Измученная Инга колотила кулаком в стену.
– С ума сошла? – проснувшийся Артём приподнялся на локте. Даже после стука плач за стенкой не прекратился.
– Ты хоть знаешь, сколько время? – стонала жена.
– Без четверти шесть. Дальше что? Головой об стенку биться?
– Я не могу! Слышишь? Не могу больше выносить это! Он до двух ночи орал и с полшестого опять. Идиот!
– Он особенный, – вздохнул Артём. – Он совок потерял. В песке играл и… Ну, что ты смотришь?
– Мне кажется, что это всё уже…
– …Было? Это дежавю. Говорят, мельчайший сбой во времени. Ну, не смотри ты так. Сейчас встанем, кофе выпьем, пойдём с тобой перероем песочницу. Найдём пацану его игрушку. Поможешь?
Инга кивнула.
– Вот и славно. А то мне ещё с Каримычем разбираться.
– А с тем что? Тихий дядька.
– Тихий-то он тихий, только в тихом омуте… Да не хмурься. Лучше иди сюда.
Она мягко, по-кошачьи, скользнула Артёму под бок. Он нежно, но крепко обнял жену единственной рукой.
Жан Кристобаль Рене, Анастасия Венецианова ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ
До чего же несправедлива человеческая осень! Жизнь, отплясав бабочкой-однодневкой в лучах молодости, забивается в потрескавшиеся оконные щели старости, выпрашивая у неё ещё один вздох, ещё один часик, ещё одну возможность взглянуть на остылый, но не опостылевший мир. Старость – старая прижимистая бабка, недовольно цыкает единственным зубом, ворчит под нос и иногда (о счастье!) бросает надоевшей подопечной ещё парочку дней, а то и месяцев. Просительница цепляется за эти, часто полные боли мгновения, словно за спасательный круг. Глупое обречённое насекомое с иссохшими крыльями, никак не желающее верить в смерть…
* * *
Серый вечерний сумрак грязным саваном укрывал город. На улице раздавались негромкие голоса – пара местных выпивох оккупировала скамейку на детской площадке. Марина отвернулась от окна и недовольно фыркнула. Утром снова по всей округе будет разноситься трескучий голос бабы Вали – старой дворничихи, которая больше всего не любила беспорядок во дворе, а больше работы любила всех строить да командовать.
– Ты готова?
Голос Нади раздался неожиданно, и девушка вздрогнула.
– Неужели испугалась? – хихикнула подруга. – Трусиха.
– Ничего я не испугалась, – передёрнула плечами Марина, – просто задумалась.
– Тогда садись.
Девушки – Марина рыжая, словно огонь, обладательница таких тёмных карих глаз, что не разглядеть зрачка, Надя белокурая и синеглазая, взгляд, будто озёрная гладь – уселись за круглый дубовый стол. Обе ладные, стройные, красивые. И одинокие. Почему так случилось – неизвестно. Только парни с ними серьёзных отношений не заводили. Погулять, в кино сходить, в гости пригласить… Но ни один из них не предложил жить вместе, познакомить с родителями, замуж…
Марина тяжело вздохнула.
– Ты чего? – Надя замерла с горящей спичкой в руках, которой зажигала свечи.
– Да не верю я во всё это, – девушка махнула рукой.
– Эй, подруга, с таким настроем никакое гадание не получится, – светлые брови Надюши устремились к переносице. – Или ты веришь, или… Ай!
Марина встрепенулась, а белокурая девица затрясла рукой, выронив потухшую спичку.
– Сильно обожглась? – непонятно откуда взявшаяся тревога когтём царапнула сердце.
– До свадьбы заживёт, – улыбнулась Надя. – И я хочу увидеть, с кем у меня эта свадьба будет!
Расставив свечи перед старинным зеркалом, подруги замерли в ожидании полночи. Именно в это время, если верить древним поверьям, луна входила в силу и открывала замки потусторонних врат. В ночь на Ивана-купала магия становилась во сто крат сильнее. И пусть прошло уже несколько столетий, на дворе стоял двадцать первый век, а барышни устраивали гадания в «хрущёвках» – желание узнать свою судьбу оставалось по-прежнему велико.
– Хорошее зеркало тебе от бабки досталось, – прошептала над ухом Надя. – Как раз для нашего ритуала. Оно словно само магическое.
Марина всмотрелась в сверкающую гладь. Она не увидела там ничего, кроме своего отражения и задорного личика подруги, но сердце вдруг сорвалось в галоп, понеслось, словно загнанный зверь.
– Кто первый гадать будет? Ты или я? – через зеркало девушка следила, как шевелятся губы Нади.
– Давай, ты сначала.
– Всё-таки боишься? – Надежда прищурилась.
– Я ещё не до конца поверила, – парировала Марина. – Не хочу всё испортить.
– Ладно, – кивнула подруга.
Часы в гостиной пробили полночь. Надя устремила взор в зеркало и зашептала слова гадания, а Марина слегка отклонилась, чтобы не мешать.
Девушка рассматривала комнату, которая в свете свечей совсем не походила на её спальню – тёмные углы пугали неизвестностью, а разводы на модных обоях казались чьими-то тенями. Вдруг взгляд её остановился на светловолосом мальчике лет шести-семи. Одетый в полосатую футболочку и тёмные шорты, малец сидел за одним столом с девушками и с интересом наблюдал за происходящим. Глаза Марины сделались огромными, рот беззвучно открывался, глотая воздух.
Надя продолжала смотреть в зеркало, на её лице отразилось восхищение.
– Какой хорошенький! – подруга причмокнула губами. – Такой ладный, красивый, светловолосый! Слышишь, Марин, я его вижу! – наманикюренный пальчик ткнул в зеркало.
– Я тоже… – девушка не могла отвести взгляд от непонятного существа, неизвестно как появившегося в её квартире. – А, это, наверно, твой суженый в детстве, – Марина хихикнула. – Точно! Блондин! Только я бы не сказала, что красавец.
Лишь на первый взгляд он казался ребёнком. Но стоило только присмотреться, чтобы увидеть морщинистое лицо жёлтого, словно восковая маска, оттенка. В широко распахнутых глазах мелькали красные огоньки, а толстые розовые мальчишечьи губки слегка причмокивали. «Малыш» улыбнулся, щеря острые чуть гниловатые зубы.
– Кого ты видишь? Вдвоём же нельзя в зеркало глядеть! Куда ты смотришь? – Надя затрясла подругу, схватив за хрупкие плечи.
Марина всего на мгновение перевела взгляд, а, когда снова повернула голову, мальца за столом уже не было.
– Он же был здесь! – голос сорвался на пронзительный визг.
– Кто? О чём ты? – не понимала Надя.
– Здесь только что сидел мальчик, – дрожащей рукой Марина указала на пустой стул. – Но не совсем мальчик…
– О, подруга, я так понимаю, ты гадать не будешь?