаю. Утро. В постели один. Встаю, иду, ищу, не нахожу, переживаю, ожидаю, волнуюсь, надеюсь, не ем, не пью и даже не похмеляюсь, дичаю от тоски, молчу, не улыбаюсь, почти плачу, слушаю и ничего не слышу, смотрю и ничего не вижу, и так до самого вечера.

Вечер, вновь вижу её. «Шахтёр» в полном порядке и шепчет: «Давай её быстрее уведём». Голова отвечает ему: «После вчерашнего, твой рейтинг упал совсем».

Подхожу к ней, сидящей к кресле, удивительно трезвый, робкий и похудевший. Жалобно смотрю ей в глаза.

– Ты женат, – спрашивает она.

– Женат, – отвечаю я.

– Уходи, – произносит она.

«Шахтёр» начинает бунтовать: «Ну, точно, вы все головы одинаковые, все больные, не могла вчера спросить, мы бы и ушли, а то ведь давай, давай, вконец замучила конец. А сегодня уходи. Давай ей быстро ответ».

– Не уйду, – упрямо произношу я.

– Уходи, – повторяет она.

Я, потерявший от близости её всё то, чего у меня никогда не было, взваливаю весь груз ответственности на «шахтёра», он же вчера с кем-то знакомился.

Встаю перед ней на колени, мои руки берут её руки и ей это нравится. Она толкает меня ножкой и показывает взглядом: «Целуй».

– Конечно, задыхаясь от счастья, произношу я, и целую пальчики, лодыжки, колени, выше, выше….

Голова моя уже ничего не соображает, «шахтёр» правит бал, заполнив все уголки наших, слившихся в одну, душ.

Женщины

Раздумья над поговоркой, которую иногда применяют женщины, утешая своих, очень красивых подруг «одних мужики любят, других в жёны берут» привела меня к мысли, что красивая женщина довольно часто сама упускает свой шанс. Мудрый, добрый, хороший мужчина, как правило, не агрессивен, даже, если женщина очень понравилась ему, он не подойдёт к ней.

Если он неопытен, то не подойдёт из робости, если опытен, то будет искать хотя бы ещё одну причину, кроме красоты, для более близкого знакомства, как правило, эту причину он будет искать в особенностях её души. Но, пока он ищет, другие мужчины, менее развитые и более агрессивные, сумеют уговорить красавицу на всё что угодно. Она к этому готова. И это начинается рано.

Один мужичонка – зверюшка, второй, третий – женщина перестаёт разбираться в них совсем, так как они её ничему не учат, а только «трахают». Некрасивой женщине выбирать особо не из чего. Но время идёт, люди смотрят, и чтобы быть, как все, т. е. замужем, она становится агрессивной, и часто ей везёт, так как её уловом становятся как раз долго размышляющие, стеснительные и робкие мужички. А чего ещё надо для счастья, кроме доброго мужа.

Мужчина и женщина

По какой причине обычно не стыкуется жизнь мужчины и женщины под одной крышей. В основном из-за отсутствия творческого начала. Если нет задатков творчества, то очень быстро выясняется, что заняться нечем, кроме как изводить друг друга. Если женщина считает быт тяжким трудом, если она ленива, то наступает катастрофа. Заняться ей нечем, она начинает угнетать мужчину, который к труду по дому просто не приучен. Начинается конфликт, и мужчина начинает прятаться на работе, в гараже, лишь бы подальше от фактора постоянного стресса – женщины.

Казаки и «суициды»

Посетил богемный мир. Окунулся в классический дурдом. Принимали в казаки нижегородского писателя. За столом сидели четыре казака, включая меня и одна женщина, уже изрядно располневшая, но ещё очень молодая и вполне миловидная.

Сидели в ожидании, когда хозяин квартиры принесёт обещанное вино. Вина действительно было очень много. Два ящика. Ящик красного молдавского вина и ящик белого. Начали с красного «Старый полковник». Вино понравилось, чувствовался сорт винограда «Изабелла».

Раздаётся звонок. Игорь, так звали хозяина, берёт телефонную трубку. Мы слышим некоторую истерику женского звонящего голоса, и замечаем некоторое волнение Игоря. Он бросает трубку, со словами: «Между нами всё кончено». Весь дёргаясь, подходит к столу и говорит, что звонила Маша, она собирается покончить с жизнью через повешенье, и поэтому надо помолиться.

Игорь писатель, по крайней мере, окончил Литературный институт им. А.М. Горького, поэтому прозаик дипломированный. В его квартире, кроме рабочего стола, дивана, груды книг на полу и двух здоровенных котов, больше ничего нет. Холостая жизнь и женщины привели его к какому-то гибриду веры, посему в его квартире ещё полным полно икон, которые выстроены вдоль подоконника и рабочего стола.

В окружении этого хаоса, его нервозности, мы приняли предложение помолиться и поднялись, всё-таки казаки на отдыхе, почему бы и не помолиться. Вино ещё не сильно действовало.

Игорь начал что-то подвывать, мы креститься. Молитва оказалась долгой, ситуация предельно бредовой. Пока он молился, мы ещё пару раз выпили.

Помолившись, Игорь сказал, что это не шутки и что у Маши бывают такие обострения каждый день и длятся они по три часа, и вновь налил всем вина. Мы выпили, закуски не было никакой. Опять звонок, опять звонит Маша и говорит, что взяла нож и что сейчас будет себе резать вены. Игорь ей опять отвечает, что всё кончено, а нам опять предлагает помолиться.

Самый старый и мудрый казак из нашей компании, уже захмелев и абсолютно не желающий молиться за какую-то Машу, говорит Игорю, что пусть эта Маша определиться с выбором своей кончины. Он не успевает окончить речь, а мы выпить «за безболезненную кончину Маши», как опять раздаётся звонок.

Игорь берёт трубку и начинает дёргаться ещё сильнее, видно, что на него эти телефонные звонки и истеричная Маша, действуют как валерьянка на его же котов. Он говорит Маше о том, что даёт трубку атаману.

Атаман, уже сильно хмельной, начинает слушать Машу и звать её в нашу кампанию. Маша кричит в трубку, что Игорь вчера разбил ей нос, и так как он ещё не зажил, она не может немедленно приехать, чтобы всех нас осчастливить, а так как приехать она не может, то немедленно пойдёт и утопится, бросившись с моста в реку Волгу. Атаман, как и положено атаману, отвечает, что у него у самого три дочки и сын, и как ему подсказывает опыт, всё проходит, в том числе и истерики.

Игорь смотрит на часы. Мы, глядя на него, тоже. Игорь говорит, что осталось ещё полтора часа, и надо помолиться. Я спрашиваю сидящего рядом с нами друга Игоря: «Машка хоть симпатичная?». Он отвечает, что ещё страшнее, чем эта, показывая глазами на новую подругу Игоря.

На другом конце провода рыдания переходят в вой, атаман кладёт трубку. Он не выносит женского визга.

Игорь вновь предлагает помолиться. Все соглашаются, но перед этим атаман предлагает выпить. Пьём, кое-как поднимаемся. Крестимся. Садимся, опять пьём. Игорь дёргается ещё больше и звонит Машкиным родителям, сообщая им, что их дочь собирается броситься в реку с моста. Они его, видимо, посылают за ней же, так как Игорь произносит: «А им всё равно».

Опять звонок. Звонят родители Игоря и говорят, что им только что звонила Маша, и она вся в слезах. Игорь говорит, что с ней у него всё кончено. Пьём за то, что всё кончено, смотрим на пустые бутылки и очень хотим закусить.

Опять звонок. Опять Маша. Смотрим на часы, по Игореву опыту, истерика продлится ещё полчаса.

Есть нечего, опять наливаем и опять пьём. Атаман спрашивает, зачем он Машке разбил нос. Игорь говорит, что вчера она его терроризировала два с половиной часа, и он просто дал ей подзатыльник, а уж куда она ткнулась своим носом, он не видел.

Опять звонок. Опять Маша. Нам уже хорошо. Мы наперебой начинаем подсказывать Игорю средства инквизиции. Последние полчаса он проводит в разговоре с Машей, и сам входит в экстаз.

Опять пьём и уходим закусывать в кафе, оставляя Игоря с его бабами и вечными конфликтами. В казаки мы его так и не приняли, хоть всё вино и выпили.

Муж и жена

Муж матёрый вояка, но абсолютно не коммерческий человек. Он может всё, кроме одного, он не может заработать столько денег, сколько хочет его жена. Другая женщина гордилась бы и статью и умениями своего мужа, но ему не повезло. Он, будучи совершенно неохочем до чужой собственности, да ещё противником любого мародёрства, ничего ей дать не мог, разве что мог приносить каждый день по скальпу, да по отрезанному уху.