Чужие игрушки. Часть 3

– Он тоже думал, что я на сверхсрочной. Он даже обрадовался. Он все время хотел, чтобы я стал военным. Только это была не совсем сверхсрочная служба.

– А, что это было? Дисбат?

Николай обреченно махнул рукой:

– Нет, не дисбат. Меня тогда даже наградили. Отцу письмо благодарственное прислали, он мне показывал.

– Он мне рассказывал, удивлялся очень, почему вы орден не носите. Теперь понятно.

Николай подозрительно посмотрел на Звягинцева:

– Думаете вам понятно? Думаете мне орден дали потому, что я Кларе не писал.

– Не горячитесь Николай Федорович. Я этого не говорил, даже так не думал.

Николай как бы оправдываясь продолжил:

– Мне орден за участие в боевых действиях за рубежом дали. Хотя…

Николай задумался и

– Хотя я так и не понял, за что мне его дали, обещали награждать за каждое ранение. Одно ранение у меня и было.

Звягинцев опешил:

– Как обещали награждать за ранение? Это ни в какие рамки не укладывается. Это цинично. Штрафные батальоны в войну были, но это была вынужденная мера. А, сейчас то зачем?

Николай безразличным голосом подтвердил:

– А, так. Награда только за ранение, ну посмертно тоже награда. Такой контракт. Я вынужден был его подписать.

Звягинцев был совсем ошарашен?

– А, что же это было? Это что же, за контракт, за такой?

Николай поморщился:

– Как-нибудь в другой раз расскажу.

– А почему же вы с отцом не поговорили Николай Федорович?

– Не знаю, не получалось. Мы, когда с вами от отца возвращались, я всю дорогу размышлял, почему я ему все не рассказал. Что я ему тогда сказать был должен? Я подписку дал и не одну, что о своей службе никому не расскажу. Спросить его как поживают Никитины? Так я из разговора с братом понял, что связь оборвалась. Что отцу сердце то было рвать?

– Да, вы Хромовы народ щепетильный, до ужаса. Федор Петрович тоже стесняется вам рассказывать о себе. А, стесняться ему нечего, поверьте. Его биографией гордится надо. Это я вам точно говорю. Ладно. Потом об этом поговорим. Сейчас нам что делать?

– Я поэтому и пришел к вам Виктор Петрович, что не знаю. Думал вы посоветуете.

Звягинцев задумался. Через некоторое время он спросил:

– Вы московский адрес Никитиных помните?

– Конечно.

– Диктуйте.

Когда Звягинцев, нацепив очки на нос, записал адрес, Николай поинтересовался:

– Вы хотите по своим каналам узнать о Никитиных.

– А зачем нам какие-то там каналы? Могу я навестить фронтового товарища? Могу. Сам поеду.

– Виктор Петрович, я вас озадачил своими проблемами.

– Нет, Коля, я сам хочу с Никитиным повидаться, и совсем не потому, что надо в этой истории разобраться. Нет, и поэтому, конечно, тоже. Просто, мало нас осталось на этом свете. Хоть перед смертью свидиться. Может он меня и не помнит. Но, это неважно.

Николай вздрогнул. Звягинцев его в первый раз назвал просто Колей.

Вернулся Звягинцев через несколько дней и вызвал к себе Николая в кабинет. Николай открыл дверь его кабинета, с надеждой в глазах. Когда он вошел Виктор Петрович сказал по селектору:

– Зиночка, меня ни для кого нет.

– Виктор Петрович, вам чая или кофе?

– Спасибо Зиночка ничего не надо.

Звягинцев хмуро посмотрел на Хромова:

– Садитесь, Николай Федорович.

Николай с тревогой опустился на стул, а Виктор Петрович продолжил:

– Запишите новый адрес Никитиных, Николай Федорович.

– Они переехали?

– Они разменяли квартиру.

– Разменяли? Почему?

Звягинцев потянулся под стол и достал бутылку водки и три граненых стакана:

– Умер Александр Иванович.

– Как умер?

Звягинцев уже наливал водку по стаканам:

– Так. Умер. Не молодые мы уже. Инфаркт.