Три истории из реальной жизни. Любовь и музыка. Трудная работа. Дорога к дому

– Осталось. Я ж только приехал. У-у, проклятая!

– В какую тебя закинули?

– На сто первый, – вяло и с обидой на Судьбу ответил Вовка.

Товарищ, коллега, собутыльник, ровесник и прочее, напротив, весело крикнул, убегая по ступенькам вверх:

– Жди через минуту. Чёрный хлеб есть?

– Есть.

– Не трожь и не режь! Сами съедим.

С тяжёлой Судьбой за плечами побрёл Владимир Иванович к себе в квартиру – ждать Витька на последний стакан московской «Столичной». Было отчего на неё обижаться.

Виктор Викторович, он же Витёк, пришёл не один, как и прозвучало, а с женой Майей. Такое весеннее имя было у очень симпатичной Витькиной брюнетки. Детей они бросили одних: «Картун за ними присмотрит». Картуном за границей называется телевизионный канал, где днём и ночью крутят мультфильмы. Идёт сплошная дрянь, да такая, что Флинстоны покажутся шедевром. Иногда, как Добролюбовский луч света в тёмном картунном царстве, блеснёт Дисней: Том и Джерри, Бакс Бани, Рэд Хот Райдер. Но это очень редко. Взрослых родителей дети стараются к Картуну не подпускать – им от рождения свойственна доброта и забота, а сами тем временем глупеют и не отходят от Картуна. Что поделать, ТВ нянька.

Безусловно, для сорокалетних Витьки и Майи это было на руку: идеальная возможность уединиться в интимной обстановке в любое удобное для них время. Чем и пользовались. Так что Картуна они не любили, но в доме держали за неимением кошки или собаки.

Майя была восхитительна: тёмные с отливом волосы, уложенные под Анну Каренину, короткое чёрное платье, которое по неведению можно было запросто спутать с комбинацией, фаланговый узкий металлический ремешок золотого тона, чёрные замшевые туфельки на умеренном каблучке и свободные от чулок красивые стройные ножки. Натурально, ничего лишнего под платьем в области груди не было. Это Вовка видел по тем рельефным холмикам, что спутать ни с чем другим нельзя.

– В таком виде на водку и сало? Опять она меня испытывает. У-у, проклятая.

– Ты опять о своём?! Знакомься: саМайя моя любиМайя из женщин, Майя. А ещё она – моя жена.

– Значит, из женщин она у тебя не одна? Только как жена одна?

– Майя, ты теперь и сама видишь, что это Вовка: ипохондрик, софист и логист, – притворно вздохнув, представил Витёк своего приятеля по трём институтам: где учились, где в Москве обретались, и где предстоит теперь вместе работать в Японии.

– А я Вас именно таким и представляла, – просто сказала брюнетка и протянула Вовке руку, но не как это делают мужчины, а по-женски, с хитрым испытанием: ладонью вниз и чуть расслабленной в запястье. Пока Вовка не успел схватить её красивую ручку, добавила:

– После всего, что Виктор про Вас сказал, Вы мне нравитесь даже ещё больше.

Мысли зайцами заскакали в голове Вовика: «Вот ты и попался. Что теперь с её рукой делать? Пожать – показать себя грубым табуретом. Поцеловать – насмешишь и себя, и её, и Витька. Даже если её не насмешишь, то всё равно красиво, как у де Голя, не получится. Для этого надо вангоговский бардовый берет надеть, потом снять, а ещё прежде состоятельным французом родиться надо было. Опять приходится из-за неё выкручиваться. У-у, проклятая…»

Вовка не стал заставлять даму долго ждать с призывно протянутой ручкой. Он галантно подступил к Майе, сделав при этом полшага в сторону. Теперь он мог взять её кисть под прямым углом, что он и сделал, подложив под женскую ручку свою раскрытую ладонь. Любая женщина при этом инстинктивно опустит руку на вашу – символ обретения защиты – и будет с интересом ждать продолжения. Тут главное не смотреть ей в глаза, если не хочешь целовать протянутую ручку как француз. Владимир Иванович в таких вопросах был дока: не хуже Растиньяка знал, как с рукой управиться. Вовка положил сверху свою вторую ладонь, и влажная, тёплая, нежная Майина ладошка оказалась как в жемчужной раковине, из которой на свету поблескивал топаз в её колечке, надетом на безымянный палец. Далее Вовка начал медленно переводить взгляд от ладошки к локоточку, от него – к нежному плечику, через остренький подбородок – к розовым призывным губкам и далее, пока не встретил в упор взгляд её зелёных глаз.

– Очень приятно, – сказал Вовка с двойным значением, которое было понятно Майе больше, чем ему. Для него это было лишь дело техники, а для Майи – знак немого восхищения, выраженного так, как и полагается настоящему мужчине, прибывшему из страны с вековыми куртуазными традициями. Натурально, вопрос о целовании руки отпал сам собой, чего Вовка и добивался.

– Не то слово. Секси, вери секси, – поправил Вовку друг Витька, обладатель этого украшения стола и дома. Вовка на замечание вздохнул и отвел глаза. Его вздох без внимания не остался. Витька продолжил:

– Ничего, Вован, и тебе отыщем кралю с красивыми ногами – азиатский диамант.

– Порой случается, что и на алмазы, попадает грязь, но их никогда в неё не обронят. Не отыщешь, – парировал Владимир Иванович, продолжая воплощать в жизнь науку Растиньяка.

– Большое спасибо, Володя. С Вашим приездом наш дом посетило просвещённое отношение к женщине. Вы тот мужчина, который не наносит на женское сердце новые грани, а освещает те, что уже есть, ярким светом радости и призывает окружающих полюбоваться радугой цветов.

– Вот это да! Первый раз такое от неё услышал. Начиталась женских романов, так теперь ей любой «куртуаз» голову вскружит. Хорошо ещё, что своей работы не имеет – на моей шее сидит и никуда, стало быть, с неё не спрыгнет, – совершенно беззлобно и добродушно откомментировал Майин муж (-лан). На пошлое по смыслу и форме замечание Вовка уронил к носу брови и промолчал, коротко глянув на Майю.

Она поймала его взгляд, оценила реакцию и с теплотой в голосе повторила:

– Спасибо ещё раз, Володя.

III

…И началось застолье. Вовка вынул из холодильника всё, что у него было – кирпич ржаного чёрного хлеба и большой шматок сала. Стакан водки уже стоял на столе. Часы показывали 7:50, и по незнанию Владимир Иванович решил, что в магазин бежать поздно, да у него и денег японских не было. Первый день как прибыл и в Институте не оформился ещё на денежное довольствие. Всё это его ждало впереди. Просить о добавке к рациону друзей-соотечественников он не стал – хорошо знал русское правило: кто хочет, тот сам приносит, а нет – и не надо, будем рады тому, что есть.

Квартира была огромная, квадратная по форме. С южной стороны по центру – входная дверь, и сразу же за нею маленькая кафельная площадка метр на метр.

Все японцы в этом месте обувь скидывают, даже если в тапочках в гости придут из соседней квартиры. Потом начинается длинный коридор, уложенный дубовым лакированным паркетом на мягкой упругой подушке. В самом начале коридора две двери направо и налево – просторные спальные комнаты с трюмо и платяными шкафами. Далее по коридору ещё одна дверь – ванная, мини-прачечная и прочее.

Всё это и коридор занимало примерно половину Вовкиного жилого фонда. Заканчивался коридор дверью в апартаменты: справа – кухня трамваем, без всяких стенок, а с метровой по высоте перегородкой, и за ней просторная меблированная спальня. Предположительно женская, потому что мужчина должен спать на татами – возвышенной площадке, покрытой настилом из соломки бамбука. Углом татами выходил на дверь кухни-трамвая и прохода в дамскую спальню, а внешней стороной в просторный зал, где по центру стоял большой ореховый стол и стулья, а над ними светильник со свисающим цепочкой-шнурком.

Его сейчас Вовка и дёргал, пытаясь понять функциональное значение шнурка и осветительные возможности лампы под потолком. Витька деловито и экономно нарезал чёрный хлеб «блокадными пайками», выложил на мелкую тарелочку, а на дощечке оставил широкие полоски сала с чесночком. Включили телевизор и приготовились начать пить «Столичную». Но тут случилась заминка.

– Из полного стакана по двум другим не разлить без потерь. Что делать будем? – спросил Витька. Майю в этом деле тревожило другое:

– Из этих стаканов японцы пили? Тогда их вообще трогать нельзя – всё в рыбе. Перебьёт даже водку – мой, не мой.

– Может, я за нашими стаканами сбегаю? – предложил Витёк.

– Смысла нет – без потерь не перельём, – помрачнел Вовка, понимая, что придётся покупать ещё и средство для мытья посуды из-за этих японцев.

– Оставьте ваши глупые мучения. Будем пить из одного стакана. Это символично и романтично!

– Майка молодец. Правильно предложила. Умница, хоть и красавица. Кто начнёт? Может быть, даму вперёд пропустим «пропустить»?

– Что ж, если это случится, то будет в первый раз за все десять лет знакомства.

– Уважаемые господа, позвольте высказаться и предупредить спор. Дилеммы нет, и даму вперед к стакану не пропускают: первый тост всегда за них. Значит, нам и пить, а дама тогда уж потом, но это никак не может её обидеть.

– Спасибо, Володя. Вы опять всё красиво и со смыслом разрешили.

– Подожди, Майя, ты после нас, а кто первым из нас?

– А из нас тебе и начинать. Я как хозяин гостям рад, но моё слово второе, а ты выразишь даме, что она для тебя значит. Тем более случается это нечасто, как можно заметить. Начинай!

– Майя, be sexy, everywhere and forever! (будь всегда и везде секси-привлекательной)

– Спасибо, Витя, обязательно буду, – пообещала мужу Майя и взглянула из-под опущенных век на Вовку. Витька отпил и потянулся к салу и хлебу. Собрал всё в кулак, кусал и жевал, охая от удовольствия. Майя продолжила банкет:

– Теперь, вы, Володя.

«Ну, вот, опять приходится напрягаться и выдумывать изящества словесной глупости. Выпить по-людски не умеют: всё им со смыслом надо», – думал Вовка, но вслух сказал другое:

– За милых дам; за то, чтобы наши смелые надежды всегда находили в их душах бухту спасения!

После слов Владимир Иванович взял эстафетный стакан, поставил его на ладонь левой руки, отвёл в сторону локоть, поднося стакан к губам и придерживая правой ладонью ближе к низу. Сделал умеренный глоток, и, сдерживая напряжёнными бровями реакцию на горечь спиртного, потянулся к пайке чёрного хлеба, отщипнул кусочек, положил сверху полоску сала и элегантно отправил всё по назначению.