(не)свобода

Не кричите, пожалуйста.

Вопрос.

Нет. Непонятно. И непонятно кое-что еще.

Вопрос.

Где моя жена, товарищ полковник?

Марина

Если бы Марину спросили, как бы она охарактеризовала их с Егором брак, – она бы не назвала ни одну из категорий, которые когда-то сразу за все семьи страны придумал Толстой. Ты должен быть либо счастлив, либо нет – альтернатив никто не предлагал. И больше того: если один день кажется несчастливым, а другой – вполне счастливым, то знакомые будут считать, что в основном-то ты, конечно, счастлива, и бросятся помогать советами по достижению абсолютного счастья, даже в том случае, если их советы могут подойти кому угодно, только не тебе самой. Самое смешное, что объяснять это бесполезно. И когда мамина двоюродная сестра в следующий раз пришлет тебе открытку со стоковым фото, на котором молодая девушка ведет улыбающегося малыша гулять, – ты не станешь ей писать, мол, э-э-э, вообще-то Саше уже десять, а не три, и у меня нет времени даже старые долги по работе сдать за выходные, не то что куда-то сходить с семьей… Мамина двоюродная сестра сидела на почетной пенсии прокурора, так что ей легко было говорить о прогулках в парке по выходным, но Марина всё равно мужественно сдерживалась и отправляла сухое «:-)» из вежливости.

Впрочем, в их шатающемся браке виноват был не только судейский график, но и строительная компания. Звучало как каламбур, но смешно Марине перестало быть уже тогда, когда партнер Егора по бизнесу (и студенческий еще товарищ) Артем Зырянов, строивший из себя опытного девелопера с солидными связями во всех силовых структурах, решил выбить участок земли в том месте, где только что снесли старый, еще хрущевских времен цирк, – в одном из районов на периферийных станциях метро. Раньше партнеры уже занимались сопоставимыми проектами – так, на месте бывшего целлюлозно-бумажного комбината в Перепятово построили многофункциональную офисную башню, – так что уверенности им было не занимать. Поскольку на периферийных станциях уже давно и прочно обосновались торговые центры с кинотеатрами, игровыми зонами и контактными зоопарками, в цирке как в развлечении никто уже не нуждался, – зато земля была нужна всем. Во-вторых, конечно, нужна самому Артему, но в первую очередь – одной отечественной фармацевтической компании, которая сидела на госдотациях и которую возглавлял – по случайному, разумеется, совпадению – сын полицейского генерала, командующего периферийным округом Москвы. Марина узнала об этом, когда во время очередной серии гражданско-правовых разбирательств, которыми заниматься приятнее всего (они самые легкие и не привлекают внимание общественности), ей попалась на глаза справка, выданная мэрией на соответствующий пятачок земли в четыре гектара. Все необходимые формальности Марина, конечно, выполнила, но затем сразу позвонила Егору – мол, скажи Артему, чтобы не лез, оно его сожрет. Выполнил муж просьбу или нет, Марина не знала (согласно их негласному пакту, один не интересовался работой другого, чтобы не увязнуть в этом топком болоте), но просьба до Артема не дошла. Он не просто стал торговаться за земельный участок, а пригрозил, что его знакомые из ФСБ и фармкомпанию прикроют, и сынишку генерала на Колыму отправят, и с самим генералом приключится какая-нибудь пренеприятная история… Артем блефовал – не было у него таких могущественных знакомых, но это еще полбеды. Беда была в том, что про его блеф прекрасно знали, и, когда в квартиру Артема одним погожим утром ворвался взвод СОБРа, никто из столичных девелоперов особенно удивлен не был.

Кроме, как это ни странно, Егора. Первым сообщением, которое Марина получила от мужа, было «Ты не могла как-то сказать своим, чтобы не устраивали беспредел?».

Нет, это был не первый раз за последние пятнадцать – боже – лет, когда муж-бизнесмен пытался продавить какое-нибудь выгодное ему решение через судью-жену. Наверно, к этому пришло бы рано или поздно, если брак ваш складывается из отношений молоденькой следачки и строителя, расчистившего себе дорогу в большой бизнес. Но это всегда было неприятно – особенно в случаях, когда Марина действительно не могла ничего поделать.

А в случае Артема руки у Марины были связаны, как у раба, которого везут на хлопковую плантацию. Единственной ниточкой, которую в таком положении хоть как-то можно было дернуть и рассчитывать на чудо, был Константиныч. Но их с Константинычем отношения ментора и ученицы менялись быстрее, чем погода в умеренных широтах: если у Константиныча после очередного осмотра врача было настроение, он начинал обзванивать своих знакомых, не каждого из которых Марина знала по имени, и активно помогать. Если же настроения не было, зампредседателя Мосгорсуда ограничивался дружеским советом. Так случилось и в этот раз: Константиныч посоветовал как можно быстрее переоформить долю Артема в компании на кого-нибудь другого – Егора, например, – и на всякий случай оборвать с арестантом всякие контакты. Потому что силовики, как и любая потусторонняя сущность, не любят, когда их имя упоминают всуе.

А Егор был из того типа мужчин, которым в детстве слишком часто включали песенку «Дружба крепкая не сломается» и которые готовы вламываться ради друга в охваченный пожаром дом, несмотря на то, что их родной дом в общем-то в порядке и их там ждут. Так что Марине Егор угрюмо пообещал, что он не будет ничего делать, но ей это припомнит, причем пригрозил невзирая на то, что в комнате в этот момент присутствовал Саша, пусть он и отвлекся на только что купленную муравьиную ферму. С тех пор и без того натянутые отношения в семье натянулись настолько, что могли в любой момент лопнуть.

Саша ничего не замечал, ну, или делал вид, что не замечал: он воспитался тихим мальчиком, который даже на бульон в детском саду жаловался, преодолевая заметный спазм в горле. Почти безотчетно Марина растила себе на смену свою маленькую копию, только улучшенную: она образцовой юристкой никогда не была, ума для этого было маловато, да и эрудиция ни к чёрту – как носила с собой заложенного пять лет назад на шестидесятой странице «Моби Дика», так и носит; поэтому, наверно, пошла в следователи, а потом в судьи. Но у Саши все эти качества были, и даже больше: он рассуждал быстрее, чем мать, и порой пугал ее скоростью мышления. Возможно, поэтому одной из заплат на их с Егором браке стала муравьиная ферма: котенка Саше не стали покупать, потому что тот отвлекал бы его от занятий и расцарапал бы испанский гарнитур, а вот формикарий подходил идеально. И «животное» в доме есть, пусть и размноженное на сотни копий, и особенного ухода не требует, и Саша меньше времени проводит за компьютером – всё интереснее растить муравьиную империю у себя в аквариуме, чем империю у себя на мониторе. Муравьи, по крайней мере, живые – уже на второй день из яиц вылупились первые рабочие и принялись собирать домик из разложенных на манеже камушков, щепок и травинок.

Собственно, когда Марина вошла в квартиру под руку с едва не спящим Сашей – ему пришлось посидеть на продленке, словно маленькому, до позднего вечера, – первым, что она увидела, был формикарий с прицепленным к нему снизу старым аквариумом. А уже вторым – оперативники с каменными лицами, перегородившие проход.

За их спиной нарисовался крепко сложенный следователь в черной футболке с принтом американского университета, из тех принтов, которые носят все, но никто не знает, что? они означают. Следователь с яйцевидным черепом, аккуратной щетиной и в прямоугольных маленьких очках с интересом разглядывал книжную полку и перебирал пальцами по книжкам из школьной программы, в старых и новых изданиях. Новые при этом парадоксальным образом выглядели старше: их попросту чаще открывали.

– А что здесь происходит? – выдохнула Марина, захлопнув дверь.

Следователь обернулся и оценивающе оглядел ее с ног до головы.

– Вы Марина Дмитриевна, я полагаю?

– А вы из какого управления?

Следователь слабо улыбнулся, после чего вернул «Одиссею капитана Блада» на полку.

– Вам известен трюк среди некоторых коррупционеров, – он слегка нажал на одну из полок, но, удостоверившись, что ничего не происходит, направился дальше, – прятать деньги рядом с книжным шкафом? Либо – в самом книжном шкафу. Предполагается, что книги, – он кивнул в сторону старого чешского гарнитура, доставшегося еще от бабушки, – никто использовать для таких низменных целей не будет.

– Я и не использовала, – холодно ответила Марина.

Только сейчас она заметила Егора – он сидел в кресле в гостиной, широко расставив ноги и запрокинув руки за голову, и молча уставился в потолок. На ранних этапах их брака такая его поза еще могла ее возбуждать. Сейчас – нет.

– А я про вас и не говорил, – ответил следователь, после чего сложил руки на груди. – Мы к вам, Марина Дмитриевна, с обыском.

– По поводу чего?

– Они вслед за Артемом, – хрипло подал голос Егор, – решили закатать и меня.

– Ну, может, закатать, а может, и нет… – задумчиво проговорил следователь, оглядывая аквариум и муравьев. – У нас вот как у этих: есть функция, мы ее и исполняем.

– Ага, знаем мы эти функции, – буркнул Егор.

– Вы вообще в курсе, кто… – возвысила было голос Марина, но следователь прервал ее властным взмахом руки:

– Как коллега, пусть и бывший, могу вас заверить, что ваш профессиональный статус нас не интересует.

Отчеканил, будто заучивал. Интересно, он с друзьями так же разговаривает? На корпоративах каких-нибудь. «Именем нашей дружбы я заверяю вас, что…»

– Имя Виталия Константиныча Масенко вам ни о чем не говорит? – сложив руки на груди, спросила Марина. Она едва сдерживала гнев, хотя с потерей полного порядка в серванте и на кухне смирилась. Из детской тоже что-то подозрительно гремело, но Саши было не видать – он сбежал на балкон. Умный мальчик.

– Говорит, а как же. – Следователь пытался вбивать что-то в ноутбук Егора – судя по сосредоточенному виду, пытался отгадать пароль. – Он у меня пары вел, пока из академии не ушел.

Марина замерла на месте. Со следаком они были почти что знакомыми, получается: она тоже училась у Константиныча и потом перешла к нему на работу. Разве что мужик был курсом… младше? Старше? Впрочем, какая разница, в каких они были отношениях, если следователь повернул ноутбук к Егору и мягким, почти теплым голосом сказал:

– Наберите пароль, пожалуйста, у меня не получается что-то.

Будто банку шпрот попросил в гостях открыть.

– Слушайте, следователь… Как вас там…

– Фомин. Алексей Фомин.

– Вы догадываетесь, Алексей, что прежде, чем задавать вопросы, вам следовало бы…

– Постановление о проведении обыска у вас на столе в кабинете. – Фомин отвлекся от ноутбука и взглянул на нее поверх прямоугольных линз. Взгляд умный, но холодный, – как аквариум, где рыбки сдохли. – Вы пытаетесь найти то, чего нет.

– Это что же?

– Чей-то корыстный интерес, – он хмыкнул. – Что-то не то, наверное, у нас с правосудием, если судьи беспокоятся о чьих-то интересах, а не о законности действий.

В это время из детской снова что-то громыхнуло, после чего в дверях появился еще один человек в маске – с Сашиным айфоном, разумеется, тоже запароленным.

– А с ней всё в полном порядке.

– Именно поэтому вы среди ночи вломились в мой дом? – Повысила голос Марина, чувствуя, как у нее начинается нервный тик на левом веке. – Из простого желания показать, кто здесь закон? И, конечно, к моему судейскому статусу это не имеет ни малейшего отношения…

Она даже не успела раздеться и всё еще стояла в легкой спортивной куртке, изрядно пропитавшейся по?том. Но сейчас это волновало ее меньше всего.

– Марина Дмитриевна, если хотите торговаться, у меня есть в Измайлово знакомый, который держит развал, зовут Ибрагим Иваныч. – Фомин попробовал еще одну комбинацию и провалился, после чего снова показал ноутбук Егору. – А Следственный комитет не имеет к такому ни малейшего отношения. Введите пароль, пожалуйста.

Егор бросил на следователя неприязненный взгляд и не шелохнулся.

– Ну что, снова в отделение поедем? Можем и там поговорить, но получится дольше. А возможно, и больнее.

– Что, угрожаете? – прошипела Марина.