Почти врач

Наконец первая разумная эмоция.

– Давайте послезавтра, после смены? Какие будут пожелания?

– Может, шашлычка? – отмер Чуб. – Пойдем в парк, я знаю местечко в Тропарево. Очень культурно, беседка, мангальчик… Снег уже сошел, травка пошла.

– Тогда с меня мясо и выпивка. Будут пожелания по алкоголю?

Тут, конечно, эстеты оживились. Женщины потребовали сухое красное. Мужчины – коньяк и водку. Старшая фельдшерица пообещала принести овощи, хлеб и даже томатный соус «Шашлычный». То есть кетчуп. В болгарских банках с зеленой крышечкой. У Гали знакомый в продуктовом гастрономе работал – она даже поделилась со мной контактиком.

– Но сам понимаешь, – на ухо пояснила женщина. – Две цены. Автандил может достать всё. Мясо без кости, копченую колбасу, сыр, масло… С черного хода. Звонишь заранее, делаешь заказ. Он тебе озвучивает сумму. Деньги в конверте.

С продуктами в столице становилось все хуже и хуже. Еще летом – отстоял небольшую очередь и всем затарился. А теперь отстоял большую очередь, минут на сорок. И затарился не всем. Этого нет, то не выкинули. За хорошим мясом, рыбой надо было ехать на рынок и платить втридорога. И все это на контрасте с недавней Олимпиадой, когда в Москве было примерно все. И без очередей. Народ быстро к этому привык, и вдруг его возвращают в социалистическую действительность.

В очередях функционируют слухи, что продуктовые карточки уже ввели в Волгограде, в Свердловске, Казани и Новосибирске. Дескать, готовьтесь, скоро все будет в столице – смотрите, как обкатывают в регионах. Больше всего волнуются три категории. Мамашки. Ну с ними все понятно. А еще алкаши и курильщики. Заметил, что возле табачных киосков тоже стали появляться стихийные очереди. Не часто, но бывало, что сигареты кончались.

– Томилина, Панов, на выезд – крякнул репродуктор, прерывая мои размышления.

– Конечно, давай телефончик, – я достал записную книжку, подмигнул Гале. – Устроим отвальную!

* * *

Так, что у нас там? Болит живот? Дама, двадцать шесть лет, на адресе – дом без квартиры. Частный сектор? Ну да, есть же остатки деревни какой-то возле МКАД. Вот и встречают нас. Подруга, наверное. Приземистая крестьянская фигура, из-под кургузого пальтишка ситцевый халатик выглядывает, старенький, застиранный. На ногах – тапочки со стоптанными задниками. Собачка лает, но так вяло, без энтузиазма.

Бросилась к машине, затараторила:

– Ой, спасибо, что приехали! Давайте я чемоданчик ваш понесу!

– Что случилось у вас? – строго спросила Лена. Правильно, дистанцию с пациентами держать надо. – Показывайте, куда идти!

– Да вот Тома Бурсакова, мы с ней тут комнату снимаем, попросила вызвать. Говорит, живот сильно болит. А сама бледная, – протянула она последнее слово, – прям как стенка белая. Я испугалась за нее, видать, заболела. Вот сюда, пожалуйста, пойдемте.

Она распахнула перед нами калитку, пустила вперед.

– Вот, прямо, – показала она.

Я толкнул дверь, и в нос шибанул такой знакомый запах. На кровати кто-то пошевелился, застонал. Я посмотрел себе под ноги. Ох ты ж ё… Только этого не хватало! Кровищи на полу…

– Лена, я за растворами и носилками! Быстро! Организуйте тут пока хоть как пройти к ней!

Глава 3

Как ее там? Тома? Девчонка истекала кровью, причем весьма обильно. На полу образовалась лужа, которую, подвывая, пыталась уменьшить встречавшая нас девушка. А мне бы только ноги где-нибудь поставить! Судя по направлению потока, кровотечение сугубо женское, «оттуда». Быстренько давление померить, с остальным потом разберемся. Слабенько слышно, конечно. Систолическое примерно пятьдесят. Я бы даже сказал – сорок пять. Диастолического ожидаемо нет. Так потом Томилина и напишет – 50/0. Пульс есть, нитевидный, но хоть какой-то! Навскидку – сто двадцать. Или чуть больше. Шок геморрагический третьей степени. Вылилось из нее литра два, не меньше.

Ну, господи, помоги найти хоть какую-то вену! Если ей не влить сейчас внутривенно чего-то – похороним девку. На руке – голяк. Если там и было что-то, то давно спалось и попряталось в такие глубины, что вот тут, возле старенькой кроватки – не найти. Самое показание для подключички, но откуда у нас этот набор возьмется? Не было такого на линейной бригаде и не будет. Но есть еще одна вена, которая не спадается никогда и вполне доступна всем, кто про нее знает и не боится туда залезть.

Я откинул в сторону одеялко, которым пыталась прикрыться теряющая сознание девушка. Ох ты ж… натекло и тут. Ну, приступим, помолясь. Капалка уже заряжена. Когда я хоть успел? Не помню даже.

На самом деле доступ в бедро довольно прост. Надо только знать, куда колоть, потому что вена не на поверхности. Даже у такой худосочной особы. И чтобы длины иголки хватало, вводить ее придется почти по самую канюлю. Где же ты? Неужели мимо прошел? Врешь, не возьмешь! Мастерство пропить невозможно! Теперь трубочку подключаем, пластырем крепим – и лить. Без ограничения скорости.

– Ты посмотри на эти железяки! – тихо произнесла мне на ухо Лена.

Я кинул быстрый взгляд. Угу, инструментарий вивисектора в тазу. Кажется, я уже догадываюсь, что тут происходило.

Откуда-то появилась особа пожилого возраста. Начала что-то бухтеть и даже попыталась качать права. Ей отвечала Томилина и лаялась с ней по-жесткому. Что там от нас хотели, я особо не прислушивался, не до того. У меня вон, система для внутривенного вливания на соплях и честном слове держится.

Первые пол-литра влетели со свистом. Туда же пошли и вторые. Что у нас с давлением? Ого, да мы тут герои! Семьдесят на двадцать! Понятно, что это всё – паллиатив, из матки выльется с такой же скоростью, да и кислород по организму разносят эритроциты, а не физраствор с глюкозой. Так что повезем сами, а спецы пусть катятся нам навстречу. Потом прыгнут к нам в салон бравы молодцы, подключат кровезаменители, которых у нас тоже по статусу нет – и будет пациентка уже их, хоть и в нашем РАФе.

Пока я ходил за носилками, Томилина попыталась привести девицу хоть в относительный порядок, да какое там! Одежда вся в крови, мыть ее и негде, и некогда. То, что было на ней, мы просто срезали, а с собой подруга собрала пакетик с чистым. Ну, даст бог – пригодится. Прикрыли срам сверху только. Не до политесов.

Погрузили, повезли. С огнями. Это Миша уже решил проявить усердие. Хотя в этой деревне отпугивать некого.

Не успели мы выехать на большую дорогу, как отозвалась спецбригада. Договориться о точке рандеву. Спасибо, ребята, не стали чай допивать, погрузились и поехали.

Дальше неинтересно уже. Придумку с венозным доступом коллеги оценили, менять ничего не стали. Девчонку сдали в приемном отделении живой, хоть и в том же шоке третьей степени. А дальше уже не наше дело, пусть гинекологи разбираются с реаниматологами. А нам надо носилки от крови отмыть оперативно. Нечего заразу развозить.

* * *

Ментовский лейтенант ждал нас на подстанции после обеда, часа в два мы с ним встретились. На «скорой» работники милиции – не новость совсем, почти каждый день встречаются. Мало ли что уточнить надо, а у кого еще спросить, как не у тех, кто видел всё чуть ли не с самого начала? Главное, не тянуть долго, а то медики и забыть могут.

Молодой хлопчик, с румянцем во всю щеку, губы как нарисованные, ресницы длинные – гроза девчат во всей округе. Сначала он Лену пытал, потом и меня позвали. Оказалось – по утреннему вызову, насчет Томы этой. Фамилию забыл уже. История там получалась темной. Криминальный аборт на поздних сроках. Понятное дело, вот в той халупе, где жила, там и сделали. Абортмахер сделал свою работу неаккуратно, прободение матки – и потом мы встретились с пострадавшей.

История печальная, потому что Тома эта, по фамилии Бурсакова, двадцати шести лет от роду, умерла. Короче, с криминального аборта случай переползает на более серьезные статьи Уголовного кодекса. А от нас требуется сознательность и внимание к деталям. Может, она нам сказала что, пока мы ее в машине везли? Конечно, товарищ лейтенант. Отчего ж не сообщить? В лучших киношных традициях открыла глаза и продиктовала список причастных, с адресами. Впрочем, про таз рассказали, Томилина только про бабку вспомнила, с которой она лаялась. Та, оказывается, очень хотела проникнуть в комнату и срочно забрать нечто такое важное, что аж нельзя ни минуты ждать. Ну и соседку по комнате сдали, которая нас встречала. Не может такого быть, чтобы подруга не делилась с ней планами. Ибо жить в одной комнате и не приметить, что соседка беременная на большом сроке – такого в жизни не бывает.

* * *

Да когда же я уволюсь из этого гадюшника? Силы мои на исходе. Вот сколько можно, а? Будто мало нам было истекающей кровью девицы, так вот вам другая. Для разнообразия внешне целая. И ведь трудно не заподозрить такую в злом умысле. Сами посудите. Пункт первый – травма получена два дня назад. Именно тогда случилось нечто, заставившее эту симпатичную барышню, с которой можно прямо писать портрет абстрактной отличницы и строительницы светлого завтра, выпрыгнуть из окна второго этажа. Факт прыжка она признает, а причину умалчивает. Да и хрен с ней, с побудительной силой, но почему возник пункт два? Потому что вызвали нас на это дело в час ночи, когда все нормальные люди спокойно спят.

И вот сидит эта студентка второго курса какой-то там филологии пединститута имени Крупской, хлопает глазами и жалуется, что ей трудно вставать. А днем тебе легко было? А вчера? Что ж ты вынашивала замыслы по лечению своей травмы так долго? Вот и маме твоей, немым укором торчащей в дверном проеме и делающей вид, что она нервно мнет в руках носовой платочек, тоже эти вопросы стоило бы задать.

Томилина в легком недоумении. Ведь на просьбу продемонстрировать недуг она получила неподдельные муки приведения организма в вертикальное положение. Страдает пациентка, и чтобы такое изобразить, надо на другом факультете учиться. А внешне – ни фига. Разве что бедра в верхней трети слегка синюшные.

– Что делать будем? – тихо спросила она, наклонившись ко мне. – Дома не оставить, мамаша нас не выпустит, а везти с чем? И куда?

– Как куда? В парашютистку играла? В травмпункт прямая дорога. Туда и доставим.

Ага, а мамочка тоже желает принять участие в нашем маленьком совещании. Ишь, шею как тянет. Но пост не покидает.

– А диагноз?

– Да проще простого. Пиши «Закрытый перелом седалищных костей» с вопросительным знаком, и всё. Падала на жопу? Она же и болит. Перелом, если и есть, стабильный, без смещения. Лечение при таких симптоматическое, но то уже не наша забота.

* * *

Договор с «Джонсон и Джонсон» прочитал и вдоль, и поперек. Примерно много раз. Не к чему придраться. Никакого мелкого шрифта и сложносочиненных предложений на полторы страницы, где каждое отдельное слово хоть с трудом, но можно понять, а всё вместе – никогда и никому. Хороший договор, для учащихся вспомогательных школ, наверное. Но других мне не осилить.

Восемьдесят тысяч единовременно, если идея пойдет в разработку. Никаких роялти и прочего. Ты нам идею – мы тебе денежку. Промышленный шпионаж в чистом виде. Сумма будет переведена… ну и дальше мутотень про транши, конечные сроки и прочее. Указан мой счет в Австрии. И я скрепя сердце подписал.

А поступление денег на счет можно с тем же Раппопортом сделать. Пойти на Центральный телеграф, он закажет разговор, а я потом зайду к нему в будку.