Вздрогнул воздух, разорванный огненной стрелой. Это было бесшумно – ракета двигалась со скоростью, превышавшей звуковую в пять раз. Ракета ударила как раз в уникальный храмовый ансамбль – самое красивое место центра города.
Прогремел взрыв.
Главное здание храма как будто подпрыгнуло вверх на два метра и, не выдержав этого внезапного акробатического номера, уже в полете развалилось на множество обломков, которые продолжали набирать высоту вперемешку с темным оранжевым пламенем и серой пылью. Как будто посреди храмового ансамбля вдруг разверзлось вулканическое жерло.
Взрыв поразил не только храмовый ансамбль, но и ближайшие кварталы. В отличие от культовых построек, сооружавшихся на долгие века, домики местных жителей строились из чего попало – храм окружали не самые зажиточные кварталы. Шифер, фанера, доски от упаковочных ящиков, иногда и сами упаковочные ящики – это были доступные материалы. К сожалению, прочность и долговечность у них оставляла желать лучшего.
Окрестности метров на двести вокруг эпицентра взрыва буквально взлетели на воздух. Маленькие хрупкие домики разваливались на куски, воспламеняясь на лету. Огонь стремительно охватывал все большую площадь разрушения. Черный дым, подхваченный воздушными потоками, потянулся вверх, расплываясь густым тяжелым грибовидным облаком, как будто бы в Дакхасе взорвалась ядерная бомба небольшой мощности.
В первые мгновения после взрыва погибло несколько сотен человек. В первую очередь все монахи, паломники и молящиеся, которые были в храме. В кварталах возле храма проживало много людей, потому жертв там было гораздо больше. Взрывная волна разносила, ломала и рвала на части с одинаковой легкостью и человеческую плоть, и хлипкие строительные материалы, превращая все в огонь и дым. Пламенный вал покатился по улицам, не оставляя после себя никого и ничего. Ветер поменялся, направляясь к центру взрыва, неся с собой кислород, необходимый для того, чтобы горел огонь.
Здесь, в прихрамовых кварталах, живых практически не осталось. Те, кто не погиб от ударной волны, погибали от жара и удушья. То, из чего строились дома в этом районе, воспламенялось и горело с очень высокой температурой, выжирая из воздуха кислород и насыщая его губительным угарным газом. Из пяти тысяч человек, живших в кварталах, примыкающих к храму, выжило не больше пяти сотен. И большая часть выживших была обожжена или отравлена окисью углерода.
Чуть дальше от храма взрывная волна потеряла свою ярость. Там от нее уже никто не погибал. Зато пламя пошло по сторонам с той же самой яростью, как и близко от места взрыва. Люди бежали против горячего ветра, стараясь спастись от ревущего огненного потока, поглощающего улицы.
Как и в большинстве азиатских регионов, здесь жили очень скученно. Вся центральная часть города превратилась в один клокочущий адский котел, ревевший так, что было слышно на много километров вокруг. Такого пожара Дакхаса не знала никогда за всю свою историю.
Спасательные службы в городе были организованы из рук вон плохо. Три пожарных экипажа – это не силы для города более чем с пятьюдесятью тысячами населения, а когда речь заходит о грандиозном пожаре, то вообще лучше бы их не было: не надо было бы испытывать такие терзания. Помощь, конечно, шла – со всех окрестностей, из соседних городов, располагающих хоть какими-то спасательными службами. Была поднята в ружье армия, которая в данной ситуации должна была сыграть роль не только помощников, но и силы, сдерживающей панику и мародерство.
Дакхаса горела и кричала множеством голосов. В пламени, охватившем центр, там, где был некогда храм, чудом уцелевший Будда взирал на окружающий ад с чисто восточным спокойствием. И только по изъеденной временем щеке медленно текла капля – камень не выдержал температуры и начал плавиться, превращаясь в стекло. Казалось, истукан плачет над горькой участью тех, кто погиб сегодня.
И пострадавшему городу было решительно все равно, что где-то далеко, в очень высоких кабинетах, несколько человек, облеченных властью, каждую секунду теряют по много тысяч таких ценных и невосстанавливающихся нервных окончаний. Эти люди были далеко, они не видели и не слышали того, что сейчас видела и слышала Дакхаса. Строго говоря, дакхасцам сейчас было решительно все равно, есть ли вообще на свете эти обитатели высоких кабинетов.
Точно так же все равно было и людям на полигонах Кап-Яр и под Новосибирском. На данный момент их волновало только то, что ракета почему-то вышла из-под контроля. Потом, наверное, придет осознание той трагедии, которая произошла в результате, но это будет потом. Сейчас ближе своя собственная рубашка.
А у Иосифа Степановича Коломийца сильно болело сердце.
Глава 2
Президент Орлов устало выдохнул и посмотрел на людей, собравшихся в приемной. Была еще первая половина дня, а он уже чувствовал себя предельно измотанным. Ему никогда прежде не приходилось сталкиваться с дипломатическим кризисом такого масштаба.
– Вкратце о сути дела, – сказал президент, проведя руками по лицу, словно стирая с него что-то мерзкое, но невидимое. – Полтора часа назад на испытаниях новой баллистической ракеты «Бирюза-2» произошел инцидент, повлекший за собой сбой в системе наведения и управления. Ракета вышла из-под контроля на двадцатой минуте испытаний, в точке навигации, затем изменила курс и пошла в сторону Китая. Еще через сорок минут ракета взорвалась в Тибете, на территории Сычуаньского округа. Произошли серьезные разрушения центральной части города Дакхаса. По предварительным данным, погибло три с половиной тысячи человек – непосредственно от взрыва, а затем в пожарах, которые начались после него. Разрушено несколько кварталов города, а также буддийский храмовый ансамбль пятнадцатого века. Как вы понимаете, это нам непременно припомнят.
Президент грустно усмехнулся. Все прекрасно понимали, что храмовый ансамбль станет всего-навсего приложением к тем претензиям, которые Китай уже наверняка формулирует. Не самым приятным, но было бы замечательно, если бы все только этим и ограничилось.
– Что случилось с ракетой? – спросил директор ФСБ Роман Крохалев.
– Этого мы пока что не знаем, – развел руками Николай Ильич. – Известно только то, что я вам рассказал. В настоящее время идет работа в центре управления испытаниями на Кап-Яре и на полигоне в Новосибирске, обрабатываются данные с приборов, которые продолжали поступать. Хотя здесь есть некоторая загвоздка: данные шли такие, какие должны были бы быть, если бы ракета летела в нормальном режиме.
– То есть фактически можно говорить о том, что данные для ЦУПа были заблаговременно записаны и затем каким-то образом перебили собой реальную информацию с ракеты? Пахнет весьма продуманным и целеустремленным воздействием, – медленно проговорил шеф контрразведки генерал-майор Юсупов. – Мы немедленно создадим рабочую группу, которая займется этим вопросом.
– Да, это обязательно! – кивнул президент. – Вообще, инцидент настолько из ряда вон выходящий, что ограничивать его расследование каким-то одним ведомством будет по меньшей мере недальновидно. Поэтому, господа, я хочу, чтобы вы создали общий штаб и вместе разработали план работы по расследованию. Подключайте кого угодно – Министерство внутренних дел, МЧС, да хоть чукотских шаманов во главе с этим ненормальным, который мне две недели назад письмо написал гневное… как его… Рультыпкыр! Если понадобится – зовите и его до кучи. Мне надо, чтобы результат был в ближайшее время. Китай долго ждать не станет.
– Нам еще не выдвигали никаких претензий, – заметил министр иностранных дел Петр Самуилович Шпильман.
– Это пока что, – вздохнул Орлов. – Я позвонил Ху Дзиньтао незадолго до взрыва, рассказал, что произошло. Генсек был корректен, но все равно по голосу было слышно – нисколько не обрадовался. В его речи проскальзывали такие нотки, которые заставляют думать, что впереди нас еще ждет чрезвычайно неприятный разговор.
– Надо готовить официальную ноту для Китая? – спросил Шпильман.
– Да, не помешает, – кивнул президент. – Хотя что мы теперь можем им сказать? Лучший вариант – это выдать виновников инцидента. Кстати, Китай требует, чтобы виновные получили наказание по их законам. Я вынужденно пошел на эти меры, и это, увы, крепко связывает нам руки. Мы не можем найти стрелочников и свалить все на них, потому что нет никакой уверенности, что удар не повторится. Ну и вообще в данной ситуации нельзя идти на поводу у естественного желания поскорее избавиться от головной боли, отыскав эрзац-виновных. Нам нужен настоящий результат, без дураков. Надо объяснять?
Объяснений не требовалось. Все было понятно и так. Инцидент с ракетой был всего-навсего внешним проявлением какой-то серьезной болезни, протекающей скрытно и незаметно. Скорее всего, речь шла о каком-то очень серьезном «недуге». И тем, кто собирался расследовать инцидент с ракетой, предстояло сыграть роль диагностического отделения, сражающегося со сложным диагнозом.
– Антон Иванович, а на ракете были черные ящики? – спросил президент.
– Да, были. Общий в боеголовке и индивидуальные на каждую из трех ступеней, – ответил Каратаев.
Рассуждая вслух, Антон Иванович продолжил:
– Что произошло с ящиком в боеголовке, я прекрасно понимаю. Искать его нет ни малейшего смысла. Вряд ли он был настолько прочен, чтобы пережить взрыв. Да это и не надо было – попадание ракеты в цель обычно означает, что искать неполадки и погрешности не придется. Кстати, а почему в боеголовке испытательной ракеты оказалось боевое бризантное вещество?
– А вот это нам Максим Эдуардович скажет, – Орлов кивнул в сторону большого плазменного экрана, на котором с самого начала разговора маячило понурое лицо министра обороны.
– К сожалению, вынужден признаться, что идея с применением бризантного вещества – это показательное шоу для меня и еще нескольких высоких чинов из нашей армии. Предполагалось, что обыкновенная болванка не произведет такого впечатления, какое надлежит.
– В каком смысле «надлежит»? – удивился президент.
Казаков невесело улыбнулся:
– В таком, что у нас как-то считается, что начальство не всегда понимает то, что видит. Просто потому, что его компетенция, как правило, неизменно ниже, чем профессионализм тех, кто занимается демонстрацией своего детища. Ну и получается в итоге, что начальству, как маленьким детям, нужно шоу. Вот нам и собирались показать шоу. А кто-то про это узнал и воспользовался им так, что мало не показалось.
– Максим, – нахмурился Николай Ильич, – а вот скажи мне на милость: зачем нужно было это шоу? Ты что, маленький? Так, может, лучше стоило бы мультфильмы смотреть, а не на запуск ракеты?!
Министр обороны заметно обиделся.
– Лично мне, Николай Ильич, никакого шоу не требуется. Но я так понимаю, что это, во-первых, вошло в привычку у наших исполнителей, а во-вторых, в комиссии на полигоне был не только я.
– Ладно, Максим, не обижайся. Но вот эта тяга к эффектам привела нас на грань самого серьезного дипломатического кризиса, случавшегося с Россией за последние годы. Даже, наверное, можно смело говорить о всем двадцать первом веке.
– Ну, Николай Ильич, мы еще в удачное время живем, – невесело усмехнулся директор ФСБ. – Представьте, что было бы лет пятьдесят назад.
Президент представил и внутренне содрогнулся. Пятьдесят лет назад Китай был достаточно агрессивен и после инцидента в Дакхасе вполне мог напасть на своих обидчиков. А мощи у Китая тогда хватало, предостаточно ее и теперь. Категорически не хотелось ввязываться с ним в военный конфликт. Хотя бы даже и с учетом того, что российское оружие ничуть не хуже. Да и солдаты, пожалуй, тоже. Даже с поправкой на то, что в последнее время армия переживала не лучшие времена.
– Ерунда это – пятьдесят лет назад, – вздохнул генерал Каратаев. – Ну постреляли бы друг в друга, навешали друг другу по соплям, а в итоге – помирились бы. А сейчас все гораздо хуже, потому что слишком многие в мире знают словосочетание «стратегия непрямых действий». Попомните мое слово, Николай Ильич, нам это очень сильно аукнется.
Президент вздохнул – он и сам прекрасно понимал, что Антон Иванович прав. Война была страшным делом, но думается, что предстоящие проблемы будут ничем не лучше.
– Как вы думаете, чего следует ожидать в ближайшее время? – спросил президент у министра иностранных дел.
Шпильман на некоторое время задумался.
– Я думаю, что надо ждать ужесточения торговых взаимоотношений с Китаем и его сателлитами. Вероятнее всего, нам предъявят изменения таможенного законодательства. Возможно, в Сибири пройдет волна протестов. Но вообще, Ху Дзиньтао, хоть и идейный лидер Китая, все равно прекрасно разбирается в политике. И будьте уверены, его поведение в отношении Российской Федерации будет очень сильно зависеть от того, насколько быстро мы сможем перед ним отчитаться за грамотно проведенное расследование. Как вы понимаете – только за грамотное и не иначе.
– Да, я понимаю, – кивнул Орлов.
– Скажите, а что там у нас с «черным ящиком» второй ступени ракеты?
Орлов вопросительно уставился на экран, на котором присутствовал министр обороны.