Вытащили тракториста, спустили вниз. Да уж, на эту махину и здоровым пока залезешь… Посмотрели – живой, бледный только сильно, но шевелится немного.
Достали кардиограф, бросили электроды на конечности. Ёксель-моксель, вот это инфарктище! Да эту кардиограмму ни один двоечник ни с чем не спутает!
– Шестьдесят на двадцать, – сообщила измерявшая давление Капитонова.
Поздравляем, у вашего пациента кардиогенный шок. Спиваченко только глянул мельком на пленку и заступил на капитанский мостик.
– Промедол, лидокаин в мышцу! Разворачиваемся, назад в больницу! Цигель, цигель, товарищи!
Пока сдавали тракториста, заспорили. Спиваченко был уверен, что цигель – это «время» по-немецки. Этот вывод он сделал после просмотра знаменитой «Бриллиантовой руки», где Миронов отбивал Никулина от стамбульской «проститутки» цигелем, постукивая по часам. Какое же было удивление врача, когда я сообщил ему про отсебятину сценаристов, которые особо не заморачивались и придумали тарабарщину.
– Цигель – это вроде бы коза по-немецки, – вспомнила Капитонова.
– Нет, кирпич, – возразил я.
– Товарищи! – на нас укоризненно посмотрела дежурный врач, которая оформляла водителя. – Вам не стыдно? Тут пациент тяжелый, а вы развели!..
Докторша была молодая, явно недавно после института. Прямо как я. Спиваченко снисходительно улыбнулся:
– Смерть и жизнь в больнице ходят рядом. Привыкнете.
* * *
Утром я попытался историю со звонком Давида спустить на тормозах. Мол, ничего интересного не произошло, мелочи жизни, сейчас поеду и разберусь.
– Хреново у тебя, Панов, врать получается, – сказала Аня, наглаживая мне рубашку. – Глаза выдают. Так что есть над чем поработать. Мне Симка всё рассказала, про какую-то мафию и ловлю бандита.
Вот он весь цимес жизни с еврейками – все всё про всех знают.
– Если обо всем в курсе, то зачем спрашиваешь?
– Андрей, я боюсь, – вдруг всхлипнула девушка. – Ты мне можешь пообещать, что всё хорошо закончится?
– Могу. Но не буду. Слушай, мать, ты не забеременела часом? Что-то ты в последнее время какая-то эмоционально лабильная.
– Дурак, это я от счастья, – она вытерла щеку ладошкой. – Но я готова предпринять несколько попыток заполучить семенной материал. Возвращайся поскорее, ладно?
* * *
Мельник ждал меня у общаги. Вчера я и ему позвонил, предупредил. Возле его ног лежала сумка, которая глухо звякнула железяками, когда он бросил ее на заднее сиденье.
– Арматура? – спросил я, вспомнив Орел.
– Не, три монтировки. Ни один мент не прикопается.
Ну да, булыжник – оружие пролетариата, а монтировка – то же самое, только у советского водилы.
Следующий пункт нашей программы – товарищ Ашхацава, простой советский князь. Кстати, это обстоятельство своей семейной истории он тщательно оберегал от любых посягательств. Хочешь подраться с Давидом – сначала скажи, что в их краях князем считался всякий, кто владел тремя овцами, а потом добавь, что княжеская фамилия покупалась за одного барашка и он у меня даже есть – не поможешь договориться? Готово, спарринг-партнер с красными как у быка глазами ждет вас. Как по мне, дурь несусветная.
Давид с Мельником полезли на заднее сиденье. Ибо четвертый член нашего коллектива, сержант милиции Дима, в гражданском плаще поверх формы, уже приплясывает на перекрестке.
Место встречи у нас было очень, мягко говоря, экзотическим. И знакомым. Я же здесь на вызове был, в этой деревне, когда бомжиха сгорела. Лакоба в компании с двумя «коллегами», приехал после нас, на скромной «шестерке» белого цвета. Как рассказывала мне Шишкина, таких на всю Москву – десятка три, не больше. Ну, ей на эксклюзиве, хоть и принадлежащем папе, ездить было приятнее. Поэтому я осторожно повышу количество белых «жигулей» шестой модели до сотни на город.
Возле нас вор только притормозил, махнул рукой «давай за мной» и двинулся дальше. Остановился неподалеку от какой-то халупы с перекосившимся заборчиком и окнами, в которых стекла местами были заменены полиэтиленовой пленкой и фанеркой. Бомжатня, короче. Я даже представляю, чем там внутри воняет.
Мы выбрались из машины и подошли к абхазам. Один Дима остался внутри. Его время еще не наступило.
– Ну вот, доктор, получай, – картинно взмахнув рукой, показал на домик Лакоба. – Там твой Ампула.
Н-да… Методы конспирации тут неуместны.
– Спасибо, конечно, но стоило ли тратить свое время?
– Моё время, что хочу, то и делаю, – холодно ответил Юрий. – К тому же ты давал обещание, хочу посмотреть, хозяин ли ты своим словам.
– И сколько их внутри? – спросил я.
– Не знаю. Главное, что твой человек – там. Подарок от меня. Забирай, – и улыбнулся. Не то что я пипец какой бесстрашный, но мне от этой улыбки стало немного не по себе. Так, блин, крокодилы ухмыляются, когда тебя сожрать собираются. Но мы же на одной стороне, да?
И что же делать? Если дружков Ампулы много – предстоит махач. Или даже перестрелка – ружье то зэк на месте преступления не оставил. Теперь понимаю Лакобу. Ему подвалило внеплановое развлечение – вот и вписался глянуть, чем все кончится. Если что не так – по газам и только его видели.
Я вернулся к парням, спросил, что будем делать.
– Давай выкурим их оттуда. Все выскочат, – предложил Мельник.
– Чем? – поинтересовался я.
– Да ну, фигня, сейчас, – он повернулся и позвал какого-то пацаненка, взирающего на бесплатное шоу: – Иди сюда, не бойся!
– Никто и не боится, – заявил абориген, останавливаясь шагах в трех от нас.
– Рубль хочешь?
– Ну.
– Принеси мне линейку для дымовухи. И газету.
– Трояк, – нагло вякнул пионер.
– Неси уже, а то других позову.
А я и забыл про такое. Понятно, для меня это триста лет назад было. А для Витька – почти вчера.
Гимназер примчался с рекордной для себя скоростью и протянул оранжевую линейку и расческу, а также пожелтевший от старости номер «Московской правды». Получив железный кругляш с профилем вездесущего Ильича, он занял привычное место в «партере». Я, помявшись, спросил у него:
– Малой, а кто здесь обитает? – и кивнул на халупу.
– А, алкашня, – презрительно сплюнул абориген. – Тут не жил никто, так они вселились. Спалят когда-нибудь дом к хренам по пьяни, – явно процитировал он кого-то. – Двое, если в гостях никого нет.