Русская доля

Второе – то, что тогда нам пришлось воевать не только с фашистской Германией, а с августа 1945 года, выполняя союзнические обязательства, – с Японией. Против нас единым фронтом выступила вся континентальная Европа. Чтобы убедиться в этой истине, достаточно беглого ознакомления хотя бы с опубликованными в 1945 году информационными сводками о национальном составе военнопленных, находящихся в советских лагерях. Помимо этнических немцев, Советскому Союзу приходилось содержать итальянцев, румын, венгров – многотысячные армии их стран топтали нашу землю, сражались против Красной Армии, убивали и глумились над беззащитными стариками, женщинами и детьми. Против нас воевала испанская «Голубая дивизия», регулярные части словацкой армии, добровольческие соединения скандинавов, бельгийцев и прочей каждой твари по паре. Поляков на стороне вермахта в общей сумме оказалось больше, чем по списочному составу сформированных на территории Советского Союза армий. За гитлеровцев воевали даже евреи – около десяти тысяч военнопленных смогли документированно подтвердить свою принадлежность народу, методично истребляемому эсэсовцами в лагерях смерти. А еще многие тысячи и тысячи прибалтов, жителей западных областей современной Украины… Кроме того, крымские татары, некоторые народы Кавказа, прочие наши сограждане, так и не принявшие социалистическую действительность и потому переметнувшиеся на сторону врага.

Кто с оружием в руках не сеял смерть на Восточно-Европейской равнине, ударно трудился на гитлеровских военных заводах. Чешская промышленность исправно поставляла вермахту вооружение вплоть до Пражского восстания 1945 года, история умалчивает о каких-либо крупных случаях саботажа, зато говорит о массе чешских добровольцев в механики-водители танков Гудериана. А французские рабочие так вообще из кожи вон лезли – обошли в трудовом рвении своих германских и голландских коллег, вдвое сократив нормативное время ремонта немецких подводных лодок.

Единственная европейская страна, воевавшая против гитлеровцев в одном строю с Советским Союзом была… Англия, многовековой и последовательный в своей ненависти враг России. Иначе как усмешкой истории сей факт не назовешь! Причем был у Туманного Альбиона выбор, на чью сторону встать. После извещения о нападении Германии на Советский Союз весь мир приник к радиоприемникам в ожидании выступления Черчилля, тогдашнего английского премьер-министра. Лондон подтвердил своим союзником Москву.

Говорят, что то решение английского кабинета было вынужденным. Сказался, мол, синдром Франкенштейна, демократический мир убоялся выращенного им фашистского чудовища. Вряд ли это объяснение правильно. Скорее всего, ларчик открывается проще.

Англия продолжила войну с Третьим рейхом не из моральных соображений. Так называемый англосакс и общечеловеческая нравственность – понятия несовместные. Доказательств тому столько, что не стоит даже начинать перечисление. Не будем, например, вспоминать о применении биологического оружия против североамериканских индейцев, когда женщинам и детям раздавали одеяла, зараженные чумой. Не станем вменять в вину англичанам их изобретение времен войны с бурами в Южной Африке – концлагеря для мирных жителей. Пусть счет за насильственное приобщение широких народных масс к наркотикам и развязывание нескольких «опиумных войн» выставляют им китайцы. Лично нам достаточно помнить лишь о применении англичанами под Мурманском химического оружия против мирного русского населения в период Гражданской войны.

Расчет Англии, в середине двадцатого века начинающей примерять шкурку американского пуделя, был проще простого: встать на сторону более слабой стороны с тем, чтобы после общей победы над конкурентом потягаться за мировое господство. Решили, что Советы слабее гитлеровской Германии, что в 1941 году было близко к истине. За всеевропейским побоищем наблюдали со стороны, не торопясь открывать Второй фронт. И не успели остыть пушки Второй мировой, как в 1946 году в Фултоне Черчилль объявил начало холодной войны против Советского Союза.

Такая быстрота перевода союзника в потенциального врага также легко объяснима: не оправдались надежды на фатальное ослабление Советского Союза. Как отмечалось в «Характере», к концу сорок первого года руководство страны смогло превратить войну в народную. Необходимость смертельного противоборства с европейской нечистью позволила консолидировать Русский мир, разжечь благородную ярость даже в тех гражданах, кто не мог признать диктата потомков «кухаркиных детей». Но жертв, к сожалению, пришлось понести неисчислимое множество.

В определенной степени людские потери на совести и большевистских наших руководителей, заразившихся от романовских выкормышей нездоровым пренебрежением к простому народу. Здесь, однако, придется сказать чуть больше, чтоб быть понятным. Заодно и некоторые модные ныне мифы развеять.

За всю войну, за каждый ее год соотношение потерь вермахта и Красной Армии было, мягко говоря, не в нашу пользу.

В военном деле совокупность боестолкновений и передвижений войск, согласованных по целям и задачам, периоду времени и территории, называется операцией. Известна, например, операция «Оверлорд», успешное проведение которой позволило открыть Второй фронт. Пока еще не стерлась в мировой памяти Сталинградская наступательная операция, в результате которой не только было убито, ранено и взято в плен более восьмисот тысяч солдат и офицеров противника, но и захвачена стратегическая инициатива на Восточном фронте. Так вот, ни в одной более-менее крупной операции Великой Отечественной войны, даже когда у Советского Союза было подавляющее превосходство в живой силе и технике, наши потери были бы меньше, чем у фашистских войск.

Один преподаватель истории войн и военного искусства, помнится, попытался опровергнуть прозвучавшее утверждение. После длительной домашней подготовки заявил: в Корсунь-Шевченковской операции 1944 года наши потери были меньше. Подняли статистические данные. Выяснили: действительно, пока шли интенсивные бои, советские войска, обладающие более чем пятикратным огневым превосходством над противником, несли малые потери. А потом… случилась жесточайшая эпидемия дизентерии, унесшая тысячи солдатских жизней, и все вернулось на круги своя.

Так что же выходит? Солдат – пушечное мясо, танк – машина разового использования… Победа на костях, на народной кровушке? Георгий Константинович Жуков, как и прочие наши военачальники, с большевистской прямотой и решимостью клал русских людей почем зря, из патологической жестокости? Ведь он сам признавался, что, случалось, специально направлял пехоту на минные поля, чтобы танковые армии могли пройти без потерь.

Другие возражают: Жуков – герой, победитель, новый святой, и не может быть на его образе ни одного темного пятнышка.

Представляется, что истина, как всегда, посередине. Более образованный и подготовленный человек воюет лучше, чем малограмотный и необученный военному делу. До 1944 года, когда в Германии была объявлена тотальная война, гитлеровцами на Восточный фронт в основной своей массе посылались люди, которых можно было назвать профессиональными солдатами. А у нас? Чего греха таить, попадались ворошиловские стрелки, впервые увидевшие боевую винтовку только в окопе, при отражении вражеской атаки. Сталинские соколы рвались в бой, посидев за штурвалом самолета менее тридцати часов, немецкие же необстрелянные летчики, налетавшие по триста часов, считались негодными для воздушной истребительной войны.

Маршал Жуков воевал очень хорошо, иначе б не побеждал. Выдающийся он человек. Может быть, даже великий. Безусловно, мастер своего дела. Любой настоящий мастер бережет свой инструмент. Солдат для полководца – тот же инструмент, и Жуков берег его так, как мог.

Наши огромные потери в Великой отечественной войне объясняются предельно просто: на одного нашего солдата, убитого на фронте, приходится три жертвы среди мирного населения – в основном немощные старики, а также дети и женщины, – убитых гитлеровцами и их приспешниками на оккупированных территориях. Из Европы к нам пришли безжалостные палачи, и почему-то этот нюанс ох как не любят замечать все историки.

Государство и народ

Укрепляя российскую государственность вокруг чуждого русскому национальному характеру стержня, правящая верхушка страны не могла не конфликтовать с собственным народом. Русскому сердцу мило социальное устройство, близкое выработанному в казачьем круге, – а навязывалось участие в каком-то наспех составленном бизнес-плане.

Любое недопонимание между государством и народом не может не принести негативных результатов. Первым делом страдает качество жизни, комфортность проживания основной массы населения. На эту тему можно говорить долго, я ограничусь одним лишь вопросом: при советской власти не возмущало ли вас закрытие большинства магазинов в тот момент, когда вы подходили к ним после окончания трудового дня?

Первая народная война, вошедшая в историю как восстание Хлопко, вспыхнула в 1603 году. По всей видимости, это был ответ общественных низов на годуновские попытки усиления крепостного гнета и по-европейскому рациональный курс московского правительства. С лета 1606 по май 1607 года юг страны был вовлечен в движение Ивана Болотникова.

Вряд ли правильно говорить, что произошедшие тогда военные столкновения выявили победителя. Народ и политическая верхушка страны были «разведены» внешними обстоятельствами – эпидемиологическими напастями, хозяйственными неурядицами да общей смутой. Стало не до выяснения отношений – лишь бы выжить в холоде и голоде.

Соборное Уложение царя Алексея Михайловича от января 1649 года, несомненно, должно оцениваться как начало наступления Романовых на русское мироощущение. И дело здесь не в усилении крепостного гнета и наделении многими правами бояр и дворян в ущерб простому народу – затрагивались принципиальные, мировоззренческие установки. Была тонко проведена подмена понятий, касающихся фундаментальных основ русского национального характера: крепостных крестьян присоединили не к земле, а к господину.

Зреющее недовольство народа в 1670 году вылилось в упоминаемое выше восстание Степана Разина. Центральные власти тогда устояли. Западничество Петра оправдывалось зримыми успехами – победителя не судят. Поэтому настоящий бунт, называемый ныне восстанием под предводительством Емельяна Пугачева, произошел только спустя столетие после разинской попытки добыть правду, в 1772-1775 годах. Поводов для народных выступлений накопилось предостаточно, главнейший из них – несогласие с попытками властей делить народ на белую и черную кость по факту рождения, относить одних к привилегированным, а других к обездоленным.

Напомним прозвучавшее в «Характере»: русское мироощущение строится на постулате о всеобщем потенциальном равенстве. При Петре стала действовать «Табель о рангах», исподтишка началось деление россиян на касты. Однако теоретически любой человек из низов мог дорасти до верха служебной лестницы. Дворяне обязывались государевой службой и потому так же, как и крестьяне, могли относить себя к тягловому сословию. Павел же – говорят, в минутном помрачении ума – отменил почетное право благородного сословия служить Отечеству. Екатерина Вторая, немка, последовательно проводила эту установку в жизнь. Вот и получила на свою голову гражданскую войну.

Потрясение оказалось такой силы, что только через десять лет после казни Пугачева была опубликована Екатерининская «Грамота на право вольности и преимущества благородного российского дворянства». В России образовался социальный слой, не имеющий перед государством и представителями других сословий никаких обязательств, кроме разве что моральных, – это ли не пощечина русскому мироощущению?

Вслед за грамотой о вольности по логике вещей должна была последовать отмена крепостного права, но ждать ее пришлось почти сто лет.

Реформа 1861 года, по которой крестьяне вместе с крепостной зависимостью потеряли пользуемую ими землю, явилась новым ударом по народному мировоззрению. Восемьдесят процентов населения России лишились средств существования, по сути дела были выкинуты в никуда, в нищету. Перед реформой государственные крестьяне бахвалились: мы, мол, те же дворяне, только бедные. А оказалось, что благородное сословие имеет право владеть землей как прочей личной собственностью, крестьяне же должны купить даже те наделы, на которых трудились их отцы, деды, прадеды, прапра- и так далее. Затем последовали столыпинские преобразования, нацеленные не столько на создание фермерских хозяйств по западному образцу, сколько на уничтожение традиционной крестьянской общины, что усугубило ситуацию на селе. Запылали помещичьи усадьбы. В городах и крупных деревнях возникли массы люмпенов. Бывшие дворовые, став разночинцами, преподнесли выбитому из колеи народу подрывные идеологические идеи. Итог – революционная ситуация.

Чтобы понять, насколько чудовищны в русских глазах были навязываемые сверху нововведения, следует особо остановиться на земельном вопросе.

Любой продукт человеческого труда должен быть оценен, с этим трудно спорить. В то же время самое необходимое для жизни – воздух – никто из людей не создавал. Вроде бы еще нигде не взимали мзду за право дышать. Он, стало быть, бесценен? А кто создал землю? Распахивая и обихаживая ее из года в год, можно улучшить ее потребительские качества, повысить плодородие, но не сотворить из ничего. Так допустимо ли вообще словосочетание «стоимость земли»? Этот вопрос, очевидно, не политэкономический, а мировоззренческий.

Русский ответ на него следующий: земля принадлежит всем, всему народу. Добывалась и защищалась она нашими общими предками, после нас достанется нашим общим праправнукам и более дальним потомкам. Можно устанавливать плату за временное пользование землей, сдавать в аренду, но ни в коем случае не передавать «навечно в личную собственность». Именно такой порядок установился в традиционной русской общине: земля принадлежит всему миру, выделяются отдельные участки для личного пользования, периодически перекраиваемые по количеству членов семьи, способных вести полевые работы. «Освобождение» же 1861 года и столыпинские реформы били в самое сердце, замахивались не на экономические, а на идеологические устои русского общества.

В наши времена, кстати, муссируется новый Земельный кодекс. Вроде бы подогнан он под западные стандарты, но какой-то внутренний тормоз мешает его утвердить. При каждом чтении в Думе находится масса тонких уточнений его формулировок, и топится он в незначительных поправках. Однако о главном – его несоответствии русскому мироощущению – почти ничего не говорится.

Некомпетентность и интеллектуальная беспомощность теперешних народных избранников, в основной своей массе вышедших из среды партийной и комсомольской номенклатуры, в общем-то понятна – что с них, отягощенных манией обогащения, взять-то! Но как объяснить слепоту царской машины власти, у приводных ремней которой стояли преимущественно родовитые русские люди, несущие как крест чувство долга перед славными своими предками?

Вызывает удивление также и пренебрежение власть имущих творческими достижениями русского народа.

Предвижу читательские усмешки по поводу отстаивания русского приоритета по многим научным открытиям и техническим достижениям. В одном анекдоте, помнится, даже открытие рентгеновского излучения приписывали нам, ссылаясь на известную фразу Ивана Грозного: «Я вас, бояр, наскрозь вижу…». В силу данных обстоятельств, сложная это тема, но пройти мимо – обокрасть истину.

О научно-технических достижениях двадцатого века упоминать не буду. Большое видится на расстоянии – пусть про это напишут лет через сто-двести. Ограничусь несколькими неоспоримыми фактами относительно далекого прошлого.

Притчей во языцех вопрос, кто изобрел радио. Однозначно: первый радиоприемник собрал Александр Попов, в 1895 году на его демонстрациях присутствовал Маркони, получивший патент на идентичное устройство через два года, в 1897 году.

Паровая машина Ивана Ползунова начала работать в мае 1766 года, на 20 лет раньше уаттовской. Ползунов, однако, гордился не ей, а своей цилиндрической воздуходувкой – та намного больше облегчала труд заводских рабочих.

В советской школе довольно много рассказывали об Иване Кулибине, гениальном русском изобретателе. Он разработал конструкцию не только точных часов, но и предложил, в частности: проект одноарочного моста через Неву, семафорный телеграф и код к нему, велосипед, прожектор, механическую сеялку, оригинальную золотопромывальную машину и многое-многое другое. Но на одном Кулибине свет клином не сошелся, великих умельцев на Руси было в избытке. К ним следует отнести, например, Козьму Фролова, создавшего общезаводской водяной двигатель на 10 лет раньше первого английского, а также Родиона Глинкова, предложившего в 1760 году, на 11 лет раньше Аркрайта, первую в мире прядильно-чесальную машину…

Чтобы не перечислять бесконечно, достаточно отметить лишь тот факт, что уже при Иване Грозном на Руси в массовом количестве производились ружья и пушки, заряжавшиеся с казенной части. Лет эдак через пятьдесят, а то и все сто, в Европе появились подобные диковинки, но в единичных экземплярах, как сверхдорогие охотничьи ружья для высшей знати. А в девятнадцатом веке изобретение клиновидного затвора – ключевого узла конструкций всех заряжавшихся с казенной части орудий смертоубийства – приписали Круппу. Россия, как и прочие страны, платила приличные суммы за пользование немецкими патентами.

Московские и петербургские власти не умели воспользоваться и ничтожной толикой народных талантов. В советские времена, кстати, ситуация мало изменилась. Большинство изобретений и технических новшеств государством не реализовывалось.

В то же время нельзя не заметить, что начиная с 1632 года, когда Виниус заложил первый в России большой железоделательный завод, производительность труда в промышленности у нас была не ниже, чем на лучших предприятиях Европы. Причина банальна, но на первый взгляд парадоксальна: недостаток свободной рабочей силы. И это в крестьянской стране с огромной скрытой безработицей, пусть даже и сезонной! Только в двадцатом веке Россия в области производительности промышленного труда стала откатываться назад. Парадоксы выдохлись, научно-технический прогресс сказал свое слово. Технологические процессы сильно усложнились, для обслуживания новейших машин и агрегатов не хватало квалифицированных рабочих, учившихся по иностранным лекалам, – собственные чудо-технологии ведь не внедрялись.

На селе же производительность труда из века в век неуклонно… падала. Власти целенаправленно обдирали народ, изымали все с их точки зрения излишки. Под гнетом всевозможных податей и налогов, барщины и извозов крестьянин не был заинтересован в повышении отдачи своего труда: все равно все отберут. Да и не имеет возможности нищий человек экспериментировать, чтобы улучшить свою жизнь, – ему лишь бы выжить. Кое-где, как капли в море, внедрялись «передовые» сельскохозяйственные технологии, завезенные из Европы. Но в российских условиях эффективность их была, как правило, отрицательной. Почему? Ответ на поверхности, если вспомнить, как в советские времена управляли колхозами. Директивы, исходящие из высоких кабинетов, предписывали где, что, когда и как сажать, когда и чем убирать, сколько и куда сдавать. Некоторые из партийных управленцев, возможно, полагали, что батоны растут на деревьях, но все равно не обращались к народу за его многовековым опытом хозяйствования в суровых условиях Восточно-Европейской равнины. Новое не прививалось, а старые, отрабатываемые столетиями агроприемы утрачивались.

В чем тут дело, откуда столь вопиющее пренебрежение народной мыслью? Почему власти, крупные заводчики и помещики всегда покупались на заморские диковины, почему не верили в силы собственного народа?

Для нахождения точного ответа достаточно лишь поставить более общий вопрос: почему и при Романовых, и при коммунистах так низко ценились жизни и плоды творчества простых русских людей? Что говорилось в «Характере»? Правильно, все моральные авторитеты, да и вообще все неординарные люди всегда на Руси находились в оппозиции власти. Поэтому и оказывалось им демонстративное пренебрежение. Бился-бился, невтон доморощенный, а что получил-то? – так тебе и надо, чтоб прочим смутьянам неповадно было!

Давление на всех талантливых людей стало частью традиционной государственной политики в России. Практически все наши великие деятели науки и культуры являют в этом отношении подтверждающий пример. И при царях, и при большевиках. И даже тогда, когда явственно проступило гниение властных структур – события вокруг одного Владимира Высоцкого должны убедить в этом кого угодно. А на местах, вне первичной общественной группы действовал упоминаемый выше закон привентации Зиновьева… И некуда поэтому было бедному хрестьянину податься в родных пенатах. Однако стоило уехать за границу, обжиться там – и кум королю. Есть такое?

Справедливости ради следует сказать, что прожекты общественного переустройства, разрабатываемые нашей уважаемой интеллигенцией, отвергались властью не только и не столько принижения для. Оторванная от народа, беспрестанно витала она в бесплодных эмпиреях. Мастеровой трудовой люд не шел за ней: непонятно ему было, куда зовут и зачем. А администраторы высмеивали потому, что им была очевидна либо утопичность, либо вредность предложений. В то же время грамотно возразить, обосновать свой отказ не могли – ну не хватали они звезд с небес, а нужных слов не оказывалось. Та же интеллигенция не удосужилась их придумать.

Так было до тех пор, пока образованные слои населения России не прибились к идеологическому краю – к марксизму, выросшему даже не на католицизме, а на еще более чуждом русскому мироощущению протестантизме. Большевики захватили власть в стране и… продолжили старую линию Романовых. Почему? Разговор долгий. Крайности сближаются. Не вдаваясь в философии, остановимся на двух моментах – на замыкании в себе управленческого аппарата и конфликте между государством и народом.

После революций и Гражданской войны надо было как-то налаживать мирную жизнь в стране. Идеологическим требованиям удовлетворял военный коммунизм. Попробовали – еле отползли от края пропасти. Прагматичный донельзя Ленин провозгласил новую экономическую политику, НЭП. Предоставили гражданам России почти полную экономическую свободу – страна расцвела за пару лет. Принятое решение, кстати сказать, имело исторический прецедент: после пугачевщины власти остерегались осаживать народ, и тогдашний расцвет мелкого предпринимательства, повлекший быстрый рост всеобщего благосостояния, получил название «век златой Екатерины».

Взаимосвязь экономики и политики – незыблемый постулат. Экономически свободные граждане рано или поздно не могли не потребовать участия во власти. А это было абсолютно неприемлемо вчерашним революционерам.

Кто делал революции в России? В «Характере» по их адресу уже проходилось вскользь. Окиньте критическим взором биографии наших пламенных революционеров. Что они из себя представляют? В основной своей массе – деклассированные элементы, маргиналы, произошедшие от бывших «кухаркиных детей», а то и откровенные бандиты. Длинная родословная от дворовой прислуги, от мальчиков на побегушках и обстирующих пеленки девочек. Приспособленность к производительному труду близка к нулевой. Направленность поведения, манеры? – можно охарактеризовать двумя словами: что угодно-с? Кто-то из них мечтал, урвав жирненький кусман, забиться в уютненький уголок. Другие двинулись в образование в надежде открыть Самую Великую Тайну Бытия и мигом осчастливить все человечество. Надорвав здоровье за домашними занятиями науками, поступали в университеты, чтобы… через год-другой оказаться на каторге за антиобщественную деятельность. В погоне за журавлем в небе не приобрели они ни достойной профессии, ни трудовых навыков. Почувствовав же вкус власти, не могли отказаться от нее. Превращение в рядовых людей представлялось им равносильным смерти.