Столичный доктор. Клятва врача

Он жадно выпил стакан воды, потом еще один и с сожалением отставил посуду в сторону. Чтобы не стошнило.

– Почему ты так решил, что не поможет?

– Умыкнут кого, кто дорог. Викторию Августовну, допустим…?– Он мелко перекрестился.?– Будут держать, пока не отдадите всё. Люди, чтобы пойти на такое, есть. Начнут куски резать и присылать. Скажут, должны быть копии.

Об этом я не подумал.

– Ничего, мне многие должны. Я шепнул кому надо, скажут. А не дай бог…?– Он сжал кулаки.?– Порву всех. Вот тебе крест в том!?– Он встал, поклонился в красный угол и осенил себя крестным знамением.

– Спасибо,?– только и смог выдавить я.

Как-то по отношению к себе я эти штучки из девяностых не примерял. Зато сейчас живо представил, как посыльные приносят коробочки с ушами и пальцами.

– Это не всё,?– сказал Жиган.?– Человечек у них тут был. Подрядили украсть, да не смог. Зарезали его.

– Кто?

– Так Алеша, слуга ваш. Позарился на копейку, но не подумал, что выпустят за рубль.

Ну, теперь точно жди полицию.

Глава 2

«СТОЛИЧНЫЯ В?СТИ». «Профессора И. М. Сеченовъ и Е. А. Баталовъ, изсл?дующiе въ московскомъ университет? при участiи двухъ ассистентовъ составъ челов?ческой крови для возможнаго безопаснаго переливанiя крови отъ одного челов?ка къ другому, утв?рждаютъ, что кровь каждаго челов?ка относится къ опред?ленной групп?. Опыты по установленiю точнаго числа группъ челов?ческой крови и изуч?нiе ихъ отношенiя между собою продолжаются».

Утренние газеты расплывались перед глазами, я смаргивал, но сосредоточиться так и не мог. Перед внутренним взором стояло лицо слуги, потом оно так же, как и буквы в газетах расплывалось, куда-то исчезало. Кофе не помогало, жизнерадостная Вика?– тоже. В доме ничего не слышали, про пропажу Алексея никто не спрашивал?– просто еще не заметили. Слуги постоянно сбегают, это не новость. Текучка огромная, хороший слуга?– штука редкая и дорогая. Так же, как и кухарки. Идут в низшее звено прислуги вчерашние крестьяне, большей частью неграмотные и бестолковые. Такого надо стажировать несколько месяцев, пока пообтешется. Да и ту же кухонную работницу для начала приходится учить элементарным вещам?– руки мыть после туалета, к примеру. Единственный раз, когда я видел бурное проявление эмоций у обычно невозмутимого Чирикова связан как раз с прислугой.

– Ты что такой хмурый??– поинтересовалась Талль, разглаживая белый накрахмаленный передник.

– Да вот, пишут про меня в очередной раз ерунду всякую. И это «Московские ведомости», почти официальный орган печати. Какие исследования, откуда два ассистента??– бросил я газету заметкой вверх.?– Кто-то что-то услышал, следующий придумал, а потом всё собрали и переврали.

– Как ты сказал? Орган печати??– Вика хихикнула, подошла ближе.?– У тебя часто такие фразы бывают… И откуда ты их только берешь?

– Свыше,?– буркнул я.?– Нам все дается свыше. Всякие беды?– тоже. Священники говорят, для укрепления духа.

– Не переживай так!?– Вика подошла ближе, провела прохладной рукой по лицу.?– Все будет хорошо. Ой, а я тут на улице Винокурова-младшего встретила!

– Емельяна?

– Его! Шел хмурый такой, на лице?– след от нагайки. Но старый. Меня не узнал. Или сделал вид, что не заметил.

Я тяжело вздохнул. С Винокуровым-старшим мы насчет брата уже давно не разговаривали. Заключили некий «пакт» о молчании. Прямо по древнему правилу «не спрашивай?– не отвечай». Тем более Александр «встал» на новую подстанцию, дел у него было выше крыши.

– Нагайкой могли казаки приласкать. Их на разгоны стачек вызывают.

Ой, зря власть злит народ. Вместо того чтобы дать гражданам рабочее законодательство… точнее, вообще сделать народ гражданами с правами, царь предпочитает плыть по течению. А мы вместе с ним плывем к огромному водопаду. Ниагарскому.

Первый сигнал?– нет, это даже не Ходынка. Давка станет дурным знаком лишь для небольшой части неофициального духовенства. Всякие толстовцы, иоанниты…

И не Русско-японская война. Тут в царе засомневалась лишь каста военных да незначительная часть левой интеллигенции. Последние будут радостно тереть ладошки. «Акелла промахнулся». Полезли в Корею и получили по сусалам. Так вам и надо. Не с нашим рылом да в калашный ряд мировых гегемонов.

И даже не подавление революции девятьсот пятого года, не Ленский расстрел заложили основу ипатьевского подвала?– здесь разуверилась в императорском доме правая интеллигенция, часть пролетариата. Народ же все еще «безмолвствовал».

Финалом десакрализации Романовых стало Кровавое воскресенье. К царю с петициями шли вчерашние крестьяне?– рабочие со своими семьями. И вел их «народный поп» Гапон. Шли с хоругвями, иконами. Славили Николая, ждали и надеялись. А тут расстрел, казаки… Погибли женщины, подростки. Вся Россия ужаснулась. Раненых никто не спасал, врачей не пускали через оцепление… Тут-то леваки и вцепятся в отличный повод. Нелегальные газеты начнут расходиться огромными тиражами, у агитаторов тоже появится шикарный повод для призывов к свержению монархии.

Ну а Первая мировая?– это уже гвоздь в гроб империи. Вписались за славян-братушек, только всякие болгары да сербы добра не помнят и не ценят. А немецкая военная машина?– это немецкая военная машина.

– Ты чего такой мрачный? Ну улыбнись!?– Талль опять погладила меня по лицу.

– Виктория Августовна,?– официальным тоном обратился я к девушке.?– После утреннего обхода извольте заехать в книжную лавку.

– Зачем?

– Хочу повесить портрет императора в кабинете.

– В приемном же висит один…?– растерялась Вика.

– И тут пусть будет.

Не в качестве символа, но как напоминание. О том, куда «едет» страна. «Ниагарский водопад» он вон, шумит уже впереди.

* * *

Такое впечатление, что все только и ждут момент, когда я войду в кабинет, чтобы немедленно ворваться следом и сообщить о срочной нужде. А ведь практически у всех есть доступ к моему организму почти круглосуточно. А с другой стороны, хорошо, что стараются не беспокоить меня, когда я не на работе.

Странно, но сегодня никто не пытался штурмовать дверь. Удивительно даже, может, случилось что? Я выглянул в приемную?– никого, один Должиков занимается своими делами.

– Чай принести, Евгений Александрович??– оторвался он от бумаг.?– И я научился варить кофий не хуже нашей поварихи! В турке.

– Молодец! Нет, чуть позже. Просто нет никого, удивился.

– Да, странно,?– вежливо улыбнулся секретарь и продолжил разбирать почту.

Я подошел к окну на доносящийся шум. Ах, вот почему никого нет. У нас тут шоу во дворе. Дворник что-то странное грузит в телегу, вокруг которой акулой нарезает круги всклокоченный Слава. Естественно, с разных сторон на это дело смотрят любители понаблюдать за чужой работой. Грешен, сам таким занимаюсь постоянно?– номер три в рейтинге после пожара и текущей воды.

– Антонов!?– крикнул я.?– Ко мне зайди!

Действительно, если мне не видно, то что, идти самому интересоваться?

Слава зашел походкой двоечника, которого вызвали к директору школы. Как говорила моя учительница, нога за ногу. И вид у него был вовсе не такой, с каким сообщают о чем-то хорошем.

– Что случилось, Антонов? Ты решил переехать и жить с лаборанткой Аней? Грешновато!

Неразделенная любовь подчиненной к начальнику секретом не являлась. У Ани были замечательные и красивые глаза изумрудного цвета. Остальное, как и в пошлом анекдоте, составляла та самая часть организма, для которой нет названия, несмотря на очевидность наличия. Работала она отлично, так что у Антонова, даже если бы он захотел, повода расстаться с ней не было.

– Шуточки у вас, Евгений Александрович! Я с нашими сотрудниками никогда… Это кролики!

– Что? Взбунтовались?