Три поросёнка и другие сказки

В классе надо рисовать чаще всего не то, что хочется, а срисовывать в альбом какую-нибудь вазу с цветами, или глиняный горшок, или, в лучшем случае, яблоко, которое можно после урока незаметно стянуть и потихоньку съесть в туалете.

Совсем другое дело – орудовать мелом, углем и красками на улице, рисуя где попало всё, что взбредёт в голову!

Ухогорлоносики захватили правую сторону улицы Мушкетёров, а Таракашкам досталась левая сторона, которую они теперь дружно разрисовывали, изо всех сил стараясь перерисовать Пистолетика с его семейной командой.

На стороне Ухогорлоносиков было больше заборов, на которых легче рисовать, чем на стенах домов, где попадаются окна и двери. Но зато на стороне Таракашек было много витрин, и Таракашки вовсю малевали по стеклу всякие смешные рожицы с высунутыми языками, пароходы и паровозы, из труб которых валил чёрный густой дым.

И всё-таки у Пистолетика оказалось больше фантазии и выдумки. Его папа, доктор Ухогорлонос, был самым мирным человеком в городе – лечил взрослых и детей от ангины и воспаления среднего уха, – но сам Пистолетик хотел стать офицером, и поэтому он, командуя своими братьями и сёстрами, на всех заборах изобразил бой: танки шли в наступление, самолёты сбрасывали бомбы, пушки стреляли, ракеты летели, раненые падали, корабли взрывались и разламывались на две половинки… И всё это было сперва нарисовано углём, а потом раскрашено красками, синей и зелёной, которые Ухогорлоносики откуда-то притащили в ведёрках и жестяных банках.

Репка и Турнепка появились на улице как раз в тот момент, когда Пистолетик, закусив губу, дорисовал горящий танк противника.

– Можно и нам где-нибудь порисовать? – вежливо попросил Репка.

– На другой улице! – сухо ответил Пистолетик и, обмакнув кисть в банку с красной краской, изобразил огонь, охвативший башню танка.

– Жадина-говядина! – прошептала Турнепка.

И они перешли на другую сторону улицы.

Таракашки оказались более гостеприимными. Они знали, что дедушка у близнецов настоящий художник, и потому потеснились и дали Репке место у витрины мебельного магазина.

Вся витрина была уже разрисована. Остался лишь небольшой чистый кусочек стекла в правом нижнем углу.

Репка окунул кисточку в ведёрко с синей краской и очень быстро нарисовал на стекле синего кота.

– Сделай ему зелёные глаза! – попросила Турнепка.

Одна из Таракашек протянула Репке тюбик с краской, и синий кот тут же блеснул зелёными зрачками.

– Репка, смотри! Смотри! Пупсик! – неожиданно закричала Турнепка и схватила брата за руку.

Преследуемый запахом ненавистной ему краски, по улице большими прыжками удирал подальше от детей кот Пупсик, один раз уже побывавший в химической чистке, чудом вернувшей ему первоначальный цвет.

…Фантик свернул за угол и оказался на улице Мушкетёров. То, что он увидел, ошеломило его. Это была уже не улица, а самая настоящая Выставка детских рисунков. Только эту выставку нельзя было послать ни в одну страну, потому что рисунки можно было только смыть водой со стёкол витрин, со стен домов и заборов.

Вдоль большого забора, во всю длину которого неизвестными художниками была нарисована битва, ходила девочка и, время от времени ковыряя в носу, внимательно рассматривала картину сражения.

Фантик подъехал.

– А ты можешь так нарисовать? – спросила вдруг у Фантика девочка.

– Нет! – чистосердечно признался Фантик.

– Я тоже так думаю. Пойдём посмотрим!

– Что? Куда? – не понял Фантик.

– На другую улицу. Они теперь там рисуют… Я сяду к тебе на багажник. Меня зовут Косточкой, потому что я однажды подавилась сливовой косточкой, и если бы не Пистолетикин папа, то ой-ой-ой что бы случилось…

Не успел Фантик открыть рот, как девочка вскарабкалась на багажник велосипеда, и они уже ехали.

На другой улице никого не было. На третьей – тоже.

– Фантики…

Фантику послышалось, что его окликнули.

– Фантики! – повторила девочка за его спиной и пока зала на разноцветные конфетные бумажки, устилающие улицу. – Знаешь, лучше поехали к ним домой! Сейчас налево, потом прямо, потом немножко вбок, а там уже совсем недалеко, в конце бульвара, за вторым углом…

Фантик опять ничего не ответил и нажал на педали. Хорошо, что его ножка совсем перестала болеть!..

«Самое удивительное, – думал Фантик, крутя педалями, – то, что никто меня не узнаёт! Впрочем, на манеже цирка я появляюсь в костюме, расшитом серебряными блёстками, и в гриме. Но если бы эта Косточка знала, что её везёт не какой-то мальчишка, а взрослый человек, да ещё к тому же артист цирка, она бы от удивления слетела с багажника!» А пока Фантик решил поподробнее расспросить девочку о том, что произошло в городе.

Косточка совсем по-военному доложила обстановку.

– А тебя разве никто не бросил? Ты что, сирота? И почему ты меня расспрашиваешь, как будто ты из другого города? Стой! Стой! Мы уже приехали!..

Косточка спрыгнула с багажника.

– Здесь! Они живут в этом доме!

Из окна второго этажа валил дым.

«Пожар!» – мелькнуло в голове у Фантика.

Косточка была совершенно спокойна.

– Это их окно. Они дома. Пошли… Я не знаю, как тебя зовут!..

«Придёт время – узнаешь», – подумал Фантик.

И они поднялись на второй этаж, где на двери висела медная табличка:

ДОКТОР УХОГОРЛОНОС.

ПРИЁМ ВЗРОСЛЫХ ТОЛЬКО ПО ПОНЕДЕЛЬНИКАМ

ОТ ДВУХ ДО ПЯТИ ЧАСОВ ДНЯ.

ПРИЁМ ДЕТЕЙ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ

ДНЯ И НОЧИ.

В квартире царил полный ералаш.

Разукрасив с обеих сторон улицу Мушкетёров, Ухогорлоносики и Таракашки пришли к обоюдному согласию: если Пистолетик замечательно изобразил войну, то Таракашки проявили большую изобретательность в изображении животных. Кроме того, они нарисовали паровоз, который тащил за собой пятнадцать вагонов, и ещё дополнительно одного синего кота с зелёными глазами.

Придя к выводу, что никто никого не перерисовал, а значит, не победил, обе стороны решили отпраздновать необычный урок рисования на квартире Ухогорлоносиков, где они и собрались, перемазанные красками всех цветов радуги, весёлые и довольные: с самого раннего утра они творили что хотели и никто не сделал им ни одного замечания.