Тени Богов. Искупление

– Мой отец был королевским книжником, – вздохнул парень. – А я хотел стать воином.

– Надеюсь, у тебя получится, – буркнул Кригер.

– Они служат тому чудовищу, – услышал Торн голос Гледы. – Если мы не убьем их, они будут убивать каждого, кто приблизится к воротам. Каждого, до кого жатва не дотянулась сразу.

Флит с интересом посмотрел на Гледу. Затем столкнулся взглядом с ее отцом.

– Раск давал мне почитать некоторые пергаменты, – добавила Гледа и потянула из ножен меч.

– Среди них ребята из моей роты! – поморщился Кригер.

– Ну так вспомни, что ты мастер стражи Альбиуса! – процедил сквозь стиснутые зубы Торн. – Прикажи им уйти от ворот! Отправь их в казарму! Чего молчишь? То-то… Мне кажется, что это уже не они… Может, потратишь один заряд? А ну как удастся их отпугнуть?

– У меня нет ни одного заряда! – прошипел Кригер. – И мушкет старый, память об отце. Хотел к оружейнику занести, чтобы отладить!

– Тогда придется воспользоваться мечом, – прошептал Торн. – Если не внемлют словам. Он у меня, правда, тоже не новый…

Безумцы не слышали слов или не понимали их. Он взметнули мечи и двинулись на Торна, не обращая внимания ни на его увещевания, ни на крики Кригера из-за его спины, и все же Торн перестал просто парировать их удары, лишь когда его начали обходить, чтобы добраться до Гледы и до мальчишек из роты, да еще и ткнули мечом в лошадиное горло.

– Защита в боевом строю! – заорал он во всю глотку, вставая на ноги и напоминая подопечным о вдолбленной в них науке, и ринулся вперед, ломая странно строгий строй безумцев и даже теперь стараясь не убивать противников, а оглушать их, но обезумевшие стражники сражались, не чувствуя боли и не ведая страха. Кригер сыпал проклятиями, окликая каждого, но и имен своих они словно не помнили и, даже сбитые с ног, вставали и снова поднимали мечи, и Торну пришлось их убивать.

«Всякое благо – есть благоволение богов, пусть даже исходит от человека, потому как человек – суть создание божественное, но если зло исходит от человека, то лишь человек и повинен в том», – бормотал то ли вслух, то ли про себя строки из Каменного завета Торн Бренин и заученными движениями – отбить, уклониться, с разворотом подсечь и мгновенным движением пронзить – убивал безумцев одного за другим, пока на камнях перед воротами не осталось лишь несколько недобитых стражников, что уже не могли сражаться. Покалеченных мальчишками, которые, выпучив глаза, были вынуждены следовать примеру наставника.

– Добивай! – сорвался на визг Кригер и сам стал тыкать мечом в хрипящие, истекающие кровью тела.

Когда все было кончено, капитан подхватил мешок с убитой лошади и пересел на лошадь с телом Лики, но ворота не открылись. Створки словно были соединены намертво. Вымазанные в крови стрелки налегали вчетвером на рычаг, цепи гудели, но ворота не поддавались.

– Какого демона? – разразился проклятиями Кригер, прыгающий у створок. – Раск подъехал к воротам, провел рукой между воротин, и стража легко сдвинула их! А я уже все пальцы сжег об этот знак!

– Папа, – приблизилась к отцу Гледа. – Ты помнишь слова Раска? «Стрикс лучше, но и серебро – хороший выбор». Диадема. Она все еще в твоей сумке?

Торн оглянулся, увидел на противоположной стороне площади еще один отряд странно упорядоченных безумцев с окровавленными клинками, сунул руку в сумку, достал диадему, мгновение вглядывался в нее, потом бросил ее Кригеру.

– Проведи между створок вот этим.

Ворота стали распахиваться сразу. Гул колокола на городской ратуше продолжал оповещать окрестности об ужасной беде. Облака накрывали город густой пеленой.

Глава вторая. Водан

«Неси не то, что можешь поднять,

а то, что можешь нести».

Трижды пришедший

Книга пророчеств

Защищенный крепостными стенами и горными неудобьями приграничный городок Водан обычно пребывал в дремоте и просыпался только в случае войны или в дни равноденствия, отводимые для народного веселья. Фризы любили празднества; расставляли чередой памятные даты, по малейшему поводу устраивали торжества, бахвалились победами в забытых войнах и заучивали имена героев древних битв, переписывая и правя ветхие манускрипты. Но дважды в год и с особым усердием они отдавали должное богам и врагам, славя и ублажая первых и подвергая пыткам вторых. И в жажде веселья и крови, которая охватывала едва ли не каждого фриза, городок Водан ничем не выделялся среди прочих селений великой державы, чье величие не требовало подтверждения, но неизменно пыталось получить его, возводя эшафоты и забивая в древние стены пыточные костыли.

Окрестности Водана считались во Фризе глухой провинцией и забытым богами краем, но именно здесь располагалось начало Геллского тоннеля, великого фризского пути на юг, по которому северные полки век от века маршировали на усмирение коварных геллов, а то и обнаглевших от сытости берканцев. И хотя земли на противоположном конце тоннеля принадлежала горцам, воданцы знали – едва застучат в тоннеле фризские стальные колеса, разбегутся геллы прочь, попрячутся в норах и родовых башнях. Так что пусть пока хорохорятся за горными хребтами, всего лишь весеннее празднество приходит в Водан, хотя и о войне разговоры нет-нет, да расползаются по кабакам. Да что разговоры; держава без очередной победы, что силач без хорошей драки. Надо же и размять мускулы, да и славы много не бывает. Главное в другом – история Фризы учит, что все и всегда начинается в Водане. Ну, разве что кроме не столь давней, но победоносной войны с Бальдаром.

Неизвестно, думал ли об этом бургомистр Водана барон Стим, седой ветеран той самой бальдарской войны, но именно теперь ему было не до раздумий. Почетный караул, который он выстраивал на воданской площади, больше напоминал сборище обозных прихвостней, пусть даже все бляхи и пряжки на парадных доспехах караульных были начищены до блеска. Трубачи над главными воротами выдували из сияющих труб невнятный хрип, а только что заметенный мусор налетевший ветер не просто разбрасывал по площади, а взвивал столбиками смерчей. Старшина караула давно сорвал голос и теперь только взмахивал руками, косясь на небо и надеясь на спасительный дождь, а копящиеся на площади зеваки никак не хотели умещаться в огородках у дома бургомистра и ратуши.

Лишь двое не участвовали в весеннем помешательстве, пусть даже один из них неотступно следовал за бароном, а другой, стоя на крепостной стене, зорко оглядывал окрестности. Жизнь барона Стима охраняли сыновья Клана Теней. Эйконцы не были в диковинку ни в Водане, ни в других городах Фризы, всякий влиятельный вельможа мечтал заполучить в собственную охрану разукрашенного татуировками иноземного воина, но вряд ли хоть кто-то из фризов не задерживал на них взгляд, столкнувшись со зловещими телохранителями в городе или где-нибудь в дальней дороге. Конечно, о настоящем столкновении и речи не могло идти; по слухам воины из Клана Теней были подобны смертельному ветру, что овевает и убивает каждого, кто пытается встать у него на пути. Стоил этот ветер немало, поэтому позволить его себе могли только важные сановники или самые богатые купцы, чьи караваны заходили в опасный Вандилский лес, не менее опасную Мертвую степь или отваживались путешествовать по Долине милости. Зато еще никто и никогда не пожалел о том, что немалое количество золотых монет ежегодно отправлял на далекий остров Теней, где во мраке неизвестности пребывали соплеменники удивительных воинов. Хотя, за барона Стима – правителя приграничного города – платила казна.

Двое эйконцев успели примелькаться в крохотном городке, и все-таки привыкнуть к ним было невозможно; ни к их странноватой, свободной одежде, ни к разной длины мечам, висевшим на их поясах, ни к узлам, которыми они стягивали на затылках длинные черные волосы. И уж тем более к угрожающим татуировкам-шрамам, что оплетали их тела, начиная от скул и запястий, хотя вряд ли кто точно знал, встречаются ли эти узоры на их коже или нет. Впрочем, к линиям, вырезанным по живому, привыкнуть было вообще невозможно, пусть даже жертвы предстоящего празднества подвергались чему-то подобному ежегодно. Но самым удивительным было то, что из-за нанесенных на их тела угрожающих узоров эйконцы не обращались в увенчанных шрамами горемык. Поговаривали, что они вообще не чувствуют боли и не знают, что такое радость или печаль, скука или азарт. Некоторые даже утверждали, что именно ужасными узорами и скрытыми в них магическими камнями эйконцы полнят собственную доблесть, но доподлинно об этом никому не было известно. Во Фризе эти воины появлялись уже в узорах.

Ло Фенг, воин покоя, пожалуй, единственный сын Клана Теней за его пределами столь высокого ранга, стоял на стене у надвратной башни. Воин мужества, Чжан Тао, который был старше Ло Фенга, но не достиг ранга покоя, держался возле барона Стима, а Ло Фенг словно присматривал за всем городом. Ловил на лицо прохладный весенний ветер, чувствовал тепло невидимого в облаках солнца, сползающий с вершин и Бальдарских, и Серебряных гор холод, любовался предгорьями, укутавшимися по случаю начала весны в зеленый бархат молодой травы. Однажды, когда воин покоя окунется в покой с головой, он выйдет из крохотной хижины в родной деревне на острове Теней, и точно так же будет ловить лицом жар и холод, и отмечать взглядом красоту сада, возделанного собственными руками. Правда, вряд ли он будет видеть при этом темно-серые, почти черные бастионы и стены воданской крепости, красные черепичные крыши, деревеньки, раскиданные по склонам ущелья, огромную даже издали арку Геллского тоннеля и ревущий в Серебряном ущелье Уруз, который кричит словно новорожденный ребенок, но уже через десяток лиг успокаивается и бежит, принимая в себя притоки, полноводной рекой к Фризскому морю, то сходясь, то расходясь с Гординским трактом. Если, конечно, эйконец вообще доживет до старости и увидит хоть что-то.

Ло Фенг пригляделся к процессии, которая уже въехала в привратную деревню. Впереди под черным фризским флагом с тремя алыми коронами двигался небольшой отряд стражи, за ним на статном коне – как раз для грузного седока – ожидаемый гость – граф Пелко Сотури в окружении троих неприметных всадников – один впереди, почти среди стражников, один рядом, на полкорпуса коня отставая от графа, еще один сзади, среди слуг. Все как положено, никто не исполняет доверенную им службу лучше эйконцев. А вот дальше наблюдалось что-то необычное. За повозкой слуг держал строй десяток широкоплечих воинов, доспехи и лица которых скрывали черные плащи с капюшонами, а уж за ними следовала еще одна повозка. Рядом с ней правил лошадью одинокий всадник – тоже наряженный в черный балахон, но маленький, словно ребенок. Возница же повозки, даже расположившись на облучке, не мог скрыть собственный немалый рост. Худой старик, как и его спутники, не отличался яркостью одеяний, но на груди его что-то поблескивало. Беспокойство, донимавшее легкой тенью Ло Фенга с самого утра, нашло свое разрешение. Он развернулся и, минуя трубачей, готовых дуть в медные трубы, стал спускаться со стены.

Барон Стим скользнул утомленным взглядом по бесстрастному лицу главного телохранителя, который ни разу за год службы не выказал ему ни единого знака уважения, не говоря уже о подобострастии, взъерошил слипшиеся от пота седые волосы, вздохнул и продолжил выравнивать кое-как выстроенный на привратной площади почетный караул. С год назад он напрямую спросил Ло Фенга; отчего ни тот, ни его напарник не склоняют головы не только при встрече с их нанимателем, но и при подъеме флага или звуках фризского гимна, или это тоже не прописано в контракте? Ло Фенг тогда ответил странно. Он обошелся всего несколькими словами, но дал понять барону, что не все можно прописать в контракте, но он, Ло Фенг, никогда не склонит ни перед кем головы, пусть даже перед ним окажется предстоятель Храма Гнева Богов или любой из фризских королей-герцогов, потому что за Ло Фенгом да и внутри него таят силу и доблесть тысячи великих эйконских воинов, а подобной чести не заслуживают даже боги. Тогда барон с досадой поморщился, даже подумал о том, что уж перед инквизицией голову склонит всякий, а теперь только раздраженно покачал головой. К счастью, на стене, наконец-то обойдясь без хрипа и сипения, загремели трубы. Ло Фенг подошел к Чжан Тао и произнес:

– В свите не только инквизиция, но и храмовые воины.

– Трое братьев тоже? – спросил Чжан Тао.

Ло Фенг не ответил. Чжан Тао не должен был спрашивать об очевидном и пропускать между ушей главное, и воин мужества понял свою оплошность, кивнул и отправился к дому бургомистра. Ло Фенг занял его место.

– Наконец-то, старый друг! – почти пропел граф Пелко Сотури, сползая с коня перед строем почетного караула, и тут же обнял барона Стима, бросившегося помогать гостю, нога которого застряла в стремени. – Лопнуть моим потрохам, но все-таки, полтысячи лиг до твоего захолустья из Гордина – многовато для моего старого зада, пусть даже четыре сотни из них мне удалось проделать на корабле. Не мог бы ты углубить Уруз на последние сто лиг или хотя бы передвинуть Водан на сотню лиг севернее? Никак? Ха-ха! Я шучу, дорогой мой. Надеюсь, ты помнишь, как мы пировали на палубе после бальдарской битвы? Все еще не могу понять, как ты сумел переманить к себе нашего кока? Впрочем, отложим болтовню, надеюсь, стол накрыт? Я присылал гонца. Ты помнишь, что надо было сделать? Как раз к полудню. Сколько у нас времени? Еще два часа? Как раз подтянется мой подарок. Какой? Увидишь. А пока к демонам все дела, надо хотя бы немного перекусить. Распускай караул, нечего твоим ветеранам втягивать животы, пускай занимаются делом. Много работы нам предстоит, барон, очень много. Кстати, в этот раз стражникам мараться не придется, я взял мастеров заплечного дела. Ну? Где твоя благодарность?

Не слишком большую привратную площадь наполнила суета. Ло Фенг окинул взглядом братьев, прибывших с графом Сотури – и широкоплечий Ли Фанг, и опытный Ван Ксин, и коротышка Лю Чен были весьма высокого ранга, воинами добродетели, поймал едва приметное движение подбородка Ван Ксина, подтверждающего, что барон Стим взят под охрану, и стал приглядываться к храмовникам. Воинский кодекс Клана Теней предписывал следить не за охраняемой персоной, а за опасностью, которая ей может угрожать, но был в кодексе и раздел, о котором не знал тот, кто нанимал для собственной охраны эйконца. «Глядя на течение жизни, различишь потопы и засухи, которые лишь предстоят, – учила далеких предков Ло Фенга мать-основательница клана. – И нарушение неизменности столь же опасно, как и упорядочивание хаоса». Ни разу еще на памяти Ло Фенга не прибывали в Водан инквизиторы и храмовые воины одновременно. Было отчего задуматься. Ничто вплоть до собственной смерти не могло вывести из равновесия воина покоя. Но в каждое мгновение жизни он делал то, что должен был делать, и теперь ему следовало понять замыслы особых столичных гостей.

Их было двенадцать. Возница с серебряным медальоном инквизиции на груди в виде двух скрещенных топоров, инструктированных стриксами, – худой безбородый старик – копался под пологом повозки. Относительно молодой коротышка, почти карлик с гладко выбритым черепом, густыми черными бровями и тонкими губами, лениво прогуливался по площади. Судя по капюшону и подвязанному за спиной фартуку, он служил палачом. Остальные, в которых Ло Фенг предположил храмовых воинов, занимались лошадьми. Лишь один из них – широкоплечий франт, позволив себе сбросить с головы капюшон, остановился, уперев руки в бока. Он, не скрывая интереса, рассматривал самого Ло Фенга.

– Оставь его, Накома, – посоветовал инквизитор, не предполагая, что Ло Фенг слышит каждое его слово. – Этот эйконец вроде тех, что охраняют графа. Дорогая застежка на прочном ремне. Для красоты и только. Никогда не понимал, зачем нужен дорогой пояс, когда можно подпоясаться веревкой?

– Нет, – расплылся в улыбке Накома. – Этот посерьезнее троицы графа, отец Авгрин. Жаль, что среди меченосцев Храма Гнева Богов нет ни одного эйконца. Было бы любопытно… прощупать их. На излом.

«Меченосец Храма Гнева Богов, – отметил про себя Ло Фенг. – Значит, я не ошибся. Лучшие воины Фризы – это стражи предстоятеля и хранители святынь Храма. Они называются меченосцами храма. Или храмовыми воинами. Никто не знает, кто они, сколько их, и кто их учит. Некоторые вовсе сомневались в их существовании. И вот они появились в Водане. Отчего они выбрались из храма? Что они замыслили? И почему один из них явно нарушает их же правила? И отчего у него другой меч, не как у остальных? Судя по ножнам – полуторный фальшион, хотя, точно сказать, пока он не обнажен, нельзя… В главном алтаре Храма Змеи до сих сохраняется отметина от фальшиона. Мать-основательница храма оставила ее, покидая остров…»

– Некоторые пытались, – кивнул инквизитор. – Мало кто осмеливался, но тех, кто набирался храбрости, уже нет. Запомни, парень, что я скажу. Ты будешь резать на части ребенка перед эйконцем, и он даже не моргнет, если не нанимался этого самого ребенка охранять. Говорят, что у них нет сердца.

– Можно подумать, что у тебя сердце есть, – усмехнулся Накома.

– Есть и даже побаливает иногда, – кивнул отец Авгрин и повернулся к палачу, который ходил вдоль крепостной стены правее ворот и ощупывал забитые в нее железные костыли. – Что там, Мел?

– Сойдет, – отозвался палач. – Хорошее железо, хорошо забито. Не хватит штырей – добавим. Ему, правда, многовато лет, но раньше умели делать. Ржавчины нет почти.

– Семьсот лет ему, Мел, – отозвался инквизитор. – Семьсот два года, если точно. Как и многие города Фризы Водан оказался в руинах семьсот два года назад, и эти стены поднимались заново.

– Помост еще нужен, – добавил палач. – А то я не допрыгну до верхних. Ростом маловат. Да и жаровню некуда будет поставить.

– Вон, – махнул рукой инквизитор. – Видишь за воротами мытарский помост? Его и возьмем. И место для жаровни найдется. И для котелка. Сначала, правда, надо бы перекусить…

– А если его ребенка? – продолжил разговор Накома, не сводя глаз с Ло Фенга и одновременно прихватывая уздцы лошади у коновязи. – Если резать на его глазах его собственного ребенка, он тоже не моргнет? Ну, он же не нанимался его охранять? Вряд ли у него есть контракт. У кого есть контракт с собственной семьей?

– Этого никто не знает, – ответил инквизитор. – Но я слышал, что у эйконцев, которые нанимаются служить, нет семей. Ни жен, ни детей.