И каждый служит, служит кто как может —
Никто другой уж верно не поможет;
Неплохо быть, раз так, ростовщиком.
Но сколько их? От силы десять-двадцать,
А тут Флоренция, где каждый пятый дом
Нужду несёт, страшится депортаций.
Община? Это праздные слова,
Досужий вымысел, коль толком разобраться.
Да кто, в какой стране, где и когда
Хоть чем-то одарил единоверца?
Разбухнув, выменем Богатство струйки льёт —
Подрасцедившись, всё в себя сольёт.
И надо ли серьёзно удивляться,
Что женщинам несвойственно бояться
Себя в красивом обществе подать
Или на улице недорого продать,
Стараясь подкопить на жизнь по капле —
Сменить на туфли лыковые лапти.
Так вот: Флоренция в ту пору что Содом —
Доступность жизни, стиль определяла,
И, проливаясь денежным дождём,
В одеждах у «данаек» оседала.
А кто ещё? Приличный итальянец
На луковом бульоне посидит,
Но не откажется в приюте горьких пьяниц
Девчонку на часок перехватить.
Но не свою – набожны католички,
Да и забот потом не разгрести:
Исповедавшись, на алтарь наличность
За удовольствие вторично заплатить.
А на еврейках счет простой, не грешный,
И индульгенции не стоят никакой:
Порядок заведений всем известный
И самый ни на есть что деловой.
Но были бы напрасны утвержденья,
Что каждый волен «да» и «нет» сказать —
У всех свои по жизни убежденья,
Да деньги будут наперёд решать.
Не верите? Заглянем в прежний дом.
Захваченные прелестью весны
«Флоренция похожа на Содом!
Пирамидальные красавцы-кипарисы,
Прекрасные цветущие сады
И господа влюблённые нарциссы;
Все требуют особенной еды,
Зеркальной зачарованности видов,
Где можно проложить свои следы
Без увяданий розовых ланитов.
По соответствию отпущенной казны