– Но то, что Переплётчиков был городским головой только до 1836 года. В 1837 году его сменил Михаил Климов. Сегодня утром я пошвырялся по хронологии. Где-то мне доводилось читать, что, возможно, Лобачевский был с Переплётчиковым знаком. А вот Климова он совсем не знал. Поэтому он мог несколько попридержать всю информацию.
– А тебе не кажется, – сказала Галя, – что могло быть ещё проще. Грубо говоря, первое письмо Лобачевского было написано как раз, по нашим терминам, когда в городе проходила смена администраций. В некоторой суматохе его письмо просто затерялось или на него забыли ответить. Да, конечно, человек уважаемый, ректор университета. Но ведь казанского же. А тут портфели делили как раз.
– Знаешь, – Вадим подошёл к окну и отметил, что во дворе стоит машина, которую он явно уже где-то сегодня видел. Но в этом дворе этой машины никогда раньше не было. – Знаешь, версия интересная. Очень интересная. – Он задёрнул шторы и выключил свет.
– А вот это ещё интереснее, – удивилась Галя.
Вадим прижал палец к губам. Мол, молчи и ничего не говори. Затем открыл ящик стола и после недолгих поисков достал какую-то коробку, напоминающую обычный плеер. Нажав кнопку, он удовлетворённо улыбнулся.
– Когда-то эту штуку мне дал один знакомый в качестве сувенира. Сказал, что она создаёт помехи для всех подслушивающих устройств. Поэтому дальше можно говорить спокойно. Нас не услышат.
– Кто?
– Твои голубые глаза вдруг стали синими и круглыми. Это ты так удивляешься?
– Вадик. Ты меня так пугаешь?
– Нет, дитя… Мне показалось, что за моей квартирой начали следить. Кто-то пасётся под моими окнами.
– И ещё раз повторю. Кто?
– Да понятия не имею кто. Могу сказать только, что когда мы приехали, никакого хвоста за нами не наблюдалось. Надеюсь, никто не знает, что ты здесь. И надеюсь, никто не знает, что здесь ещё есть вот это. – Вадим достал папку. – Это оригиналы документов по библиотеке. Причём полный комплект.
– Ты думаешь, что мы сможем узнать, где эти индейские штуковины?
– Думаю, что нет. Если бы всё было так просто, то Сергей бы ко мне не обратился. Мы, конечно, друзья, но… сама понимаешь. Твой брат достаточно расчётлив. К тому же, как я понимаю, в этой истории он не самый главный.
– А кто же самый главный? – наивно, но понимая, что всё равно не получит ответа, поинтересовалась Галя. – Полпред? Губернатор? Нынешний мэр? Или как там их сейчас называют?
– Слушай, а какая нам разница? Не хочешь взглянуть, что же там внутри? Мне показалось, что почти всё здесь, я уже видел в копиях. Кажется, здесь только один документ, который твой брат нам не показывал.
Вадим открыл папку и нашёл ещё одно письмо, написанное той же рукой, что и письмо Переплётчикову. И подпись там стояла тоже Николая Лобачевского – ректора Казанского университета. «Да, любопытно», – произнёс он.
– «Городскому голове Михаилу Сергеевичу Климову.
Милостивый государь Михаил Сергеевич!
Некоторое время назад на имя Вашего предшественника и моего доброго знакомого Фёдора Петровича Переплётчикова мною было отправлено письмо о найденных мною в Пернове документах, касающихся пребывания в Нижнем Новгороде в период казанского похода русского государя Иоанна Васильевича. К сожалению, по недоразумению, письмо это вероятно адресатом получено не было. Фёдор Петрович, когда мною письмо было написано, городским головой уж не являлся, о чём известно мне не было. Видимо, по этой причине ответа на письмо моё никакого не последовало. Между тем к письму тому прилагалась любопытная запись, обнаруженная мною в Перновском архиве. В виду ценности документа я отправил только часть его. Во второй части указывается точный путь к тем артефактам, о которых говорится в первой. По этой причине, а также ввиду неоспоримой ценности, мне не хотелось доверять документ в руки посредников, а передать его непосредственно в руки нижегородского головы.
К моему глубочайшему сожалению, мне потребовалось срочно отправиться в Казань. Поэтому документ сей мною был оставлен в Нижнем Новгороде. Тайну его я не мог доверить никому, кроме своего учителя Мартина Фёдоровича Бартельса, ныне работающего в университете города Дерпт в Лифляндии. По этой причине в письме на его имя мною было описано местонахождение той бумаги.
Естественно, уважаемый Михаил Сергеевич, что я могу сообщить его и нижегородским властям при первейшей необходимости и заинтересованности, в случае её проявления.
С глубочайшим почтением, Николай Иванович Лобачевский – ректор Казанского Императорского университета.15 апреля 1837 года».
– Ну, вот. Теперь многое становится понятным. Особенно появление таинственного эстонского товарища. Кстати, мне теперь не совсем ясны два факта. Как ты могла узнать, когда и где я буду ехать вчерашним утром? Это я уже спрашивал. Но теперь, когда время на раздумывание прошло, хочется ещё раз спросить, и откуда ты знаешь про эстонца, и как ты попала к кафе «Пиаф» сегодня днём?
– Знаешь, Вадик, – Галя смотрела в сторону, пытаясь подбирать слова, – я тебе скажу правду. Но ты мне всё равно не поверишь. Потому что эта правда звучит очень странно и просто. Но сейчас мне уже начинает казаться, что настоящей правды я всё-таки не знаю… Не зна-ю, – последние слова она произнесла по слогам и очень-очень тихо.
– Почему же не поверю. Последние два дня научили меня уже ничему не удивляться. Поэтому, думаю, что ты говоришь правду, дитя.
– И прекрати называть меня – дитя. Я уже большая девочка. И где там твой кофе?
Вадим взял её за руку и опять почувствовал испуг и непонимание происходящего. Вчерашняя беззаботная девчонка, готовая к розыгрышам, смешанным с некоторой долей авантюризма, вдруг стала совсем другой. Беззаботность куда-то пропала.
– Ещё вчера утром, – сказала Галя, – всю эту цепочку я воспринимала совсем по-другому. Сейчас я пытаюсь всё понять и не нахожу разумного объяснения. Его просто нет. Всё как-то странно.
– Пойдём пить кофе, – сказал Вадим. – Заодно всё и расскажешь.
XIV
Вадим достал из шкафа упаковку с кофе. Ещё вчера утром он бы и не придал значения стране происхождения этих зёрен. Эквадор, Бразилия, Коста-Рика, Гватемала с Гондурасом – мало ли стран в Латинской Америке, которые разводят кофе в огромных количествах, снабжая им всё человечество.
– Знаешь, откуда кофе? – спросил он Галю.
– Откуда же?
– Из Гондураса, столицей которого является город с красивым названием Тегусигальпа.
– Я бы удивилась. Если бы и здесь не обнаружилось названия этого городишки.
– Зачем же ты так. Красивое слово. Твой брат сказал, что назвал кафе так именно по этой причине.
– Ты ему поверил? – Галя улыбнулась, закинула руки за голову и откинулась на спинку стула, как-то насмешливо поглядывая в его сторону.
– А что? Что-то не так? – Вадим удивлённо и опрометчиво отвернулся от плиты, где кофе в турке уже подходил к завершающей стадии. Предупреждающий оклик Гали заставил его обернуться и вовремя снять турку с огня.
– Конечно. Мы только что чуть не потеряли драгоценный тегусигальповский напиток.
Чувствовалось, что девушка постепенно возвращается в состояние привычного мировосприятия. Видимо, сказывалась природная способность никогда не паниковать и стараться находить различные варианты течения событий. Вадим вспомнил эпизод, продемонстрированный ему у кафе «Пиаф». Он даже догадывался, кем. Оставалось только понять, для чего. Сделал себе отметку и вернулся к полушутливому, как ему казалось, разговору.
– Так почему же я не должен был ему поверить? – спросил он, разливая кофе.
– Ты знаешь, что означает это слово?
– А ты?
– По одной из версий на языке индейцев племени науатль «Тегус-гальпа» означает «серебряные холмы».
– Откуда ты знаешь?
– Ну, должна же я была узнать побольше о кафе своего брата. В интернете посмотрела. А теперь проведи некоторые параллели.
– Радиостанция «Серебряные холмы»? Сергей имеет к ней отношение?
– Напрямую, насколько я знаю, нет. Но, фактически, она принадлежит ему.
– Может, это случайное совпадение? – рискованно решил предположить Вадим. Но Галина бросила на него такой взгляд, что он быстро отказался от своего опрометчивого предположения. – Я пошутил.