Фельдшер скорой

* * *

Вот она, прелесть скорой: все давятся в очередях за елками, мандаринами, а мы катаемся. Вот на заправку заехали. Пока ждали Харченко, неожиданно для себя я продекламировал стихи про осаду прилавка из-за кофейной халвы. Странное дело, я до этого поэзию не очень любил. Знал, что она есть, скажем так, а тут Бродского наизусть шпарю:

В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных – слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
Производит осаду прилавка
Грудой свертков навьюченный люд:
Каждый сам себе царь и верблюд…

– Никогда не слышала раньше, – повернувшись ко мне, сказала Лена. – Это ты написал? А почему не Новый год, а Рождество?

– Потому что не я автор. Это же Бродский, – ляпнул я и тут же прикусил язык. Только эмигрантов-антисоветчиков мне не хватало.

– Никогда не слышала, – пробормотала Томилина. – Андрей, а давай к нам на Новый год, а? У нас елка, весело будет. К ребятам сходим, песни попоем. Ну что ты в своей общаге делать будешь? Тебе пить все равно нельзя.

– Подумать надо. Я же Давиду обещал.

А еще Лизе. Та тоже звала меня встречать Новый год с родителями. Налаживать мосты. Или строить? Даже передала приглашение от мамы – представляю, сколько сил ей стоило выбить это разрешение.

Что тут делать, совершенно не ясно.

* * *

Последним вызовом, получается, головная боль была. Ну и ладно, на часах без чего-то там семь, пока туда-назад – и пересменка. Хорошее время. Харченко вон успокоился, даже тупой анекдот про русского, англичанина и немца рассказал. Лебензон его почти простил. Сказал, что выговор все равно будет, но в следующем году. Чтобы на премию годовую не повлияло.

И Томилиной прилетело, но символически. Даже без выговора. Замечание. Типа послабление молодому работнику. Но тоже в январе. Надеюсь, это все же новости с фронтов борьбы с язвенной болезнью повлияли. Или новогоднее настроение.

Только вылезли из машины, как меня угораздило попасть в собачье дерьмо. Миша, гад, остановил именно так, что я вляпался в свежую кучку, выпрыгнув из салона. Пока я чертыхался, Лена забрала у меня сумку и пошла на вызов. Правильно, что время терять? Пока я ботинок почищу, она давленьице померяет. Странно, конечно, что не дама в летах, а мужик молодой, тридцати еще нет. Так, может, вчера последние триста граммов неправильной водки лишними были, вот и мается, скорую вызывает, надеется на волшебный укольчик.

Харченко стонал, что я опять ветошь из машины уволок, а я мужественно протирал ботинок. Даже перекисью промыл для надежности. Вот поэтому я и не заведу никогда собаку. Очень уж от них отходы дурно пахнут, ужас просто.

На этаж я поднимался не спеша. Пусть молодая докторица опыта набирается, а то привыкла за моей широкой спиной тяжелее ручки и стакана ничего не поднимать. И уколы внутривенные скрученной в поросячий хрен иголкой фельдшер фигачит, и тяжести таскает, да все делает, считай. А она знай себе прохлаждается.

Странно, что дверь закрыта. Обычно ее не запирают для опоздавших. Ничего, я не гордый, могу и постучать. Кто-то подошел и чуть приоткрыл дверь изнутри. Ага, Томилина нос высунула наружу.

– Андрей, у тебя маска с собой? – спросила она специальным шепотом заговорщицы первого уровня опасности.

– Да, вот, – я вытащил из кармана халата обычную марлевую маску, хитро упакованную с помощью тесемочек. Никаких одноразовых здесь еще нет. Никто не слышал даже.

– А в машине есть? – спросила она, схватив ту, которую я только что показывал.

– В сумке лежат. Две штуки было с вечера. Если никто не упер, то там они и есть.

– Подожди, я сейчас… – Она захлопнула дверь и убежала.

Странные дела. Что она мечется? Никак не пойму. Ага, вот дверь опять открывается, надеюсь, сейчас больше узнаю.

– На, надевай. – Она подала мне обе маски. – Тут, Андрей, что-то очень нехорошее творится.

Глава 3

Да уж, парень совсем не был похож на такого, который вчера на вечеринке побывал. Бледный, аж с синевой, на боку лежит, глаза закрыл, ноги согнул в коленях. Реально больной.

– Температура тридцать девять и шесть, давление сто пять на шестьдесят, пульс сто десять. В легких хрипов нет, зев немного красноват. У него сыпь какая-то на бедрах. Рвота была раз пять. Может, кишечная инфекция? – тихонечко обрисовала ситуацию Томилина.

Я подошел, откинул одеяло. И правда, сыпь. На бедрах, на пояснице вон тоже есть. Какая-то она стремная. А вдруг? Затея с двумя масками мне уже не казалась такой уж безумной. Сейчас проверим гипотезу. Я взял кстати подвернувшийся стакан и нажал донышком на сыпь. Не бледнеет. Ладно, действуем дальше. Я быстренько метнулся к нашему чемодану, щедро полил себе на руки спиртом из пузырька. Перчаточки тоже пригодятся. Из стерильного пакета, конечно. На себе не экономят.

Вернулся к парню. Так, что там стопроцентно свидетельствует за менингит? Ну же, мозг, давай, включайся. Ногу в коленке разогнуть? Не разгибается. На лобок нажать? Тянет ноги. Подбородок до грудины пальца на четыре не достает. Что тут думать? Действовать надо!

Повернулся к Томилиной:

– Елена Александровна, срочно в машину, вызывайте спецбригаду на менингит. Возвращаться не надо, будьте на рации.

Охнула и заплакала мать пациента, стоявшая до сей поры молча в углу. Да и Томилина тоже слегка удивилась. Похоже, глаза размером с пятак – отличительная особенность работников седьмой подстанции. Застопорилась что-то врачиха моя. Так что я легонечко дотолкал ее до двери.

– Давай, в машину, и не высовываться. Спецов вызывай, и нечего здесь заразой дышать.

– А ты?

– А я ампициллин пью, хеликобактер уничтожаю, у меня профилактика получается. Все, не тормози, мне еще преднизолон с писиксом делать.

Дальше нашел вену, уколол что положено. Сидел, давление мерил да смотрел на сыпь, потихоньку расползавшуюся по бедрам, пытаясь угадать, в каком месте пятна сольются. Почти час сидеть пришлось. Потому что подлые спецы решили дождаться пересменки, и ко мне прикатила уже новая смена. А может, и вправду заняты были. Главное, парня сдал живого и без ухудшения.

На станцию вернулись без приключений. Просто они нас ждали уже там. Не успели мы подняться на второй этаж, как в коридор из своего кабинета выскочила старшая фельдшерица.

– Не задерживаемся, голубчики, ко мне проходим!

Пошли, чего отказываться, когда начальство зовет? Галя уже подготовилась к нашему приезду, спасибо, не стала мурыжить.

– Значит так. Мазочки сейчас сдаем, до получения результата сидим дома и никуда не шастаем. Понял, Харченко? – сделала она страшные глаза.

– На меня чего переть, Галя? – возмутился водила. – Как сказали, так и сделаем, не впервой.

– Что на тебя переть?! – понесла фельдшерица. – Да ты чуть всю подстанцию не подвел своим диваном! Ароныч третий день сам не свой ходит. Где твоя социалистическая сознательность? Пропил уже?

– Да я просто теще хотел помочь… – Харченко опустил глаза, вздохнул.

– А твои коллеги? Вон, Елене Александровне чуть выговор не объявили! Андрей характеристику из-за тебя получить не может…

– Что за характеристика? – удивилась Томилина.

– Я тебе потом объясню. А когда анализы будут готовы? – задал я главный вопрос. – На работу как?

– Могут второго, а могут и третьего, – подсчитала в уме старшая. – Я сообщу. Если второго не будет, тогда на работу третьего не выходим. Принимаем антибиотики пенициллиновой группы для профилактики. Доктор тебе сейчас расскажет, какие и как, – предварила она вопрос водителя, уже открывшего рот. – А ты, Панов, у нас в общежитии живешь? Вещички собираешь, сейчас в инфекционную больницу отправляешься. На обсервацию.

– До свидания, Галина Васильевна, – сказал я, вставая. – Спасибо за предложение, но нет.

– Панов! – крикнула Галя. – Куда лыжи навострил? Сказано – в больницу, собрался и поехал! Это требование санэпидстанции! Иначе – штраф. И прочие неприятности. Оно тебе надо?